Трудно быть феей. Адская крёстная (СИ) - Россо Ея (читаемые книги читать .txt) 📗
Недовольные магички, кто промышлял зельями любовными, покинули государство ждановское. Остальные умелицы зелья и вещицы зачарованные добровольно снесли на площадь центральную, где и предали пламени, после того, как принесли царю клятву на крови, скрепленную словом волшебным. Нарушителя ожидало страшное наказание: дара лишался не только он, но и все потомки по прямой семейной линии, магически одаренные, вплоть о седьмого колена.
Жизнь постепенно входила в свою клею. И единственное, что огорчало и печалило всех участников событий — Ягиня.
Царевна так в себя и не пришла. Лекари в голос твердили Сириусу и Ждану с Амбреллой: ведунья все равно, что мертва. Были перепробованы все средства — волшебные и врачебные, но Берендеевна не оживала. Даже пресловутый поцелуй любви не помог. Сириус тенью призрачной бродил по дворцу, без еды-питья пропадая то в библиотеке царской, то в архивах фей, а то и вовсе исчезла на несколько дней неизвестно куда. Возвращался злой, осунувшийся и вновь принимался за поиски способа вернуть царевну к жизни.
Не помог источник живой в Вечном лесу, куда Сириус, с согласия и по настоянию Амбреллы, при её помощи и содействии, перенес безжизненную царевну и прожил в пещере вместе с ней месяц. И поили её, и купали — куклой бесчувственной назад во дворец унесли.
Эллочка, когда полную силу крыльев своих обрела, тоже оживить пробовала спасительницу. Но магия природная не смола пробиться сквозь непонятный щит невидимый. Когда зеленые струи хлынули из рук феи, оказалось, лежит Ягиня, будто в кокон стеклянный спрятанная. Никакие вещи волшебные, никакая сила пробить его не могут.
В конце концов Сириус покинул тридцать пятое королевство сто сорок первое царство семьдесят второе государство. Забрал любимую и отправился в избушку её лесную. Там и зажил, за царевной своей ухаживая. Выстроил возле колодца с живой водой стеклянный купол, оплёл его магией защитной, и туда Ягиня разместил.
Каждый утро, после того как всадник первый со двора съезжал, волк приходил к любимой, омывал студеной водицей лицо да руки, менял цветы в вазах, легко целовал в уста розовые, держал за руку. А затем уходил лес охранять: помогать попавшим в беду, наказывать браконьеров, шугать тех, кто покой леса нарушал, лишнего забрать пытался.
Вечерами, когда третий всадник покидал пределы Яги, волк возвращался в усадьбу, ополаскивался во дворе, опрокидывая на себя ведро воды, и отправлялся к царевне.
Сириус редко ночевал в избе: вдруг любимая очнётся, испугается, а его и рядом не будет объяснить, поддержать. Когда отсутствовал, сигналку заряжал — на каждый вдох глубокий, шевеление, на любое движение настроенную. Случись что он в ту же секунду узнает и примчит. У дальней стенки симуран лежанку себе устроил, там спал. Там же и работал за столом колченогим, книги изучал в поисках спасения.
Возле ложа, нам котором царевна спала, кресло поставил, иной раз в нем и засыпал, держа любимую за руку. При свете дня, закончив дела лесные, тут же подле ведуньи книги читал старинные, летописи, без устали разыскивая крупицы знаний, чтобы пробудить девушку. Много чего волк перепробовал, да все без толку. Ягиня спала мертвым сном, иногда улыбалась. И тогда сердце волка заходилось в надежде безумной, вот сейчас дрогнут ресницы длинные, колыхнется грудь под платьем расшитым, распахнутся медленно очи зелёные, и услышит он: "По здорову будь, добрый молодец". Но дни летели сизокрылыми утицами, а ведунья так и лежала на ложе своем, цветами усыпанном. Ж
Ждан предлагал Сириусу смастерить гроб хрустальный, мастеров-ювелиров нашел соорудить усыпальницу в саду дворцовом в углу потаенном, чтобы не беспокоил никто. Волк отказался. Негоже любимую раньше времени хоронить.
От царя Берендея — отца Ягини — раз в месяц лекари, знахари да маги в избу лесную наведывались. Государь поначалу хотел в царских хоромах дочь разместить, в опочивальне ее девичьей, да не тут-то было. Какую комнату для царевны не приготовят накануне, ту отпереть не могут опосля ни ключами, ни магией, ни вышибанием.
