Ореховый посох - Скотт Роберт (е книги txt) 📗
Мужчины быстро окружили ее. Ханна, растерявшись от неожиданности, застыла на месте, чувствуя, что руки и ноги точно залиты бетоном. Она без борьбы опустилась на землю, а они принялись бесстыдно шарить руками по ее телу, срывая с нее одежду и споря друг с другом, кто будет первым. И тут до нее наконец дошло, что с ней сейчас сделают.
В голове звучал сигнал тревоги: «Вставай! Дай им сдачи!» Но она уже угодила в ловушку, и с этими троими ей одной было, конечно, не справиться. Она даже сдвинуться с места не могла — слишком они были тяжелыми. Слыша обрывки фраз, которыми обменивались насильники, Ханна чувствовала, что ее охватывает паника, однако же, как ни странно, не переставала удивляться тому, что понимает эти грубые, точно топором рубленные слова:
— ... Что за поганая одежка на ней?..
— ... Ты только на эти штаны посмотри!..
— ... Чего там смотреть! Стаскивай их с нее, шлюхи вонючей! Или не можешь?
«Это уже происходит! О господи, это же происходит со мной!.. »
Ханна не раз читала о жертвах насилия, о том, как ставшие его жертвами женщины жалели, что не владеют способами самозащиты, что не взяли с собой молоток, или хотя бы газовый баллончик, или ракету «Томагавк», или бог его знает что еще, но она никогда не принадлежала к тем, кто грозно заявляет: «Уж если такое случится со мной, то я... »
Нет, она просто молила Бога, чтобы с нею этого никогда не случилось. И только теперь поняла, что этого мало.
«Ключи», — вспомнила она вдруг.
Кто-то говорил ей, что ключи могу послужить отличным оружием защиты в случае нападения насильника. Ими можно сильно поранить ему лицо, или изуродовать глаза, или даже продырявить мошонку. Где же ее ключи? Куртку она обвязала вокруг талии, но ключей в карманах куртки точно нет... И тут Ханна вспомнила: она положила их на кухонный стол рядом с недоеденной пиццей в доме № 147 на Десятой улице в Айдахо-Спрингс!
Она пронзительно вскрикнула и, царапаясь, точно дикая кошка, попыталась вырваться. Возможно, ей удалось бы даже выцарапать кому-то глаза... но, к сожалению, у нее никогда не было достаточно длинных или особенно острых ногтей. Ханна Соренсон никогда в этом отношении не следовала моде, и ногти у нее всегда были аккуратно подстрижены и подпилены, так что в качестве оружия не годились.
Она яростно лягалась, громко зовя на помощь и моля о пощаде, пока один из насильников не пнул ее коленом меж ног, отчего низ живота сразу пронзила острая боль, а поясница онемела, точно парализованная. Второй мерзавец мучил ее, больно крутя и сжимая груди.
От боли Ханна невольно подалась вперед, потом вцепилась ему в палец зубами и сжимала их все сильнее, словно хотела вообще этот палец откусить. Вскоре она почувствовала вкус крови. Вдохновленная своими успехами и мечтая о том, как хорошо было бы плюнуть откушенным пальцем в лицо этому подонку, она продолжала вгрызаться все глубже, стараясь прокусить палец до кости.
И насильник действительно вскрикнул от боли, перестал терзать ее груди и попытался вырвать из зубов Ханны свой палец, пока она его и в самом деле не откусила.
— Шлюха вонючая! — завопил он и с силой ударил ее.
Первый удар пришелся Ханне в висок, но она почти не обратила на него внимания, настолько сильной все еще была боль внизу живота.
«Жаль, — подумала Ханна, — что он не сломал мне челюсть или нос, потому что тогда я потеряла бы сознание и самое страшное было бы позади».
Но пик жестокости еще не настал, и этот удар в висок пока что был, пожалуй, самым сильным из нанесенных ей ударов.
Тот, что терзал грудь Ханны, отклонился назад, занося свободную руку для такого удара, который наверняка лишил бы ее сознания, но ей удалось еще сильнее стиснуть зубами его прокушенный палец, и она, чувствуя, как его теплая кровь течет ей в рот, решила ни за что не разжимать зубов.
Но страшного удара так и не последовало.
