Первый и последний чародей (ЛП) - Хенди Барб (книга регистрации txt) 📗
Несмотря на то, что большинство придворных в течение трех месяцев или дольше ни разу не видели виновника торжества, празднование дня рождения его отца прошло намеченным планом. Десятки слуг провели дни и ночи, превращая этот зал для аудиенций в традиционный пиршественный в соответствии со сложившимся обычаем этого ежегодного торжества. Остальные приготовления длились почти целый месяц.
Аккуратно расставленные низкие столы были украшены шелковыми тканями, тарелками из позолоченного серебра и неглубокими золотыми чашами с водными цветами из императорского сада — сада принца. Вокруг столов были расставлены недавно сшитые подушки, все они были сделаны из шелка, атласа и даже шеот'а, ткани земель Лоинна. Присутствовали члены всех семи императорских семей и множество благородных домов империи, а также богатые купцы, видные городские деятели, почетные гости заморских государств и три члена Совета Преминов суманской резиденции гильдии хранителей.
Поскольку пиршество все еще продолжалось, изысканно одетые гости прохаживались по зале. Старые и новые знакомые обменивались приветствиями и любезностями. И неизменно друг у друга за спинами шептались о новых и старых уловках. В нынешнем году, слухи разрастались чересчур быстро, громко и отвлекающе для одного недавнего события, изменившего все.
Императорский советник, Вахид Аль А'Ямин, убит.
Оуньял'ам не мог с притворным огорчением отменить торжественный прием. Множество почетных гостей проделало долгий путь, чтобы оказаться здесь. Да и лично у него было больше причин молчаливо праздновать. Был убит и Коммандер Харит, пронзен стрелой, попавшей в глаз.
Руки принца чуть заметно дрожали, лишь стоило ему вспомнить последние слова Гассана: А'Ямин был последним, кто был одержим призраком. Кровь стыла в жилах при мысли, что древний мертвец-чародей был так близок, притворяясь глашатаем императора.
Ночью, по срочной просьбе Гассана, Оуньял'ам приказал убрать тела близ южной части рынка. Все вопросы, возникшие по этому поводу у имперской гвардии, были отложены на потом. Вторую просьбу Гассана: убрать стражу специально назначенную поджидать беглецов у внешних городских ворот — нельзя было выполнить столь открыто.
Подчиненный Харита уже занял его место. Были теперь и другие претенденты, соперничавшие за освободившийся пост субкоммандера. Хоть имперские гвардейцы и были обучены следовать приказам, Оуньял'ам еще не был их императором, поэтому приходилось действовать осторожно. Однако теперь, когда А'Ямин мертв, а император с каждым днем слабеет, гвардейцы по-прежнему будут избегать допроса императорского наследника, ведь вскоре они будут обязаны ему за свое назначение.
Оуньял'ам дал распоряжение отозвать часть имперской стражи, расставленной при выходе из города, поскольку много важных гостей нуждались в постоянной защите. Это привело к еще большему перераспределению сил, а также изменениям в чередовании службы в течение ближайших дней и ночей. Гассану придется внимательно следить за дырами, через которые можно будет покинуть город.
Для Оуньял'ама такого спасения не было.
В империи, где не было никого, кто мог бы говорить от имени ее слабеющего императора, принц в лучшем случае обладал скудной властью. Поскольку он не был женат или помолвлен, этим вечером присутствовало достаточно тех, кто воспользовался бы традицией, чтобы заявить, что он не подходит на роль регента, вне зависимости от того, что является императорским наследником. Их бы устроило, если бы принц сначала выбрал одну из их дочерей, перед тем как заручится их поддержкой.
Среди придворных все еще оставались те, кто, как и его отец, в глубине души чтил старые обычаи и богов. Скоро они вступят в сговор и противоборство, чтобы занять место А'Ямина, и Верховный Премин Авели-Джама будет среди них. Разумеется, некоторые из тех, кто стремится к имперскому союзу, скрепленному брачными узами, будут препятствовать назначению другого советника.
А'Ямин, вернее призрак, нажил себе столько же врагов.
— Мой принц, — произнес нежный голос. — Наша семья рада приветствовать Вас.
