Горе мертвого короля - Мурлева Жан-Клод (первая книга .TXT) 📗
Я сказал себе: «Ну ладно, ладно… еще немного поищу, Лия… кладу на это еще жизнь… всего одну жизнь, и ни днем больше… а потом — домой, на Малую Землю…»
14
Где ты?
Где ты, Алекс? Kiét fetsat meyit… мой маленький враг… Я так давно тебя ищу.
Тебя нигде нет. Можно подумать, тебя поглотило пространство. Как будто ты и не существовал вовсе, только снился мне в долгом невероятном сне, где было столько всего — изматывающий путь по морозу, симфонический оркестр в небесах, ледяные и жгучие поцелуи, касание смерти, хлев, безумный старик в озаренной луной могиле, лошадь, кролик в ловушке…
Где ты, любовь моя? Никогда не прощу тебя, если ты умер!
Они били меня, чтобы я замолчала. Я кричала тебе — «Беги!» Один зажал мне рот ладонью, но я все равно пыталась кричать, тогда другой так хватил меня кулаком, что у меня все поплыло в глазах. Когда я очнулась, никого кругом не было. Я прошла по дороге до поворота, откуда видна равнина, и увидела удаляющийся отряд. Далеко-далеко, всего-то горстка черных точек на снегу. Я закричала, но ты уже не мог меня услышать.
Я побежала в хлев. Они оставили мне Факси. Я запрягла его в сани, которые ты приготовил к отъезду, и пустилась за вами вдогонку, ни дверь не закрыла, ничего, я себя не помнила. Только тетрадь захватила, рефлекс сработал. А ведь в ловушке-то и правда был кролик, жирный такой. А я его оставила лисицам. Жалко.
Я не рассчитывала вас догнать. Какая уж скорость у Факси с его толстой задницей, да и потом, что бы я стала делать? Не когтями же тебя у них выцарапывать? Хотя…
Нет, у меня была одна мысль, одна навязчивая идея: не потерять тебя из виду, узнать, куда тебя везут. Я с ума сходила от страха, что потом уже не смогу тебя найти. Как же я была права…
Бедный Факси, я стегала его, осыпала бранью, не давала дух перевести. Я орала: «В галоп!» Но он этого попросту не умеет, ты же помнишь. Самый его быстрый аллюр выглядит как мирное возвращение с ярмарки. Я ехала на юг по вашему следу, до боли в глазах вглядываясь в горизонт. Потом свечерело, стало темнеть, и я сбилась с дороги. Факси совсем выдохся. Пришлось остановиться. Я накормила его, напоила. Кругом стояла такая тишина… Мне чудилось, что равнина говорит со мной: «Гляди-ка, опять ты… мы, кажется, знакомы… узнаешь меня? Я белая, холодная, смертоносная, теперь вспомнила?» Мне стало не по себе.
Тут они и появились — подскакали с востока. Десяток всадников на низкорослых косматых лошадках — казаки в своих кафтанах и мохнатых шапках, с черными усами и длинными пиками. Они спросили, куда это я еду. Я не могла признаться, что хочу узнать, где мой возлюбленный-fetsat. Эти люди терпимостью не отличаются. Они бы очень плохо приняли подобное признание. Так что я сказала, что была в плену, кашеварила в военном лагере, откуда и сбежала. Что, кстати, было чистой правдой. Сбежала, да еще и лошадь увела? Да, эта лошадь возила фуры с продовольствием. И продукты оттуда? Да, я их украла. Ну, молодец, девочка, браво! Они смеялись и хвалили меня. Я показала себя славным солдатиком.
Я упиралась, как могла, но они заставили меня повернуть обратно. Темно, ты заблудишься, а потом, в той стороне, где столица, скоро будет опасно. Почему? Потому.
Так что мне пришлось развернуться и ехать с ними до деревни по ту сторону леса. Думаю, оттуда Родион и привозил продукты. Деревня была наводнена солдатами: авангард нашей армии. От них я узнала, что готовится большое наступление, что в ближайшие дни многотысячное воинство должно обрушиться на армию Герольфа, разбить ее наголову и освободить столицу. Тут ко мне вернулась надежда. Может быть, если на ваших нападут, они забудут тебя расстрелять… или не успеют.
