Осколки небес (СИ) - Колдарева Анастасия (бесплатные полные книги .txt) 📗
Андрей ожидал грома с небес, землетрясения или, на худой конец, трещин, ползущих по стенам. И немало удивился, когда дверь, ведущая в притвор, отворилась, и в наос без эффектов и сопровождения вошел узкий, высохший, длинный старик, похожий на смерть. Одет он был в безупречный костюм, как и в тот единственный раз, когда Андрей имел несчастье встретить его за карточным столом. Он ни грамма не изменился. Хотя теперь, вопреки всему, не казался ни грозным, ни пугающим. Глядя на то, как он шествует по мозаичному полу, Андрей от неожиданности даже усмехнулся.
Чем привлек к себе внимание.
— А, ты, — ухмылка придала старческому лицу жуткое, неописуемое сходство с черепом. Низкий, утробный голос, словно идущий из земных недр, пронял до костей — волосы на затылке встали дыбом.
— Сколько дней минуло. Сколько жизней загублено. А результат, меж тем, неизбежен. Сам скажи, стоило ли убегать, позорно прятаться?
— И стоило. И до сих пор стоит! — внезапно выкрикнула Варя, которую по-прежнему держали прислужники. — Можете пытать и мучить и проводить свои мерзкие ритуалы — Бог все равно спасет нас!
— Праведница, — Мастема остановился и обернулся к ней. Варя смотрела на него ни жива ни мертва, от истеричной дерзости не осталось следа. — Бог продиктовал правила: кого поймаем — наш, кого ангелы не сберегут — пропал. Я условий не нарушал, поэтому сейчас беру законное, честно заработанное. Отсюда следствие: никто никого не спасет. Смирись.
— Не верю, — выдохнула Варя.
Андрей и сам не желал верить, однако положение вещей свидетельствовало в пользу Мастемы.
— Что с нами будет… потом? — спросил он, чтобы отвлечь демона от сестры. Тот ответил не сразу. Неторопливо, со смертельно скучающим видом, сцепив перед собой костлявые руки, обтянутые сухой, морщинистой и тонкой, как пергамент, кожей, прошел между Белфегором и болезненной девицей с красными губами. Приблизился к столбу. Водянистые глаза со старчески желтоватыми белками впились в Андрея. Почудилось, будто пространство кружится, земля разверзается и сама преисподняя затягивает, заглатывает жертву в свою алчную, ненасытную утробу.
Андрей беспомощно дернулся.
— А ничего не будет, — наконец снизошел Мастема. — Пожует и выплюнет.
— Одного не пойму. Тебе дали власть над всеми духами злобы, оставшимися на земле, но вместо упоения единоличным могуществом, ты рвешься воскресить Аваддона — и получить конкурента!
— Справедливое замечание, — признал смертеподобный, поблескивая черным перстнем. — А тебе не приходило в голову, до чего скучны и предсказуемы люди? Одни и те же пороки, страсти, сомнения за тысячелетия набивают порядочную оскомину. Совращать все легче, уже и напрягаться не требуется: сами на убой идут. Скука.
— Думаешь, падший тебя развеселит?
— Аваддон — наше достижение, прорыв в борьбе с Всевышним, — узловатый палец ткнул вверх. — Мы победили, играя по Его правилам, нас не в чем упрекнуть, а значит, слабое звено во всей этой бесконечной трепологии о непогрешимости Создателя наконец найдено!
— Все в мире происходит с Его допущения, — сказала Варя. Она уже взяла себя в руки и говорила тихо, но твердо. В ее голосе звучала железная уверенность.
— Блажен, кто верует, — не оборачиваясь, процитировал Мастема. — В особенности, когда иного выхода не остается.
— Вам не обхитрить Бога. Он здесь и предугадывает каждый ваш шаг, каждое слово, каждый гнусный помысел.