Пытались двери снимать с петель, но и тут незадача вышла. Едва комнату служанки-горничные покидали, как покрывалось все пылью серой. На уборку сутки-двое приходилось тратить. Заслоны колдовские, амулеты и обереги не спасали от наваждения. Бытовая волшба не срабатывала; приходилось ручками прибираться, да одежду потом выкидывать — не отстирывалась она от напасти. Тогда-то и согласился Берендей под присмотром Сириуса оставить царевну в домике её лесном.
Время шло. Ждан с Амбреллой спустя год поженились. Подошел срок и королева Вечного леса двойню родила: мальчика и девочку. Оба царства пировали две недели, от души радуясь такому чуду. Теперь и голову ломать не надобно, сразу два наследника — сыночек на отцовский трон, дочка — на мамкин.
Года два детишкам исполнилось, когда пришла страшная весть из дальних краев: будто бы война великая приключилась между богами Нави и Яви на краю земли. А принес её коргоруша вместе с Бабам Кузьмичом. Раз в полгода домовой в гости к волку с Ягиней наведывался, новостями обменивались, письма-подарки от Ждана с Эллой передавал. Сам государь только пару раз и сумел за все время к другу вырваться. В этот раз Кузьмич с собой кота прихватил: отдохнуть от царских отпрысков — больших любителей к кисе поприставать. А с тех пор, как в них магия наследная пробуждаться стала, бедному Черрику (имя ему Эллочка присвоила за любовь к ягоде черешне) и в тенях покоя не стало, везде отыщут и играть заставят, никакого слада с мелюзгой.
Посидели товарищи вечерком, потужили, дела обсудили, на Ягиню вместе глянули, когда удивленный коловерша носом повел и промурчал:
— Отр-р-ра-а-ау… Не убр-ра-а-ал мыр-р-р. — и картинку показал обоим, как входит между лопаток девичьих олчния черная, прощальный подарочек от сестрицы младшей.
Кровь отхлынула от лица у Сириуса, перед глазами замельтишили моменты давние: вот он повернулся к стольному граду, собираясь к костру во всю прыть бежать. Феврония как раз руку одну из пут выдернула и что-то вдогонку Ягине швырнула. Вспыхнула молния в сознании волка и словно наяву увидел он, как входит меж лопаток девичьих магия темная.
Кинулся Сириус к царевне, осторожно на бок перевернул, пуговки на платье расстегнул, стали в шесть глаз спину белоснежную разглядывать. Тут и обнаружили родинку с пятак. Коргоруша упреждающе рыкнул отгоняя друзей, и принялся вылизывать место отравленное. Не успели волк с домовым ахнуть, как острым когтем чиркнул кот по плоти нежной, пятнышко вырезая.
Хлынула кровь густая черная, Сириус на колени упал, едва желание сдерживая коргорушу не придушить. Бабай Кузьмич не растерялся, из мешочка своего походного достал ткань чистую, Впавшего в ступор волка отправил к колодцу за живой водой. Дождался, когда кровь течь перестанет и кот подойти позволит, да за дело принялся. Промыл порез, смазал края мазью дурно пахнущей, умостил царевну так, чтобы на боку лежала и назад не заваливалась.
Трижды коргоруша рвал кожу девичью, едва рана затягиваться начинала. Трижды шла из раны кровь черная. И только когда от крема леченого аромат трав лесных пошел, рухнул Бабай Кузьмич в кресло, едва дыша, разрешив Сириусу ближе подойти царевну за руку подержать.
Спустя пару часов края пореза затянулись, а к ночи и вовсе от него следа не осталось. Ягиню в порядок привели, по возможности кровь с тела омыли, и удобно на ложе устроили.
— Целу-у-у-уя-а-ау, — растянул в коргоруша пасть в улыбке.
Сириус вздогнул в глазах надежда забрезжила. Склонился он над царевной, припал к устам поцелуем горячим и… залился слезами горючими. Не вздохнула, не шелохнулась любимая. В тот вечер напились знатно волк с домовым, да коловерша не отстал, знай, лакал молоко забродившее. А под утро приснился симурану сон.
Вскочил волк, как подорванный, растолкал Кузьмича и затребовал:
— Какое, говоришь, знамение на краю света видывали? — домовой спросонья долго понять не мог, что от него хотят. Наконец, сообразил, поведал, что знал.
