Кладезь бездны - Медведевич Ксения Павловна (книги без регистрации TXT) 📗
Куфанец сглотнул и переглянулся со спутниками – те тоже успели вскочить на ноги.
Нужно бежать отсюда, мелькнуло в голове. Бежать. И доложиться в ставке. В широко раскрытых глазах Марваза и Рафика читались точно такие же мысли.
Бежать и доложить: слухи не врут! Плодородные земли аль-Ахсы и вправду обрабатывают тысячи и тысячи рабов! Причем наверняка – из угнанных в плен ашшаритов! А самое главное, несчастные живут хуже собак! Даже хуже селян в Фарсе, где землевладельцы издавна славились неискоренимой жесткостью и поборами! «Рабочая скотина!» О Всевышний, услышал бы это кто-нибудь в Куфе или в Ятрибе!
Ставка встретила их факельным светом и гомоном.
Протолкавшись к шесту со знаменем эмира верующих, Хунайн услышал звучный голос, ссылавшийся на какой-то мазхаб – кади, не иначе.
– Пропустите! У меня известия! – Изо всех сил работая локтями, лез вперед куфанец.
Выбравшись из толпы на свет, он понял, что известия этим вечером у всех одинаковы: на площади под знаменем в окружении панцирных джунгар сидели голые грязные люди, глядевшие в одну точку. Сковывавшая их длинная цепь поблескивала в песке, словно змея.
– Кто это? – ахнул Хунайн.
– Ашшариты, из-под Васита, – теребя бороду, ответил смуглый до черноты ханетта. – Карматы угнали, во время набега.
– Когда?
– Они не помнят, – пожал плечами парнишка.
А перед сидевшим на коврике кади стоял и размахивал руками дородный мужчина в белой рубашке. Местный.
Местный кричал:
– Клянусь Всевышним, я владею этими невольниками уже семь лет!..
Семь лет.
Семь лет обращенные в рабство верующие провели на цепи в сарае, возделывая здешние райские сады.
– Вот купчая на невольников! Мне их продали люди из Басры! Я заплатил налог, я заплатил десятину закята! – сердито кричал упитанный мужчина, потрясая ворохом бумаг.
Законопослушный владелец садового инвентаря и рабочей скотины, похоже, тоже ни разу не ходил в поле и не брал в руки ни серпа, ни мотыги.
– Я поклянусь на Книге!
Кади переглядывался с седовласым старцем в серебряной шапочке законника. Факих затряс головой, и медные подвески шапочки зазвенели:
– Воистину, сие дело представляется очевидным! Сделка совершена законно, и мы не можем расторгнуть договор, заключенный согласно шарийа верующим ашшаритом!
Вокруг загомонили с новой силой.
Хунайн припомнил аромат сада. И шаркающие, звякающие шаги. Сколько людей в том сарае? Сорок душ, не меньше. А может, и больше. Они ж не сразу к дорожке подошли, не всех увидели. А усадьба немаленькая, рабочих рук требуется много. В одном саду три водяных колеса…
Куфанец прикрыл глаза – и сделал шаг вперед, в освещенный факелами круг:
– Я выкупаю этого человека!
Хунайн ткнул пальцем в ближайшего к нему несчастного – тот даже не обернулся в его сторону, продолжая смотреть перед собой с бесконечной, тупой усталостью жвачного животного.
В общем гаме Хунайна не услышали. Тогда он поднял руки и заорал что есть мочи:
– Я выкупаю этого человека, о правоверные!
Куфанец вытащил из-за пояса кошелек с двадцатью дирхемами – все, что осталось от жалованья. Подошел к упитанному владельцу райской делянки и кинул тому под ноги:
– Вот, забирай.
Тот непонимающе вытаращился. Ну, хоть торговаться не стал. Кади заерзал на молитвенном коврике:
– Вам, уважаемый, выписать купчую? Или вы предпочтете отпустить этого человека на волю?
Хунайн ответил ему взглядом. Судья смешался и отвел глаза.
– Отковывайте вот этого, с краю, – вдруг потеряв запал ярости, пробормотал куфанец.
Они выплелись из ставки уже вчетвером – пустоглазый человек шел за ними, как голодная собака.
– Куда теперь? – пробормотал Рафик. – В шайтанскую усадьбу не пойду. Я лучше в канаве на ночь устроюсь.
А Марваз вдруг вздохнул и вытащил из рукава свой платок с деньгами:
– На.
