Начало Игры - Раевский Андрей (мир бесплатных книг .txt) 📗
Рука со светильником вновь поднялась вверх.
— Бог, подающий рожок, чтобы освещать наши обыденные земные утехи! Кто из вас задумывался, нравится ли это богу? Вещи утратили божественный смысл и стали просто вещами — рабами человека и такими же смертными, как и он сам.
А еда? Раньше люди, съедая то или иное блюдо, впитывали истинные свойства продукта. Зайчатина приносила плодовитость. Каждая рыба по-особенному воздействовал на характер съевшего её человека. А яйцо? Кто сегодня вспомнил о первичной форме вселенной? А хлеб? Кто вспомнил о божественной силе плуга, взрыхляющего землю и открывающего её пассивную природу активному началу неба? Кто сегодня пережил слияние стихии животворящего возрождения зерна-семени в соитии со стихиями огня и воды? Никто! Всё это осталось в прошлом. Боги ушли, и вещь вместо божественных образов являет нам маску, личину, обман!
Слова стали масками вещей. Кто сказал, что слова соответствуют вещам? Вздор! Слова живут своей собственной лукавой жизнью. Слова вступают в соитие и рождают всё новое и новое потомство масок, за которыми давно и прочно скрылись божественные души вещей. Что делает птица, изображённая на этой стене? — следуя указующему жесту Ринкиарта, все устремили взгляд на стену, где среди прочих изображений можно было различить птицу, клюющую персик.
— Эта птица хочет проникнуть за оболочку и прорваться к душе, но что она найдёт? Твёрдую косточку, которую художник нам недвусмысленно показывает. Что же остаётся нам делать? Играть в слова и лицедействовать вместе с изолгавшимися словами-масками? Именно это мы все и делаем, нарочно или нет. Я думаю, честнее делать это явно, — закончил сочинитель.
— Или идти к двуединщикам! — добавил хозяин, громко рассмеявшись. — Да-а! — продолжал он, — хотя здесь и коренится корневое корневище, но это не помешает распознать сущность, скрываемую под маской слова «десерт».
В это время слуги вереницей понесли через зал блюда с фруктами, сладостями и прохладительными напитками. Дыни, персики, арбузы, абрикосы, груши, виноград, яблоки, апельсины, сливы, ананасы, инжир, орехи и другие дары щедрой земли Бранала разыграли на столах новый концерт красок и запахов.
Неожиданно рядом с Ламиссой появился худощавый молодой человек с неестественно белым цветом лица и с такими же белыми короткими волосами.
— Прошу извинить меня за беспокойство, — начал он, — меня зовут Тимафт. Я давнишний друг Эрствира и, кроме того, я прихожусь ему дальним родственником. У нас тут своя постоянная компания ценителей высоких дарований. Мы все были восхищены твоим пением и хотели бы с тобой побеседовать. Не согласишься ли ты уделить нам немного внимания?
Ламисса была немного растеряна. Этот Тимафт был чем-то странен, но почтительная манера обращения почти всегда перевешивала у Ламиссы любые сомнения.
— Я ненадолго, — как бы не заметив недоверчивого взгляда Гембры, она встала из-за стола, изобилие еды на котором становилось уже гнетущим, и в сопровождении нового знакомого направилась к выходу.
Они прошли несколько коридоров и вышли на внутренний двор. Ночная прохлада обдала разгорячённую пиром голову, заставив с жадностью вдыхать свежий воздух. Пиршественный зал, судя по приглушённым звукам, остался в другом конце дома.
— Нам дальше, — мягко сказал Тимафт, спускаясь с лестницы портика и шагая на скупо освещённую лужайку.
— А далеко ещё?
— Нет. Мы там обычно собираемся… — он указал на тускло белеющий за кустами олеандра вход в маленький, давно требующий ремонта павильон.
Внутри павильона ничего рассмотреть не удалось — он не был освещён. Миновав два тёмных коридорчика, они стали спускаться по лестнице вниз.
— Осторожнее, здесь крутые ступеньки, — предупредил Тимафт.
Снизу на лестницу проникал свет, который по мере движения становился всё ярче. Наконец, они вышли в освещённый масляными факелами коридор, стены которого были выложены грубым нетёсаным камнем. Тимафт уверенно шёл впереди, и Ламисса едва за ним поспевала. Коридор казался очень длинным. Но и он, наконец, кончился. Пройдя ещё несколько небольших помещений, они оказались в ярко освещённой комнате, где за низким резным столом действительно сидела целая компания. Она приветствовала Ламиссу восторженными возгласами, и та смущённо присела рядом, с любопытством рассматривая присутствующих. Первое, что бросилось ей в глаза, было то, что среди них был человек, как две капли воды похожий на Тимафта. Несомненно, это был его брат-близнец. Взгляд Ламиссы скользил по старинным амулетам и украшениям, которые неизменно присутствовали в одежде каждого из членов собрания.
— Мы рады, что ты с нами, — провозгласил Тимафт, с несколько странной улыбкой. — Сегодня нам было сказано, что есть два пути ухода от гибнущего мира — или кривляться, учась жить, постепенно умирая, или идти в новую веру.
— Ты уже выбрала путь? — сонным голосом спросила одна из женщин с длинными чёрными волосами вся увешанная ожерельями и браслетами.
— Нет, я об этом не думала, — ответила Ламисса.
