Зов Уршада - Сертаков Виталий (читаем книги .txt) 📗
Немедленно возникла опасность того, что глупец, не обладающий добродетелями, применит страшные навыки против беззащитных и слабых. Тогда собрались мастера и постановили, что утяжелять бойцам руку можно лишь на третий год. А для допуска к оружию ученик обязан свободно и уверенно показать танец Шивы, вращая двумя чашами, заполненными горящим маслом. Ученик обязан использовать шестнадцать движений, не больше и не меньше, ладонь руки и плоскость чаши с огнем всегда располагая горизонтально, независимо от того, в какой точке спирали находится каждый сустав тела…
Я не нуждалась в чашах с горящим маслом, чтобы разогнать и собрать в один клубок две силы — восходящую и нисходящую. Я не уловила момент, когда э-лек-три-чес-кий кабель распрямился в стене подобно танцующей кобре и молнии, бившиеся в нем, вплелись в кокон моих вращений. Я не уловила момент, когда ноги впервые оторвались от пола, залитого кровью моих недавних соперниц. Зато меня окатила теплая волна, когда часть женщин присоединились к вере раджпура.
Не все, но во всех мы и не нуждались. Вероятно, набралась дюжина, а затем их количество удвоилось, они, сами того не замечая, подхватывали энергию танца и не позволяли ей расплескаться, они своим жгучим стремлением к чуду удерживали вокруг меня невидимый кокон, которым я усердно вскрывала ткань сущего. И самой первой, самой отважной среди них была… бабушка Юли Богушар.
— Держите меня четверо! Во, девка, что творит!
— Ни фига себе, свет потух!
— Какой, на фиг, свет? У нас телевизор взорвался!
…Единожды научив тело подчиняться разуму, танец можно повторять бессчетное число раз. Гораздо труднее повторять асаны в той строгой последовательности, которая необходима для перехода на следующий уровень. Когда-то мы с Рахмани спорили об этом; огнепоклонник утверждал, что долгим сидением в темноте старцы добиваются того же уровня просветления, не изнуряя себя выворачиванием суставов, а я говорила, что скорее дам себя убить, чем лишить зрения…
— Ава твам мам… ава вактарам… ава шротарам… ава датарам… ава дхатарам… аванучанамава шишйам… ава пашчаттат…
— Мать твою за ногу! Остановите ее, совсем рехнулась!
— Ее же током бьет!
— Да заткнитесь вы, дуры! — кажется, это рыкнула Маргарита Сергеевна.
Я посыпала себя шафраном. Я посыпала себя сухой глиной. Я слышала липкий страх множества несчастных созданий даже сквозь стены темницы. В этом мире каменные стены сочились страхом. Но камни не умеют сами бояться.
— Ом, поклон тебе, Повелитель ганов; воистину, ты — зримый Изначальный Принцип. Поистине, только ты — создающий. Поистине, только ты — поддерживающий. Поистине, только ты — уносящий. Именно ты есть Брахман, являющийся, несомненно, всем. Ты — зримое вечное Я…
Пока что трещину не видел никто, но она расширялась. Трещина расширялась внутри меня.
Зато Он услышал меня.
Я продолжала танец, дожидаясь обильного пота. Я продолжала посыпать себя шафраном и сухой глиной. Шафран был здесь совсем не такой, как требовалось, несвежий, впитавший чужеродные запахи, но лучшего, видимо, не отыскать…
Пряность Юля раздобыла с огромным трудом. Когда нюхач шепнула мне, что бабушку не вытащить живой, я засмеялась и сказала, что мертвая ведьма нам не нужна. Мы торопились к тюрьме, Кой-Кой гнал тяжелую повозку по дорожкам для пеших гуляк, заставляя их взбираться на стены, и тогда Кеа заявила, что выход из темницы один, что мне понадобится шафран. Я сразу поняла, что она имела в виду.
Марта Ивачич испугалась. Потому что Кеа намекала на формулу, которая не под силу одинокой Дочери-волчице. Перевертыш остановил машину, мы застряли совсем близко от рыдающей цитадели.
— Если ты снова используешь силу молний… — напомнила Кеа.
— А если мне не удастся вызвать Покровителя? — вопросом на вопрос ответила я.
— Я слышала, что Матери-волчицы умеют вдыхать жизнь в свой пот, глину и шафран…
— Владыка препятствий может убить всех нас, — уперлась я.