Оторвавшись от раздумий, Оуньял'ам медленно повернул голову, вернув самообладание.
Перед ним склонила голову лучезарная Дюра.
Она, как ни удивительно, ступила на край помоста, на мгновение представившись равной будущему императору. И в данный момент он ничего не мог с этим поделать.
Дюра была на палец или два выше него, однако нобили, а в особенности члены королевских семей, восторгались высоким ростом женщины. Густые локоны ее волос волнами обрамляли волевое лицо: широкие скулы и прямой, но выступающий нос. Безупречно украшенная сапфировыми серьгами и темно-лазурной туникой, сидевшей по фигуре, она нежно улыбалась слегка приподнятыми уголками рта.
Её считали одной из самых красивых женщин империи.
Оуньял'ам так не думал, не тогда, когда смотрел ей в глаза
— Простите мне мою дерзость, мой принц, — пролепетала она. — Молю Вас.
В ее голосе не было мольбы, зато в нем чувствовалась некая уверенность.
— Я подумала предложить вам свою компанию за сегодняшней вечерней трапезой, — продолжила она шепотом, так, что остальным пришлось наклониться к ней поближе, чтобы расслышать. — Лишь сейчас я нашла в себе смелость попросить об этом. Я не хотела бы, чтобы вы чувствовали себя таким одиноким и безутешным после утраты вашего советника и коммандера вашей гвардии.
Возглавляя вечернее празднество, Оуньял'ам сидел за одиноким столом, стоявшем на помосте. Все присутствующие могли видеть, что место рядом с ним, предназначенное для его отца, пустовало.
По левую сторону от пустовавшего места, сидела его тётя, старшая сестра отца. Подушка справа от принца предназначалась для того, кого он выберет в качестве сотрапезницы. Этот обычай существовал столько, сколько он себя помнил, но еще никто за всю его жизнь не просил его о такой привилегии.
Высокомерие Дюры с наигранной скромностью было прикрыто беспокойством, как и ее уверенность в своем обаянии, богатстве и… всем остальном, что она могла предложить мужчине. В конце концов, разве можно устоять перед ней? Мало кто мог бы.
Он отвел взгляд.
Делая вид, что рассматривает великий зал и всех в нем присутствующих, Оуньял'ам старался не задерживать взор на ком-то особенном. Вместе с тем, он миновал одну маленькую молодую девушку, одиноко стоявшую у парадных дверей и их стражи. Она притворилась, что попивает что-то из серебряной чашечки и явно надеялась остаться незамеченной, пока ее отец, Мансур, попустительствуя, непринужденно беседовал с окружающими.
Продолжая скользить взглядом, Оуньял'ам проговорил:
— Благодарю за заботу, но, в сложившихся обстоятельствах, я буду ужинать один.
Он подождал немного, чтобы посмотреть заикнется ли Дюра об очередной просьбе. Она не дрогнула.
— Учитывая обстоятельства смерти императорского советника, — продолжил он. — я не могу напрасно беспокоить свою личную стражу. Виновники не были найдены, и вероятней всего, они действовали не в одиночку: кто-то из членов императорского двора помогал им изнутри. Уверен, вы понимаете.
Смотреть на Дюру было ни к чему. Некоторые по глупости восприняли бы это как подозрение, брошенное в их сторону. Другие в отчаянии, благосклонности ради, попытались бы убедить его в своей невиновности. Что могла сказать — скажет Дюра?
Ничего, конечно.
Краем глаза он увидел, как она низко поклонилась.
— Я желаю вам только здоровья и благополучия, мой Великий Принц, — промолвила она вполголоса, словно шепотом, чарующим упрямого воздыхателя — В этот вечер, в день рождения вашего почтенного отца, больше, чем когда-либо прежде.
Дюра грациозно сошла с помоста, стремясь не видеть недовольства на лице разъяренного отца.
Не удостоив ответом, Оуньял'ам тоже сошел с помоста. Он внезапно осознал, что больше ни мгновенья не может выносить лицемерия вокруг себя. Пусть он и сохранил выражение ледяного безразличия, в душе ему не терпелось сделать что-нибудь, чтобы перебороть смятение. Он двинулся через огромный зал прямиком к парадному входу, но в последний момент изменил направление.