Первого насильника Черн Преллис ударил с разбегу — тот как раз отклонился назад, чтобы ударить беззащитную девушку в лицо. Перед Ханной на мгновение мелькнуло тело какого-то великана, заслонившее солнце, и она увидела, как он оттащил насильника, ставшего похожим на мешок с болтающимися конечностями — оставив у нее во рту часть его пальца, — на ту сторону дороги и швырнул в канаву. Ханна в ужасе выплюнула отвратительный кусок плоти и нерешительно приподняла голову.
Двое остальных мерзавцев живо скатились с нее, затем неловко поднялись на ноги и поспешили к своему приятелю. Пока Ханна машинально оправляла на себе одежду, застегивая джинсы и натягивая задранную рубаху, она успела краем глаза заметить в канаве мелькание рук и ног; хотя насильников было трое, им, похоже, приходилось нелегко.
Тыльной стороной ладони она вытерла рот и увидела, что рука вся в крови. Ее вдруг затрясло. Сперва задрожали перепачканные кровью пальцы, потом дрожь по руке поднялась к плечу, охватила грудь и спину, волнами сотрясая ее худенькое тело. Ханну душили беззвучные рыдания, горло сильно саднило.
Стараясь не обращать внимания на дерущихся, которые продолжали кататься по земле совсем рядом с нею, она села, поджав колени к груди и уставившись на носки своих кроссовок. Сквозь слезы она видела, что гладкая кожа покрыта бледно-бежевой пылью, и вдруг подумала, что если бы могла до них дотянуться, то написала бы на каждом: «Это только сон». Или: «Дурочка, ты же не Брюс Ли».
Она сидела, обхватив дрожащими руками колени и опасаясь, как бы страшная боль внизу живота не заставила ее снова лечь или, что еще хуже, потерять сознание. Ее в ужас приводила одна лишь мысль о том, что может случиться, если она погрузится в небытие. Ведь ее спаситель, в конце концов, сражается один против троих.
Ханна так сильно прикусила губу, что почувствовала во рту вкус собственной крови, потом оттолкнулась ладонями от грязной земли и заставила себя встать на колени. Перед глазами у нее мелькали какие-то бледно-желтые вспышки; по перепачканному лицу бежали слезы, прокладывая в грязи извилистые дорожки.
Она постаралась сделать несколько медленных, спокойных вдохов и выдохов, и в голове у нее несколько прояснилось. Затем повернулась и стала смотреть, как ее спаситель дерется с насильниками, страшно сожалея, что ничем не может ему помочь. Впрочем, вскоре ее охватило радостное изумление: этот великан, с такой легкостью отшвырнувший того мерзавца, что крутил ей груди, явно одерживал победу. Тела двоих негодяев уже валялись в неестественных, неуклюжих позах на обочине дороги. Третий вскочил ее спасителю на спину, но выглядел при этом почти комично — точно ребенок, вздумавший покататься верхом на свинье. Крепко обхватив своего могучего противника обеими руками за шею, он изо всех сил старался его задушить. Но тщетно.
Ханна видела, что ее избавитель, одной рукой придерживая насильника за оба запястья, не делает при этом ни малейшей попытки оторвать его руки от своего горла. Похоже, он придерживал его просто на всякий случай — вдруг этот акробат расцепит руки и попытается сбежать?
Затем великан свободной рукой схватил своего наездника за загривок, словно желая заставить его сделать довольно неуклюжий кувырок вперед.
Завороженная этим странным зрелищем, похожим на древний ритуальный танец, Ханна почти забыла о боли внизу живота и мучительно ноющих грудях. Она, правда, никак не могла догадаться, что ее мрачнолицый спаситель намерен делать дальше.
«Интересно, — думала она, — как долго он еще будет стоять, удерживая этого типа, который пытается его задушить? »
Затем стратегия великана стала понемногу проясняться. Крепко зажав одной рукой руки своего противника, а другой придерживая его спину, он согнул ноги в коленях, затем вдруг с силой подпрыгнул, перевернулся в воздухе и всем своим весом рухнул на врага, придавив его к земле. Их тела, ударившись о землю, глухо ухнули; этот звук больше всего был похож на взрыв газа, находившегося в баллоне под давлением. Ханна не сомневалась, что третий насильник мертв; никто не сумел бы выжить после такого падения. И ей очень хотелось надеяться, что он, умирая, испытывал страшную боль.
