Магия страсти - Чарова Анна (бесплатные полные книги txt) 📗
Нет, не получится. Получится только обнять его и попытаться запечатлеть взглядом величественную красоту. А ведь Эд тоже все видит, его глаза распахнуты, и в них перетекает небесная синь.
Молчание нарушил Арлито:
— Если бы не горы, я сошел бы с ума от тоски по островам. У нас там черные скалы, пусть не такие высокие, и неописуемой красоты заливы.
Его голос будто нажал спусковой крючок, сказка перевернулась с головы на ноги и сделалась приятной обыденностью. Эд легонько хлестнул коня, и он припустился с горки.
— Летом, весной и осенью в долине, за горами, теплее, чем в других местах, — говорил Арлито. — Но зимой часто дует ледяной ветер, от которого птицы падают на лету, потому все живое старается уйти на запад.
— Лавины сходят? — поинтересовалась я.
— Да, но к Даалю не докатываются. Высокие горы очень далеко.
В долине мне понравилось больше, чем на подконтрольных землях: вот так загрустишь, выглянешь в окно, а там — горы, и сразу легко на душе. А еще почва тут каменистая и дороги не такие разбитые, пойдет дождь — не увязнешь.
Мы ехали, минуя деревни и городки, но даже издали было видно, что дома тут — каменные, с черепичными крышами, а люди, даже самые бедные, старались себя украсить яркими бусами, лентами, платья и рубахи — разноцветной вышивкой. Они больше улыбались и выглядели более счастливыми, чем северяне, что противоречило закону этого мира: «Счастье всем поровну».
— Тут такая красота, почему сюда все не переселятся? Зачем прозябать среди болот? — спросила я у Арлито, наполовину высунувшегося из телеги и упершегося локтями в ступеньку за моей спиной.
— Беззаконные земли близко, а сердце Спящего далеко. Иногда появляются упыри. Помню, целую деревню пришлось сжечь — все переродились, даже младенцы. Дети чаще рождаются питрисами, девушки становятся ведьмами, несмотря на обряд Отречения. Чаще вспыхивают эпидемии. Дааль построен именно здесь, чтобы сдерживать натиск обитателей той стороны, у нас сильный флот, но беззаконники снова и снова нападают с моря.
— Понятно. И все равно мне хотелось бы остаться здесь. Насколько я поняла, Дааль никогда ни с кем не воевал.
— Да. Нам беззаконников хватает, — отрезал Арлито. — Они считают, что из нас получаются хорошие рабы, смирные. Некоторые купцы не брезгуют торговлей людьми. Только и успевай отлавливать их и казнить.
Эд положил руку мне на плечо, я прильнула к его боку, проводила взглядом изъеденный коррозией валун, похожий на многослойную сосульку, растущую вверх. Хотелось оттянуть время, ухватить его за хвост и не отпускать, потому что каждый километр отдалял меня от Эда. Да, мы пока вместе, но все ближе, все неотвратимей утрата, все отчетливей проступают лица тех, кого он должен любить больше меня.
Пейзажи сменяли друг друга, будто кадры разных фильмов. Только что мы ехали вдоль пшеничных полей, потом дорога пошла вниз, и вот мы в карьере между желтовато-красными скалами. Выехали из него и очутились в раю: и слева, и справа — сады. Черешня уже налилась соком, яблоки еще зеленые, придорожная малина, присыпанная белой пылью, алая от ягод.
Я попросила остановиться, и мы нарвали немного черешни — сторож не появился и не наказал нас, Арлито пояснил, что путникам разрешено брать немного, потому бездомные и юродивые на лето кочуют в долину и кормятся фруктами. Те, кто летом ни к кому не прибился, зимой замерзают насмерть.
Мы двигались на юго-восток, к зеленой полосе деревьев, растущих вдоль реки. Сквозь скрип повозки и хруст камней под колесами я не сразу различила монотонный гул, но когда мы спрятались от зноя в тени размашистых тополей с серебристо-зелеными листьями и поехали вниз по течению горной реки, шелест превратился в рокот стремительной воды, сносящей препятствия, ворочающей глыбы.
А еще бросилось в глаза, что тут нет молодых деревьев, а столетние тополя-великаны стоят на размытых корнях, будто на колоннах.
— Каждую весну Бурульча разливается, вода сильно поднимается, тащит камни, которые разбивают мосты. Но случаются и годы страшной засухи, когда русло превращается в ручей и порастает молодыми деревьями.
