Предатели Мира - Пекур Екатерина (читать книги полные TXT) 📗
— За местного не сойду?
— Разве что за местного пьяницу с перепоя… Если тут таковые водятся, — сумрачно отозвалась я, — И это ещё при условии, что лицо попроще сделаешь. В чём я лично сомневаюсь… — добавила я.
— В смысле попроще?
— Оно у тебя слишком… профессиональное. Даже теперь. Вроде бы ты кожу с кого-то сдирать намерился.
Карун поглядел на меня озадаченно, а потом неожиданно расхохотался.
— Я всё думаю, какой сценарий отыгрывать на мосту. И я не могу решить. Тень. Голова раскалывается.
— Зря ты кофе пил… Давление опять подскочило, — буркнула я на него, как сиделка на непоседливого больного.
Еле заметная улыбка. Да, понимаю, ты знаешь, когда и что нужно делать. И сколько приходится иногда платить за побочные эффекты. Теперь чувствуешь себя хуже некуда — но ты не уснул.
— Давай всё-таки попробуем.
Выйдя из мобиля, мы порылись в рюкзаке из багажника. Там нашлись кое-какие вещи на смену и пара дорожных наборов для утреннего туалета. Я с удовольствием избавилась от последних напоминаний о бюро второго линейного, причесалась и глянула в зеркальце. Рожа — жуть. Я-то сама выглядела ничем не лучше Каруна! Мятая, опухшая, поцарапанная… Правда, в неброском свитере, хлопчатых брюках и жакете я стала хоть немного походить на деловитую аллонга из провинции. А не на побитую мокрой тряпкой условно выпущенную комитетскую стажёрку.
Я мрачно посмотрела, как да Лигарра водит электробритвой по щекам, шее и подбородку. Без щетины его крупная худая физиономия выглядела получше, но на мирного жителя он всё равно не тянул. Глаза его сдавали… У нормальных людей не бывает таких уставших от жизни, ледяных глаз. Создатель. Как же я по нему соскучилась. По вот этому прямому носу с маленькой площадочкой посередине. Он живой.
— Не выйдет из тебя домохозяина, — заключила я, — тебе слишком хреново, чтоб ты мог это сыграть.
Он глянул на меня и коротко кивнул.
— Тогда попытаемся угадать, какие именно наши с тобой фотографии пустили в оповещение о поиске. Про себя надеюсь, что это были снимки из отдела расследований… Замученное чмо с мешками под глазами.
— Карун, — сказала я после паузы, — давай просто перелетим через реку. А мобиль бросим.
— Средь бела дня в этих местах? Население прибрежных городков до четырёхсот тысяч. А хорошая милицейская винтовка отлично берёт ширину Селлии. Притом на том берегу нас уже будут ждать точно такие же любители летунов. Ещё у нас пять трупов за спиной, так что ждать до вечера мы не можем. Через несколько часов тут воздуха не станет от людей в гражданском.
Я понурила голову и сжала кулаки. Чистая правда. Как же я ненавидела, когда он бывал прав. То есть всегда.
Мы молча продолжили сборы. Я уныло мозговала, не сумею ли я снять ему головную боль, но моя интуиция ушла в подполье. Разве что…
— Стой. Сядь на корточки.
Я молча обняла его за голову, скользя щекой по макушке и всем телом отдавая те немногие силы, что ко мне вернулись.
Какое-то время мы не шевелились.
— Как ты?
— Ты знаешь… полегчало, — пробормотал он со светлым удивлением, — Ну как ты это делаешь?!
Я с улыбкой пожала плечами.
— Самое смешное, что я не знаю.
Умытый, расчёсаный, в почти немятой рубашке, с гладко выбритым подбородком, подпёртым воротником ларго, Карун разительно изменился — и словно перенёс меня в дни, о которых я уж и забывать начала. Когда он двигался, отогнутые уголки воротника рассекали мировое пространство, точно крылья ястреба в атаке. Перед тем, как сесть в кресло, он пошевелил пистолетом в кобуре — так, чтобы приклад «треккеда» демонстративно выпирал из-под ткани — и наполовину расстегнул ларго. Выпущенная на волю опасность — обжигающая, смертельная и ядовитая — шла от него волной, как аромат от розы, как поток воды из сорванной плотины… Я иногда задавала себе вопрос — он играет эту жуткую звериную роль, или она и есть его суть — а в иное время он только сознательно ведёт себя по-человечески..? Один из моих учителей — это было в «Раньяте», Белой медицинской Школе, которую я заканчивала — однажды сказал мне парадоксальную, но мудрую вещь. Санда, нет на свете опаснее зверя, чем человек. Всякий зверь мудрее и милосерднее нас. А потом этого учителя уволили.
