Хельмова дюжина красавиц. Дилогия (СИ) - Демина Карина (библиотека электронных книг .TXT) 📗
— Ваши шутки должны быть уместны, тактичны и смешны… но на этом мы остановимся чуть позже, — Клементина отставила пустой стакан и поднялась, демонстрируя, что ужин закончен. — Сегодняшний вечер мы посвятим письмам.
Безмолвные служанки убирали со стола.
— Сейчас каждая из вас сочинит письмо родителям…
— А если…
— Или родственникам, панночка Тиана. Подруге. Кому угодно…
— И что писать? — с сомнением произнесла гномка, принимая шкатулку с письменными принадлежностями.
— Письмо. Если же вы, Лютиция, желали узнать, о чем именно должно быть это письмо, то здесь я, увы, к вящему моему сожалению, не способна помочь вам. Пишите о том, что вас впечатлило, взволновало, обеспокоило… о том, что вы чувствуете и чего желаете…
Красавицы переглянулись.
…о да, пишите, Себастьян готов был сожрать свою новую шляпку, украшенную дюжиной атласных роз, что письма эти, прежде чем покинуть особняк, будут тщательным образом перлюстрированы. А с другой стороны, так даже интересней. И на фаянсовую белую чернильницу он глянул с хищным интересом.
О том, что беспокоит?
Да, пожалуйста, панна Клементина… у нас помимо хвоста тайн нет…
«Милый дядечка, Константин Макарыч! — со всей старательностью вывел он и прикусил деревянную рукоять пера. С острия на белую бумагу стекла клякса, небольшая и в чем-то изящная, она заставила Клементину поморщиться.
И пишу тебе письмо, потому как нету у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался…
Следующую каплю Себастьян поймал мизинцем в полете и палец в рот сунув, громко сказав:
— А у нас в городе чернила синие!
…и вправду темно-багряные смотрелись несколько… странно?
…а потому хочу благодарствие свое выказать и почтение превеликое к тебе. Как здоровье твое? Как поживает супружница твоя? Глядючи на сотоварок своих, поминавши я ее добрым словом, поелику лишь ея стараниями благоденствую ныне и нервами обладаю крепкими…
Очередная клякса украсила послание. Почерком панночка Тиана обладала выразительным, по-детски округлым, и буквы выводила тщательно, высунув в приливе старания окрашенный чернилами язык.
Прибыла я в Познаньск третьего дня, ехала тяжко, медленно, особливо долго на Сермяжьем перегоне стояли. И там я вспомнила, добрый мой дядечка, как говорил ты мне, чтобы не думала брать расстегаев у лоточниц, дескать, несвежее в них мясо сувают. А я уже купивши была, потому как оголодала дюже и сил моих никаких не было, но понюхала и вправду нехороший от тех расстегаев дух шел. Небось, уж дня два как порченые, но с чесночком густо замешаные, чтоб, значить, запах отбить. Не стала я их ести, тем едино, твоими наставлениями премудрыми и спаслася.
А в Познаньске уже извозчик долго меня по городу катал и цельный сребень, скотина хитроумная, содрать пытался, тогда как работы было на два медня всего! Проторговались цельный час, а он еще сплюнул, обозвавши меня срамным словом, которое девице пристойной знать не полагается, но я все одно знаю, ибо это самое слово вы пользовамши, когда с паном Аврельевым в бостон играть изволили и ему на последнем круге четырнадцатый козырь выпал.
Не понравилась мне столица, дорогой мой дядюшка, злые люди, да все с придурью.
А генерал-губернатор и вовсе, страх перед Ирженной-милосердицей потерямши, в доме своем статую голой бабы поставил, мнит, дескать, истина эта работы италийского мастера. Дом-то у него преогроменный, какового, небось, и у мэра нашего нетути, ни у твоего, дорогой мой дядечка, приятеля, за которого ты меня сватать изволил.
Себастьян прикусил перо.
Нет, он не сомневался, что Евстафий Елисеевич послание истолкует верно, припомнит давнее дело с Сермяжьим переулком, где душегубствовал судейский писарь, мстительным духом одержимым. Но вот как изложить остальное…
Прямо.
