Владыка башни - Райан Энтони (лучшие книги без регистрации txt) 📗
— Милорд?.. — Адаль изумлённо уставился на Ваэлина, не опуская натянутого лука.
— Вы находитесь под моим командованием, — напомнил Ваэлин, не глядя на капитана. — Подчиняйтесь приказу, или я вас разжалую и прикажу наказать.
Аль-Сорна не сводил глаз с шамана, не обращая больше внимания на негодование Адаля: Дарена пыталась успокоить капитана. Шаман взял свой костяной посох обеими руками и протянул к Ваэлину, дрожа на «чёрном ветру».
Ваэлин почувствовал, как зазвучала песнь крови, приветствуя душу, обладающую даром. Дарена тоже напряглась в седле, её рука упала с плеча Адаля. Ваэлин наклонил голову.
— Похоже, госпожа, нас приглашают на переговоры, — сказал он, обращаясь к Дарене.
Её глаза расширились от ужаса, лицо побледнело, но она согласно кивнула. Вдвоём они выехали вперёд и спешились против пришельца. Вблизи его худоба производила жуткое впечатление: кости белели под тонкой кожей лица, которая казалась не более чем бумагой, в которую мясник заворачивает обрезки. Седеющие грязные клочковатые волосы с висящими на них талисманами падали на плечи. Ваэлин понял, что старик дрожит не от страха, а от голода. «Они пришли не воевать, а умирать».
— У тебя есть имя? — спросил он шамана.
Тот молча воткнул свой посох в землю, оперся о него обеими руками и по-совиному пристально посмотрел в глаза Ваэлину. Этот неподвижный взгляд словно притягивал к себе. В душе шевельнулось беспокойство. «Может, действительно, хитрость, как полагает Адаль?» Однако песнь крови продолжала звучать дружелюбно, и он доверился ей. Она походила на воспоминание, на давно забытое виденье, пришедшее из иных времён, и оно явно было чужим.
Одетые в меха люди и животные. Медведи, огромные белые бестии, бредущие сквозь пургу. Много раненых, много детей. Из снежной круговерти возникают одетые в чёрное всадники, кромсающие плоть мечи, колющие копья... Кровь на снегу... реки крови... Всадники разворачиваются, перестраиваются и вновь атакуют, смеясь и убивая. Все новые и новые их шеренги появляются из-под белой завесы, тогда как людей, одетых в меха, становится все меньше. Тогда человек поднимает огромный костяной посох, и медведи кидаются на всадников, рвут, раздирают тела, убивают... Но тех слишком много... И становится всё больше...
Виденье исчезло. Лицо шамана по-прежнему неподвижно белело над вершиной костяного посоха.
— Вы это видели? — Ваэлин взглянул на Дарену и заметил ужас в её глазах.
Она кивнула, пряча дрожащие руки в рукава, и отступила на шаг. Он знал, что ей хочется убежать: этот измождённый, безоружный старик с посохом пугал её. Но она не двинулась с места, прерывисто дыша и не отводя глаз.
Ваэлин вновь повернулся к шаману.
— Вы бежите от чёрных всадников?
Старик нахмурился: судя по всему, он не понял ни слова. Аль-Сорна сокрушённо вздохнул, мельком оглянулся на своих гвардейцев и конников-эорхиль, а затем запел. Единственная нота, вряд ли способная вызвать кровотечение, — он просто озвучил свой вопрос, окрасив его видениями, которые посла л ему шаман. Старик вздрогнул, его глаза расширились, он кивнул, снова посмотрев на Ваэлина. И новое виденье возникло у него в голове.
Тёмная людская масса бежит по ледяной равнине, спины белых медведей мелькают в толпе. Бегут на запад, всегда только на запад, подальше от всадников... некогда отдыхать... некогда охотиться... только бежать... или упасть замертво. Сначала — старики, потом — дети, племя все редеет, оставляя краску жизни на белом снегу. Медведи свирепеют от голода, вырываются из-под воли шаманов, нападают на людей. Даже сильнейшие из воинов плачут, когда приходится убивать благородных животных и есть их мясо, ибо кто они без своих медведей? К тому времени, когда показываются равнины, становится ясно, что их народ умер... Они ничего не хотят и не просят, лишь спокойной смерти.
Виденье исчезло. Дарена всхлипнула, по её лицу потекли слёзы.
— Какие же мы чёрствые дураки, — прошептала она.