— Полезай на заднее и ляг на пол. Я ещё смогу изобразить себя самого, но тебя приметят по цвету волос. Не высовывай даже носа. Даже не дыши. Там, на въезде, четыре телекамеры.
— А они не заглянут в салон? — испуганно пролепетала я.
— Будем стараться, чтоб не заглянули. Клиренс у этой машины приличный и колёса двух с половиной ладоней. Человек среднего роста не видит пола, стоя в полшаге от борта, — проверил он, — Значит, ближе им нельзя подходить.
Человек, который сел в кресло «404-го», уже мало походил на что-либо мирное. И даже на человека.
Изобразить себя самого? А вы когда-нибудь видели рыбу в воде..? Ну, на худой конец, амфибию..? Я послушно скорчилась на резиновых ковриках, слушая гул мотора и вдыхая колючий механический запах мобиля. Вскоре мы подъехали к Селлии.
Глава тринадцатая
Некоторое время ничего не происходило. Мы ехали медленно, пуней двадцать в час, потом остановились перед развязкой. Я слышала, как рядом, за правой стенкой, глухо ворочается мотор тяжёлого грузовика — едкие, кисловатые газы от его «смешанного» двигателя сочились в нашу сторону; слева, над моей головой, скрипнули тормоза какого-то местного лихача. Где-то в отдалении прошумели моторы других мобилей, выезжавших на мост. Я смотрела на локоть и плечо Каруна, в какой-то степени купаясь в его ледяном спокойствии — и всё-таки ощущая на дне его души отчаяние. Он держал его на цепи, за десятью дверями — но оно не исчезало. Да и куда бы? Я увидела, как он властно и нетерпеливо махнул рукой в открытое окно и стал поворачивать налево, вон из очереди, наверное, даже на встречную полосу. Кто-то, наверное, неведомый лихач, которого Карун подрезал, разругался и вяло замолк. Человек не сделает таких манёвров, не имея на то прав или оснований. Мы прокатились ещё несколько десятков шагов и мягко решительно остановились — как будто мобиль двигался на огромных кошачьих лапах… Мне ещё лет десять надо не вылезать из-за руля, чтобы так водить, мда.
— Господин? — полувопросительно поинтересовался голос с улицы. Шаги и голос (в нём не было удивления или агрессии, одна только ленивая настороженность) донесли мне о том, что подошедший был среднего возраста и роста, очень хорошо двигался и явно держал «треккед» под мышкой. Не успели. В щёлочку я видела, как на торпедо «404-го» падает тень от патрульного. Мне жутко хотелось воспарить над этой сценой в виде одинокого глаза (вот пугающая-то сцена была бы, про себя улыбнулась я), но оставалось слушать и дополнять звуки воображением. Плечо Каруна экономно шевельнулось, и он презрительно и спокойно махнул из окна мобиля кусочком пластика. Большая часть карточки была закрыта его рукой. Я видела часть его лица — твёрдую скулу, подбородок и ухо — и у меня вдруг мурашки поползли по спине от этой бесцветной, неузнаваемой и опасной твари в ладони от себя…
— По спецу. Открывайте.
Пауза в ответ.
— Прошу прощения, — с усилием проговорил патрульный, — но мы осматриваем весь транспорт. Приказ Сантори. Тревога один.
Они общались на этом специфичном птичьем языке Комитета, сплошь из цифр, сокращений и неофициальных наименований. Послышались ещё шаги. Заитересованные долгой беседой, подходили другие. Подмога.
Лёд в жилах. Кислота. Удушье.
— Сантори? А почему, по-вашему, я тут нахожусь?! — обманчиво спокойно поинтересовался Карун. Даже если бы весь холод Мира кто-то собрал в одно место — этого бы не хватило для иллюстрации его тона. Я понимала, что он торопится — но ничто, абсолютно ничто в его поведении не говорило за это. И даже более того — мне приходилось буквально напоминать себе, что это он… Я не узнавала ни голоса, ни дыхания, ни даже запаха. Всё, что в нём было живого, индивидуального, рассеялось, как утренний туман над рекой. Пули в коробке более отличимы друг от друга… На них хоть царапинки есть. Эта же выпущенная на волю деталь Системы не имела вообще никаких человеческих признаков. Даже имени. Мне стало страшно. Меня охватил какой-то гомерический неописуемый страх, он поселился на дне живота и медленно тёк по венам, как горячее серебро.
