Эхо войны. - Шумилова Ольга Александровна "Solali" (книги онлайн без регистрации txt) 📗
Дождь смывал бурые разводы со стены, кровь сочилась по цепочке луж и ручейков на трассу.
Через секунду я опомнилась, подхватила девочку подмышки и вынесла к выходу из переулка, бормоча: «Все хорошо, все хорошо…» Худенькое, как тростинка, тельце колотило. А став на ноги, девочка резко рванулась из рук, согнувшись у стены, и ее вырвало. Я сама дышала ртом, и делала это крайне осторожно.
Рука потянулась к переговорнику, и, уже набирая номер управления полиции, я почувствовала, как девочка схватила меня за руку.
— Уходите! Не нужна нам здесь полиция, и чужаки не нужны! Мы сами разберемся! Не звоните в полицию! — твердила она как заведенная, глядя на мой камуфляж.
— Хорошо, — я потерла лоб и попыталась зайти с другой стороны. — Я не буду звонить. Ты далеко живешь? Может, тебя проводить?
— Не надо меня провожать! Я зде… — она осеклась.
— Здесь живешь? — я окинула взглядом закоулок и действительно заметила несколько дверей. — Так ты видела, что здесь произошло?
Девочка сжала губы и попыталась убежать. Я поймала хрупкое плечико и чуть сжала. Жестоко, но если это окажется какой–нибудь помешанный маньяк, это в ее интересах.
В полицию не пришлось даже звонить — у проезжавшего мимо патруля хватило смелости завернуть в подворотню, из которой ручьями текла кровь.
Начала собираться толпа.
Ни до какого Корпуса я сегодня не доберусь, это ясно — полицейские вцепятся в меня намертво. Но, в конце концов, должно же быть во мне что–то от отца. Хотя бы стремление помогать правосудию.
Патрульные растолкали редкие ряды зевак, благоразумно вытягивавших шеи издалека — я загораживала подходы к трупу, и лицо у меня было весьма многообещающее. Среди темных голов на мгновение мелькнула соломенная макушка, и я зажмурилась, отгоняя очередную галлюцинацию.
— Что ты здесь делаешь? — устало спросила галлюцинация. — Ты же должна была уехать.
— Ты тоже.
— Эй, новобранец, как там тебя!… Тащи этих цыпочек в машину. А ну, пошли все вон отсюда, пока и вас в участок не прихватили! Нашли на что пялиться! — рявкнул на толпу второй патрульный, еще молодой, но уже равно потрепанный жизнью и непогодой. Смерил меня взглядом, равнодушно ознакомился с нашивками и, едва взглянув на девочку, направился к трупу. — Ну, что у нас тут?… Ф–фу… — он обернулся, слегка спав с лица: — Дамочка, как вам удалось его так разделать, а?…
— В каком месте нужно было смеяться? — сухо поинтересовалась я.
Тайл — а это действительно был он — только качал головой, прилепляя к стенам генераторы защитного поля. Обернулся:
— Орие, ради всех богов, угомонись. В городе полиция имеет право арестовывать даже военных.
— Ах, прости, забыла, — ядовито процедила я.
— Ты ее, что ли, знаешь, ящерок? — вмешался в нашу перепалку патрульный, тщательно споласкивая ботинки в глубокой луже. — Дрянь, сейчас эта каша растечется на полгорода.
— Да. Служили вместе, — Тайл взял молча вырывающуюся девочку за локоть и повел к машине. Второй патрульный снял с пояса рацию, мотнул мне головой, мол, куда идти, сама знаешь, так иди.
В гробовом молчании мы дошли до патрульного гравилета. Я забралась на заднее сиденье, подпирая боком начавшую возмущаться в голос девчонку, и уставилась в окно.
В управлении полиции меня продержали до первой вечерней вахты: снятие свидетельских показаний, подозрительно напоминающих допрос, собственно допрос, уже перекрестный… Долго ждали, пока придет хоть к каким–нибудь выводам следственная бригада на месте, и эти выводы пришлет в управление. Потом все те же пятнадцать минут моего пребывания на месте преступления в двенадцатый раз я пересказывала уже более высоком чинам.
Что нет занятия более мутного, тягомотного и давящего на мозги, чем допрос в полиции, я усвоила еще в детстве, и только это знание не давало мне взорваться при виде очередного следователя, возникающего на жестком казенном стуле напротив меня и с фальшивой улыбкой просящего повторить все сначала.