Чем ближе подъезжали к городу, тем больше попадалось повозок и карет. В конце концов мы повернули к реке и упали на хвост повозке, застеленной мешковиной. Нервный старик-погонщик постоянно оглядывался и стегал коня, надтреснуто покрикивая «н-но!».
Когда въехали на холм, взору открылось обширное плато с гигантским постоялым двором, мы с Эдом залезли в кибитку, Арлито сел на козлы, позволив старику оторваться от нас.
Справа и слева от главной дороги была «стоянка» — деревянные сооружения, похожие на растянутую в пространстве многоногую букву «Н», по три «ноги» с каждой стороны. К перекладине крепились крюки, куда привязывали лошадей — одну напротив второй.
Туда-сюда одни подростки носили ведра, высыпали корм лошадям, ставили ведро под нос коню, ждали, когда он напьется, и передвигали дальше, а другие убирали навоз в деревянные тачки. За «стоянкой» для бедных виднелись места под навесом — для более благородных животных, а за ними — зимние стойла. Лошадей охраняли пожилые мужчины в кожаных жилетах и широких шароварах, вооруженные кнутами и луками.
— Здесь подвесная переправа, она выдерживает только людей, потому повозки и лошадей оставляют под присмотром, за отдельную плату, конечно. На той стороне берут лошадь на время или едут в город на повозке для простолюдинов. Вы подождете здесь, пока я съезжу в орден за подмогой.
— Неужели нет дороги в Дааль? Ну чтобы с мостом? Как же туда еду и прочее возят? — полюбопытствовала я.
— Мост есть, и не один, но севернее. Пришлось бы делать крюк, а здесь у меня старый знакомый Сэмми, он вас спрячет.
Метрах в тридцати от «стоянки», справа от дороги, был целый городок таверн: на первых этажах — харчевни, на вторых — спальни. Слева от нас стоял кособокий сарай, гибрид барака и ангара — в ближней к дороге части был склад, в дальней, похоже, обитали рабочие. Мы не стали сворачивать направо, в гостевой дворик, а направились к крутящимся трехметровым колесам наподобие тех, что у водяных мельниц.
На площадке между гостиницами и переправой не было ничего, только три пустые телеги, ткнувшиеся в землю дышлами.
Путники переправлялись над ущельем в огромной сбитой из досок клетке на тросах. Чтобы облегчить ее вес, боковые перегородки сплели из веревок. Чем-то это чудо техники напоминало фуникулер, но двигал его не мотор, а мускулистые мужчины. Первая пара толкала трехметровое колесо от себя, вторая — вращала на себя, и натянутые между колесами тросы двигались вперед и назад, перемещая над пропастью клетку, наполненную людьми.
С обеих сторон от больших колес наблюдалось по пять малых, двухметровых, причем одно находилось на этой стороне оврага, а второе — на другой. Два троса вверху, на них — кабинка с пассажирами, которая приводилась в движение непонятным пока способом. Скорее всего, в кабине имелся вращающий момент в виде педалей или руля…
Одна из десяти хлипких кабинок заскользила над пропастью, и я поняла, почему она движется: кто-то из пассажиров тянул один из верхних тросов, перемещая клетку, а на подъезде ему помогали мускулистые работники переправы, подкручивая колесо. Они напоминали титанов: сокращаются стальные бицепсы, мышцы на спине вздуваются. Каждый раз перед очередным рывком, когда ноги врастают в землю, кажется, что выпирающие мышцы разорвут кожу и обнажатся стальные жгуты. Я представила, каково это — изо дня в день рвать жилы, вращая огромное колесо, и стало до слез жаль этих людей.
Повозка остановилась в паре метров от хижины, уго будто выросла из камней позади последней транспортировочной кабинки и в пяти метрах от обрыва, где клокотала река. Арлито спрыгнул на землю, обошел дом — порог находился со стороны обрыва, — постучал и крикнул, стараясь перекричать рокот бурной реки:
— Сэмми, выходи, это Арлито!
Дверь открылась, и высунулся длинноносый мужичок со скошенным лбом, похожий на крота, причем ростом он ненамного превосходил Арлито. Что рассказывал наш маг, я не слышала, человек-крот шевелил надбровными дугами и кивал, поглядывая на повозку. Потом Арлито осмотрелся и махнул нам — идите, мол, тут безопасно.