Тебя расстрелять… Как можно ставить рядом эти два слова! Как можно было придумать такую чудовищную вещь: заставить кусочки свинца войти в твое тело, чтобы ты умер. Ты, такой нежный, такой незлобивый. Я прочла это в твоих глазах сразу же, в самый первый раз, когда наливала тебе похлебку, а рядом случилась драка. Если бы не эта драка, я бы, конечно же, и носа не подняла от котла. Это у нас было как закон: никогда не смотреть на тех, кого обслуживаешь. Пусть не думают, что мы им служим добровольно! Мы были прежде всего пленницами, а уж потом поварихами. Все взгляды обратились к дерущимся, все, кроме наших, которые встретились, да так и остались. Мы уже шли против течения, мы двое — против всего, и против всех, и против хода истории… Два fetsat’а! Я влюбилась в тебя за четыре секунды. Уже в тот первый вечер ты мог бы добиться от меня всего, чего бы ни пожелал, — я уже была вся твоя. Скажи ты мне: «Пошли, уйдем с тобой вдвоем — пешком, куда глаза глядят, в морозную ночь, на верную гибель…» — я бы пошла.
Погоди, так ведь я же и пошла!
Где ты, Алекс?
Я искала тебя много недель. Как одержимая, не останавливаясь ни перед каким безумством: запрягла Факси, и мы с ним влились в поток разбитых отступающих войск в надежде отыскать тебя. Я искала тебя в этих толпах солдат, среди этого беспорядочного панического бегства на запад. Изуродовала себя, как могла, чтоб ко мне не приставали, — оделась, как куль, надвинула шапку до самых глаз, лицо перемазала, так что не разобрать было, мужское оно или женское. У всех подряд я спрашивала: «Алекс Йоханссон?» — самым грубым голосом. «Алекса Йоханссона знаете?» На меня не обращали внимания. Принимали, видимо, за полоумную (или полоумного).
Мне их было жалко. Многие уже не в силах были идти. По обочинам лежали трупы, и воронье выклевывало им глаза. Живые шли, как загипнотизированные привидения. Мне показали не менее четырнадцати Йоханссонов, один из них даже был Александер. Он был вдвое ниже тебя и косой.
Мост через реку был разрушен, они попытались перейти по льду — весеннему, подтаявшему, — и он проломился. Сотни людей потонули у меня на глазах. Ужас какой-то.
Они расположились лагерем на берегу и стали восстанавливать мост. Все, что еще оставалось от их армии, стянулось сюда. Увидев вблизи их впалые щеки, голодные глаза и волчьи зубы, я поняла, что недалек тот миг, когда они зарежут и съедят моего Факси. Тут я испугалась. И отступилась. Повернула обратно.
Где ты, Алекс?
Мне тут сказали, что расстреливали только раз в неделю, в определенный день. А сражение произошло спустя два дня после твоего ареста. Ведь они не успели этого сделать, правда?
Я вернулась в нашу погорелую деревню, там уже были моя мать и бабушка. Мужчины наши все погибли — отец и оба брата. Отец в самом начале войны, братья — в большом сражении. Мы вместе оплакали их и стали отстраивать дом — соседи помогали.
Прошел год. Ни на день я не переставала думать о тебе. А потом однажды утром проснулась в необычайном возбуждении, словно выпила лишнего. Меня осенило: «Эта страна слишком большая, в ней невозможно никого найти, но твоя-то совсем маленькая, вот я туда и отправлюсь, на Малую Землю, залезу на самую высокую скалу, сложу руки рупором и закричу: „Алекс, ты меня слышишь? Это я, Лия! Я здесь!“»
И ты меня услышишь, ведь твой остров такой маленький! В крайнем случае, если ты сразу не отзовешься, я спрошу, где ты живешь, и увижу тебя не через три минуты, а через пять — уж как-нибудь потерплю!
Ничто не могло меня удержать, даже мать, у которой никого, кроме меня, не осталось.
Твой остров, Алекс, очень красив в своем снежном уборе, и он действительно маленький. С любого места пройдешь десять метров — и увидишь море, пройдешь пятнадцать — и окунешься! Твоя мать очень милая и душевная. Твой отец такой же красивый, как ты. Когда они поняли, что я — твоя подруга, для них это было все равно что явление ангела небесного. Они раскрыли мне объятия. Лаская меня, они как будто тебя ласкали, Алекс. Я стала для них больше чем дочерью. Они терпеливо выслушивали мою тарабарщину — ну, ты ведь знаешь, как я говорю — и руками, и ногами, и всякими ужимками! Я рассказала им, как мы сбежали вдвоем, рассказала, как тебя поймали. Когда я показала им тетрадь и они узнали твой почерк, мы плакали над этой тетрадью все трое.