— Есть ещё один путь, — продолжал Тимафт, — НАШ ПУТЬ.
— Ваш путь? В чём же он?
— Скоро ты всё узнаешь, — продолжая двусмысленно улыбаться, ответил Тимафт.
Перед Ламиссой появилась чашка с горячим дымящимся напитком.
— Попробуй.
— А что это?
— Это то, с чего начинается наш путь.
Не придав словам Тимафта особого значения, Ламисса, под одобрительные возгласы компании, отпила несколько глотков обжигающе горькой жидкости.
— Давай, давай, ещё! — Зашумели голоса.
Ламисса с усилием отпила ещё немного и поставила полупустую чашку на стол. В голове зашумело, сознание стало терять контроль над чувствами.
— Что это? — спросила Ламисса, изо всех сил стараясь сконцентрировать волю.
— Это лучший из земных напитков, — зазвучал тяжёлым эхом, будто откуда-то сверху, голос Тимафта, — это отвар из гриба «нурт». Брага поэзии… разговор с богами и духами… неземное вдохновение…
Слова доходили до сознания Ламиссы глухими обрывками, теряясь и угасая в вязком мерцающем пространстве. А затем наступила полная темнота.
Глава 29
Гембра начинала не на шутку беспокоиться. Этот учтивый альбинос сразу ей не понравился. А предчувствия редко её обманывали. Она уже неоднократно ловила себя на том, что её отношение к Ламиссе представляло собой необъяснимо странный сплав. С одной стороны, Гембра продолжала видеть в ней соперницу, и никакая сила не заставила бы её вычеркнуть это из своего сердца, с другой же стороны, она кое в чём ей завидовала, хотя ум и образованность Ламиссы вызывали у неё как уважение, так и некоторую настороженность. Но противостоять обаянию её доброго, мягкого и в то же время сильного характера она не могла, чувствуя, к тому же, как более опытная в походных делах, постоянную ответственность за свою безобидную и доверчивую подругу.
— А где твоя прекрасная спутница? — вопрос вернувшегося после некоторого отсутствия соседа по столу, купца Рагимальта вывел Гембру из тревожной задумчивости.
— Да вот, ушла тут с одним… Весь такой белый…
— Тимафт — , подсказал купец. — Знаю я его… Давно ушла?
— Да пора бы уж и назад.
— Зря она с ним пошла. Очень зря. Знаю я эту компанию… Надо тебе её вытаскивать. С другого входа, в саду домик с колоннами. Вон там, поняла? Только хозяину не говори ничего… А я с тобой пойти не могу — заметно будет. Знают меня тут все…
Гембра не торопясь встала и подчёркнуто беззаботной походкой пошла к выходу, решив не подключать к делу товарищей-охранников,, шумно пировавших в другом конце зала.
Ламисса открыла глаза и увидела затейливую плетёнку орнамента на невысоком потолке. Оглядевшись, она обнаружила, что лежит на широкой каменной плите посреди большой ярко освещённой пустой комнаты. В голове продолжало шуметь и нестерпимо хотелось пить. Слегка пошатываясь, она встала и направилась к двери, которая, как и следовало ожидать, оказалась запертой. Не желая примириться со своим полубеспомощным состоянием, она, пытаясь стряхнуть с себя болезненное опьянение, стала рассматривать росписи, занимавшие всю поверхность стен. Фрески были необычны. Таких Ламисса ещё не видела. Особое внимание привлекла сцена, где духи с остроконечными головами катили среди голых безжизненных скал коляску Млавинка — хозяина вещих снов и повелителя лунных демонов. Роспись была исполнена в полупрозрачной серо-песочной гамме, фигуры персонажей были тщательно прорисованы во всех деталях изящными тонкими линиями и лишь слегка подцвечены бледными светящимися красками. Эти скупые тускло мерцающие пятна чистых цветов — бело-лимонного, светло-голубого и тёмно зелёного — полупроявленной плотью сгущались при вглядывании в них, словно обманчивой вуалью прикрывая фантомное серо-золотистое пространство. Сцена затягивала, заставляя вглядываться в каждую деталь, завораживая своей необычной правдоподобностью. Казалось, художник не вообразил, а доподлинно увидел шествие свиты Млавинка. Страшные духи с длинными и когтистыми звериными пальцами, заострёнными шишковатыми головами и огромными зубастыми ртами имели разные, с портретной, с позволенья сказать, точностью изображённые лица. Узорчатое, филигранно прорисованное убранство повозки сливалось с шитьём расписного кафтана седока в единую вязь мельчайших бисерных форм. Взгляд Ламиссы провалился в распутывание этой игры линий, почти не заметив, как стены комнаты раздвинулись и растворились, изображение расползлось, надвинулось и ожило. Повозка Млавинка действительно ехала на своих маленьких резных колёсиках. Кусок тусклого буро-зелёного неба вклинился между острыми рёбрами обломков скал. Из-за одного из них выглянула голова ещё одного духа с огромными заострёнными ушами. И без того широченный рот растянулся в ехидной улыбке. Сверкнули белки больших, уродливо близко посаженных глаз. А те, что катили повозку, шагали медленно и плавно, но взгляд почему-то беспокойно метался по трепещущим, несмотря на отсутствие ветра, лентам, по длинным рукояткам мечей, по густым складкам одежд. Ламисса шла навстречу повозке, чувствуя пьянящий аромат разряженного воздуха и упругий укатанный песок под ногами.