— Иначе старушка погибнет… это я вижу наверняка.
— Кой-Кой, твое решение? — повернулась я к нашему рулевому.
— Если нет другой ведьмы, как мы откроем канал? — разумно возразил перевертыш.
И мы поехали искать шафран.
…И вот, оно прорвалось… Искры метались по железным поручням лестниц, струйки сиреневого огня стекали по стальным косякам, я кружилась все быстрее…
— Домина, остановись!
— Кто это? — охнула Юля. — Бабушка, не там, позади! Кто это?
Я могла бы… мне кажется, я могла бы одна сотворить то, что не под силу тримурти наших Матерей… я ощущала в себе силу вызвать не только Устрашающего, но и всю его низшую свиту — пищачей и ветал, вечно голодных оборотней, обитавших под кладбищенскими плитами.
— Зачем нам эта гадость? — недоумевала Юля, когда мы напрасно посетили три лавки. — Давайте купим пастернак или мяту?
Как мне рассказать ей в двух словах, зачем босоногие садху часами следят за бликами на воде? Как объяснить, зачем ночью на плотах зажигают свечи, зачем йогины уходят на восемь лет в горы, зачем Красные волчицы поют ночами перед голубым ликом лучезарной Парвати?
Мне же кажется, я знала это раньше, чем произнесла первые слова.
…Когда Шива пришел к жене своей, луноликой Парвати, то Нанди, растерянный, не осмелился помешать своему Хозяину войти в Его собственный дом. Случилось так, что Парвати застигнута была мужем при совершении своего туалета, и досада ее оказалась велика. Она в гневе поведала об этом своим преданным служанкам, и служанки ответили, что ни один из ган эскорта Шивы не станет ее ганом, поскольку это слуги мужа ее. Служанки подсказали ослепительной госпоже, что ей следует создать собственного сына, преданного только ей…
Парвати обрадовалась такому предложению. Она замесила глину с шафраном, обмазала тело свое этой массой, заставила массировать себя и собрала то, что отделилось от кожи ее с потом и прочим. Парвати размяла то, что отделилось, и слепила из этого мальчика, сильного и прекрасного… Украсив мальчика своего роскошными браслетами, серьгами и ожерельями, она одела его в царские одежды, благословила и вдохнула в голема жизнь.
Сын же поклонился ей, коснувшись ее обуви и своего лба, и спросил, чего бы ей хотелось. «Мой долг — повиноваться тебе», — добавил он. Парвати вручила ему дубинку и приказала стать на страже у дверей дворца ее, чтобы никто не мог войти. Случилось вскоре так, что явились ганы мужа ее, Шивы, но не сумели попасть внутрь. Мальчик всех разогнал своей палицей, одних покалечил, других же — убил. Шива рассердился, узнав об этом, поскольку отвлекли его от медитации, и направил к дворцу жены своей вельмож, и старших слуг, и приближенных. Но мальчик и их прогнал…
Тогда Шиве пришлось обратиться к другим богам, но лишь сообща они сумели одолеть сына Парвати, а Вишну своим диском отсек ему голову. После битвы Шива вошел к супруге своей и нашел ее в великой печали и слезах. Узнав о том, как все произошло, Шива пожелал мира со своей женой и сказал так: «Это твой сын, а значит — это наш сын, и пусть немедленно отправляются приближенные мои и у первого, кого встретят на дороге, пусть заберут голову!»
Приказание хозяина немедленно исполнили, а первым встретился посланцам Шивы слон. Тогда приставил Шива голову слона к телу своего сына Ганеши, вдохнул в него жизнь, и стали они дальше жить счастливой семьей…
Как мне рассказать рыжей глупенькой ведьме, никогда не покидавшей свой серый гранитный город, зачем мне шафран?
— Ава пурастат авоттараттат… ава дакшинаттат… ава чордхваттат авадхараттат… сарвато мам пахи пахи самантат…
Он просыпался, он шел на зов ничтожнейшей из своих служанок. Он — Покровитель путешественников, спаситель и укротитель, справедливый и грозный. Я заранее знала, что он придет ненадолго, что его покровительства едва хватит, чтобы вызволить нас, однако поступь его заставляла вздрагивать мое сердце…
Ибо шел он изнутри меня. Как и положено богу.