И протянул худому человеку с полосатой спиной.
Рафик покачал головой и сделал то же самое:
– Держи.
Стеклянные глаза вдруг сморгнули – и открылись совсем осмысленными. Полными боли. И стыда.
Человек упал на колени, прижал к впалой груди свертки с деньгами и зарыдал:
– Меня зовут Халид! Халид! Меня зовут Халид! Меня зовут Халид! Халид!
– Иди с миром, Халид, – тихо сказал куфанец. – Ты свободен.
Повернулся к всхлипывающему человеку спиной и пошел прочь, в темноту.
На ночлег они устроились и вправду в канаве. Точнее, рядом с канавой, в густом ивняке по соседству с джунгарским лагерем. Степняки, видно, брезговали разбредаться по усадьбам и встали, как привыкли, на открытом месте.
Разложив поклажу и расстелив коврики, все трое растянулись на земле и уставились в высокое черное небо.
– Я вот всё думаю… – начал было Рафик.
И осекся. Все трое «всё думали». И ничего не могли придумать. Деньги кончились. Следующая выплата – через две недели. У хозяина усадьбы тоже наверняка все в порядке с документами и купчими на рабов. И с выплатой закята тоже.
– Паршиво-то как, – подвел итог невысказанным мыслям Рафик.
– Погоди, – пробормотал Марваз. – Чует мое сердце, это только начало…
После такого обнадеживающего напутствия все трое вздохнули, накрылись одеялами – и захрапели.
Ночь внимательно смотрела на них с черного неба, изредка смигивая звездами.
Аскар, два дня спустя
Наблюдая, как снуют и подтаскивают припасы местные, Марваз недовольно морщился. Вид сытых, лоснящихся морд райских насельников приглашал его к кулачной драке. Но какой смысл в драке? Какой вообще смысл в этом походе, если мы… Тут Марваз спохватывался и прекращал думать крамольные мысли.
Собственно, врагов нигде не наблюдалось. Карматы как в воздухе растаяли. Армия халифа беспрепятственно продвигалась к столице аль-Ахсы, укрепленному городу Хаджар – вроде как туда стягивались вражеские силы.
А в каждом вилаяте их встречало ровно одно и то же: улыбчивые лица местных, прославляющих Всевышнего и эмира верующих.
И пустые глаза рабов, подносивших мешки с припасами.
По войску пустили приказ не задираться с мирными жителями. Впрочем, желающим выкупить единоверцев из тяжкого рабства тоже не препятствовали. Говорили, что в Хамаде эмир верующих пожертвовал на освобождение девяти несчастных.
Оставив каида Хунайна надзирать за сбором продовольствия, Марваз поплелся прочь – и тут же вышел на площаденку, на которой скрипел оглоблями громадный ворот. Да и нория, которую он приводил в движение, оказалась ему впору – здоровенная, в три человеческих роста. Черпаки водяного колеса сочно шлепали по поверхности водоема, мерно выплескивая влагу в глубокий желоб.
Оглобли ворота вертел старик на пару с осликом.
Невольник с усилием налегал на бревно, со звяканьем подволакивая прикованную ногу. Марваз сжал зубы: да что ж такое… Куда ни пойдешь – везде то же самое!
Каид вгляделся в равнодушное лицо старого раба и вздрогнул: знакомые черты! Несомненно, перед ним Ваддах, сосед-переписчик, пропавший пять лет назад после карматского налета! Правда, соседу в ту пору и тридцати еще не стукнуло, а по заваленной соломой и пометом земле шаркал старик, но уж больно приметный нос крючком! Да и кожа смуглая, очень смуглая, наособицу даже среди темнолицых ятрибцев!
Каид быстро подошел и позвал:
– Дядя Ваддах!..
Старик даже не взглянул в его сторону.
– Дядя Ваддах!
Марваз налег грудью на здоровенное бревно ворота, и тот со скрипом остановился. Ослик жевал волосатыми губами. Старик помигал запавшими глазами и посмотрел на каида.
– Дядя Ваддах? Это вы? Я Марваз, сын Галиба-копейщика! Помните меня, дядя Ваддах?
Осел ревнул и, пользуясь передышкой, пустил тугую вонючую струю. Невольник снова помигал и, задрав подол короткой рваной рубахи, повернулся к столбу ворота и сделал то же самое. Струи мочи потекли ему под босые ноги, пыль, в которой тянулась цепь от щиколотки, промокла и потемнела.