А еще одну девицу из конкурсанток прокляли! Две же с нею осталися, и значится, только десятерых нас тепериче, об чем иные красавицы вовсе скорби никакой не имеют. Так нас до Гданьску и привезли, где мэр самолично встречал и кланялся, и супружница его кланялась, и сыновья кланялись. И все-то нам радовались, цветами задаривали. Мне-то целых два букетика принесли, правда, один совсем плохонький, поистрепавшийся, а вот панночке Габрисии прехорошенькую розу да без карточки, небось, от тайного поклонника.
Однако же, предупреждая беспокойство твое, любезный дядечка, спешу сказать, что поселили нас в Цветочном павильоне, куда мужчинам ходу нет никак, даже на минуточку или две, и честь нашу будут блюсти строго. Панна Клементина днесь много говорила про всяческие добродетели, прямо как супружница ваша, которая меня недолюбливает, хотя я никакого ей повода не давала и вновь же в ножки кланяюсь, за науку благодаря.
А после речей нас отвели в комнату, велели разоблачиться и мерки снимали. Хочу-то сказать, любимый мой дядечка, что все конкурсанки одна другой краше, и ни у кого-то изъяну нет, только у меня хвост один. Меня из-за энтого хвоста выгнать хотели, но потом забоялися скандалить, когда сказала я, как вы меня научили, вот я и осталась. А панна Клементина за тое, что спорила, крепко меня невзлюбила. И дала комнату незабудковую, с зеркалом преогромным, которое почти напротив окна висит.
Ты не переживай, милый мой дядюшка, окна хорошие, не сквозят, и от ворья всякого решетками забраны, красивыми очень, аккурат такие у пана Сигизмундова стоят. Помнишь, в прошлым годе, когда семь особняков обнесли, егойный не тронули, небось, с решетками связываться забоялись. А зеркало я покрывальцем накрыла, потому как помню, что матушка моя покойная, твоя разлюбимая сестрица, говаривала, что луна, в зеркале отраженная, красоту тянет? Нет уж, красота мне моя вся понадобится.
А еще нас панна Клементина голодом морить вздумала…
— Тиана, вы еще долго писать собираетесь? — вышеупомянутая Клементина стояла, сложив руки на груди, и белые, они выделялись на сером невзрачном ее наряде.
— Неа, мне уже немного осталось!
— Вы весьма многословны…
Намек, что другие с заданием справились? И теперь ждут единственно панночку Белопольскую?
— Так ведь вы сами, панна Клементина, сказали, чтоб писала обо всем, чего волнует. А меня много чего волнует! Вот у нас в городе такого нет!
— Какого?
— Такого! — Тиана обвела комнату широким жестом. — Всякого! И я ж должна все дядечке расписать! Он же ж спереживается весь! Он так мне и сказал, отпуская, что, мол, Тианушка, ты одна моя надежда и отрада… а он в Познаньске не был! И туточки тоже не был! И вот получит он от меня письмецо, а там всего-то два словечка!
Клементина вздохнула, кажется, уже жалея, что завела этот разговор.
— Вот и надобно писать хорошо! Чтоб дядечка не беспокоился, — завершила речь Тиана, ткнув пером в чернильницу. Лишнее стряхнула, уже не заботясь, что падают капли на скатерть…
…и на ужин подали вареную спаржу, блинцы кабачковые и сок со свеклы, дескать, зело он пользительный. Милый мой дядечка, пожалей меня, сиротинушку подкозельскую, пришли мне мясца, паляндвички сушеной, сальца с чесночком и еще колбас тех, которые супружница твоя велит от меня на чердаках прятать, дескать, ем я их втихую. Клевета это, дорогой мой дядечка! А если и случилось мне разочек пробу снять, так едино из желания увериться, что сделаны те колбасы должным образом, что не пожалели на них ни соли, ни приправов. И ныне вспоминаю я о доме твоем с величайшею сердечной тоской, думая, что туточки, в королевском палаце, помру я смертушкой лютой, голодною…
Себастьян вздохнул, прислушиваясь к урчанию желудка, явно не готового довольствоваться малым. И ладно бы голод, с голодом Себастьян как-нибудь управился бы, но ведь поддержание образа требует сил немалых, тут на одной вареной спарже и вправду недолго ноги протянуть.