Ваэлин запел снова, вкладывая в песнь образ сражения, увиденного на гобелене в Башне: Орда и её ужасные звери. Шаман с презрительным ворчаньем послал ему новую картинку.
Битва жестока, пощады никто не ждёт, кошки и медведи в ярости кидаются друг на друга, стаи копьястребов затмевают небо, сталкиваются, как грозовые тучи, роняя на землю дождь окровавленных перьев, люди дерутся копьями и костяными дубинами... Кровавая битва завершена: Медвежий народ показал Кошачьему, как надо сражаться во льдах, и те трусливо убираются в южные долины в поисках более лёгкого противника. Больше их никто не видел.
«Медвежий народ». Ваэлин посмотрел на стойбище: мужчины, женщины, совсем немного детей... Все крайне оголодавшие. Стариков не видно, как и животных. «Потеряв медведей, они потеряли имя». Он перевёл взгляд на шамана и запел снова, вызвав образ всадников в чёрном и закончив вопросительной нотой, уже чувствуя знакомую усталость: на сегодня он спел достаточно.
Впервые шаман заговорил, его рот искривился, когда он попытался выговорить единственное слово незнакомого языка:
— Воларс-с-сы.
Приказав гвардии Северных пределов отдать северянам половину наличных запасов еды, он отослал гвардейцев к местам их службы: оставил не более дюжины. Капитана Адаля, чья угрюмая ярость становилась уже утомительной, отправил на юг с приказом отменить общий сбор и послать гонцов к сеорда с известием, что их воины больше не требуются.
— Кошачий народ, Медвежий народ, — прошипел Адаль Дарене, почти на пределе слышимости для Ваэлина. — Все одно — ордынцы. Мы не можем им доверять.
— Вы этого не видели, Адаль, — прошептала та, тряхнув головой. — Единственное, чего нам теперь следует страшиться, это чувство вины, если мы дадим им умереть.
— Людям всё это не понравится, — предупредил он. — Многие будут требовать мести.
— Мой отец всегда выбирал верный путь, не заботясь о том, как его поймут другие. — Дарена замолчала, и Ваэлин почувствовал, что она смотрит в его сторону. — В этом отношении ничего не изменилось.
Эорхиль уехали вечером. Пока его народ седлал коней, Санеш Полтар поднял руку, прощаясь с Ваэлином, и произнёс:
— Авенсурха.
— Это моё имя?
Вождь указал на север, где над горизонтом вставала одна-единственная звезда.
— Всего лишь один месяц за всю человеческую жизнь она сияет так ярко. Под её светом не бывает войны.
Он снова поднял руку, повернул коня на восток и ускакал вместе со своим народом, за исключением одного всадника. Вернее, всадницы.
— Она отказывается уезжать, милорд, — напряжённо произнёс Орвен, избегая смотреть в глаза Аль-Сорне.
Неподалеку Инша-ка-Форна раздавала полоски вяленого лосиного мяса кучке детей, жестами показывая, чтобы они не глотали слишком быстро.
— Я спросил госпожу Дарену, почему она так поступает. Госпожа ответила, что я, гм... и сам знаю.
— Капитан, вы хотите, чтобы она уехала?
Орвен закашлялся и нахмурил брови, обдумывая ответ.
— Тогда примите мои поздравления. — Ваэлин хлопнул его по плечу и пошёл искать Дарену.
Она сидела рядом с шаманом. Оба склонились над носилками, на которых лежала старуха. Женщина была ещё худее, чем остальные члены племени: она едва дышала, рот раскрылся, взгляд уже стекленел. Старик смотрел на неё с глубокой тоской, и Ваэлину не требовалась песнь крови, чтобы понять: мужчина смотрит на умирающую жену.
Дарена достала из своей сумки пузырёк и влила содержимое в рот старухи, несколько прозрачных капель на пересохший язык. Та слегка шевельнулась, поморщилась и закрыла рот, почувствовав свежую влагу. Взгляд приобрёл осмысленное выражение, и шаман, взяв женщину за руку, тихо заговорил на своём родном наречии. Гортанные слова звучали резко для уха Ваэлина, напоминая скорее порывы горного ветра, но все равно в них чувствовалась нежность. «Он говорит ей, что они спасены, — догадался Аль-Сорна. — Говорит, что нашли убежище».
Взгляд старой женщины скользнул по лицу мужа, уголки её губ дрогнули в улыбке. Затем свет потух в её глазах, и грудь перестала вздыматься. Шаман не шевелился, продолжая сидеть у её ложа и держать за руку, недвижимый, как и его покойная жена.