— А ты стала эмоциональной, — Тайл не отрывает взгляда от дороги. Гравилет закладывает крутой вираж и ныряет в проулок.
Когда–то — целую вечность назад — Бес говорил то же самое. Ну и что. Ну и что…
Что–то в нас сломалось. Что–то такое, наверное, важное. Мы находимся в одной машине уже двадцать минут, и двадцать минут молчим. И как это он вызвался отвезти меня из управления на базу, удивительно…
Я молча смотрю на него, искоса, бездарно делая вид, что слежу за дорогой. Тайл едва заметно сжимает губы и снова закладывает крутой поворот. Полувоенная форма полиции идет ему настолько же, насколько не шел мешковатый комбинезон, звякающий от металлического хлама в карманах при каждом движении. Ему, как ни странно, идет черный. Идет наглаженная до хруста куртка, перетянутая бронежилетом до полного анатомического соответствия, брюки, не вытянутые на коленях. И что–то еще, называемое взглядом и разворотом плеч. Взглядом вернувшегося домой.
— Ты правильно сделал, что ушел. Здесь ты на своем месте.
В тишине слова звучат слишком громко.
— Почему–то мне казалось, что мой уход ты не одобрила, — он обернулся ко мне всем телом. Звякнула, выбиваясь из–за ворота, опознавательная пластина на тонкой цепочке.
— Значит, зря, — я следила, как он прячет ее обратно, и думала о том, что не хочу, чтобы этот кусок металла когда–нибудь пригодился. Совсем не хочу. — Но почему… Почему здесь? Ты терпеть не можешь Деррин. А этот город — тем более.
— Все города одинаковы. А без Ремо я не уеду, могла бы и сама понять, — он отвернулся, следя за редким потоком машин. — Здесь не хватает патрульных. Из–за войны, из–за того, что полиция гибнет в стычках с этими сумасшедшими… Из–за того, что преступность подскочила втрое — обыватель уже ждет конца света, и поэтому ему море по колено. Так что готовы взять даже полицейского с двадцатью годами стажа на Солярике — патрулировать улицы, — в его голосе мелькнула горечь.
Я помолчала.
— Значит, будешь здесь?
— Да, — пауза. — Почему ты не уехала?
Я пересказала события предыдущей недели, опуская наиболее кровавые подробности.
— Вот как… — он качнул головой и медленно проговорил: — Кое–кто наверху выражался в том смысле, что это дело полиции, а вовсе не военных. Если все так, как ты говоришь…
— Все хуже. Если, не приведи боги, вас пошлют в усиление, это все равно, что отправить на расстрел. Результат, по крайней мере, будет один.
Несколько кварталов в кабине царила тишина. Я не выдержала первой, хотя вопрос, строго говоря, волновал меня мало. Просто хотелось что–нибудь сказать.
— Так как там мой труп?… Выяснили, кто его так?
— Нет, — Тайл плавно заворачивал на знакомую улицу. Высотный административный корпус базы уже мелькал среди домов. — Но навряд ли разделывал его кто–то двуногий, если тебе интересно. А вот залить труп кислотой, чтобы скрыть следы, ни у одного животного мозгов не хватит.
— С чего ты взял, что это вообще животное?
— Потому что труп, мягко говоря, погрызли. Грубо — сожрали половину. Либо унесли. Но, скорее всего, — сожрали. Кое–где следы остались, экспертиза вроде бы подтвердила. Ты вообще заметила, сколько частей тела не хватает? И что в крови вся стена, будто его с ходу начали на куски рвать?
— Как–то не привыкла всматриваться в трупы. Тем более, что чаще всего они являются прямым результатом моей деятельности… — я потерла лоб. Дело неожиданно принимало любопытный оборот. — Слушай… Значит, это мог быть кто–то… с животным?
— И возможно, не одним, — безрадостным тоном отозвался ремен. — Я понимаю, о чем ты думаешь. Если местные психи перешли от поджогов к натравливанию своих зверушек на прохожих…
— Городу мало не покажется, — и это еще слабо сказано. Я припомнила эти стаи, с которыми не справляются солдаты в тяжелой броне. А ведь их всех нужно чем–то кормить, и как это раньше мне в голову не приходило… Ведь если так, на них действительно бросят и внутренние войска, которых почти не осталось, и полицию с этой ее смешной экипировкой… И вот тут мне стало по–настоящему страшно. И вовсе не за себя. — Тайл… Скажи, что не имеешь склонности к самоубийству.