— А знаешь, почему Он так любит праведников? Потому что они, как тупые мулы, топают туда, куда их ведут: в страдания — значит, в страдания, на эшафот — значит, на эшафот. И не задают вопросов. Во всех отношениях удобные последователи: ни сомнений, ни мятежей, ни мозгов. Достаточно посулить в загробной жизни облако помягче — они и развесили слюни. А остальные, кто составил себе за труд воспользоваться разумом, мигом впадают в немилость. С чего бы вдруг? Разве разум для того дан, чтобы его игнорировать? Разве чувства, стремления, таланты для того созданы, чтобы их убивать глушить и зарывать в землю? Где смысл, праведница? Почему высшим благом считается лицезреть после смерти Того, Кто сам себя провозгласил непогрешимым, всемогущим и всеведущим? И не для того ли прожженные грешники ссылаются в ад, чтобы на веки вечные отбить у них охоту любопытствовать? Мулы в раю, интеллектуалы в преисподней. Угодные и неугодные. И все ради одного: сокрыть истину.
— Какую еще истину? — не выдержал Андрей.
— Бог не всесилен.
— Неправда! — в отчаянии выкрикнула Варя.
Действительно, чего еще ожидать от бесов?!
— Ему не справиться без ангелов — те выполняют за Него всю работу. Не справиться без нас — кто бы испытывал и искушал смертных, если пернатые гнушаются дурных поступков? Он лишь восседает на троне и раздает приказы, прикрываясь ложью, будто держит мироздание в своих руках. Настала пора развенчать эту ложь. Аваддон воскреснет и станет первым ангелом, сошедшим на землю по собственной воле и не поплатившимся за это головой и природой.
— И пойдет творить добро направо и налево, я так понимаю, — присовокупил Андрей.
— Вряд ли.
— Для ритуала все приготовлено, повелитель, — напомнила Белфегор.
— Что ж, как ни сладостно оттягивать момент истины, но время поджимает. Не будем испытывать судьбу.
— Все-таки боитесь! — вновь закричала Варя.
С выражением легкой досады на лице Мастема едва заметно шевельнул рукой, и она закашлялась: долго, мучительно. Кровь брызнула с губ на грязную мозаику пола. Андрей заскрежетал зубами от бессильной ярости, но тут перед ним возник Асмодей со знакомой книгой. По телу побежала предательская дрожь, страх затуманил мысли.
Возьми себя в руки, зажмурившись, подумал Андрей. Не раскисай! Не поддавайся! Не сдавайся без боя!
Когда он открыл глаза, на жертвеннике вокруг копошащегося среди пеленок голого младенца уже стояли глиняные сосуды. Сколько раз они являлись ему в кошмарах! Плотные до вещественности коконы из богомерзких заклятий, в каждом из которых томилась вырванная из тела душа. Тускло поблескивали цепочки. Мастема вытянул над ними руки. Его яйцеподобный, облепленный мертвой кожей череп впитывал желтый свет, льющийся от свечей, паучьи пальцы жадно подрагивали, а за спиной клубилась тьма.
С губ Асмодея сорвались первые слова заклинания.
Где-то в памяти забил набат. Последним, что увидел Андрей прежде, чем провалиться в беспамятство, была кровь, лужей расползавшаяся вокруг столба и пропитывавшая островки подтаявшего снега.
Молиться не получалось. Злая сила парализовала рассудок. Слова рождались через одно и увязали в трясине нечистот, отравивших воздух.
Как Нуриил мог присутствовать в этом притоне мерзости и не испытывать отвращения, не желать уйти и очиститься, не стремиться выжечь скопившееся у алтаря паскудство потоком божественного огня?.. Впрочем, сохранилась ли в нем хоть капля света? Едва ли: блистательная оболочка таила гнилое нутро. Он испарился лишь однажды, когда бесы запели, призывая на подмогу разрушительные силы ада: ангельское естество не терпело их тлетворного влияния.
Мастема высказывал чудовищные богохульные идеи — что ж, от демона иного ожидать глупо. Азариил слышал подобное много раз и не вникал в исковерканную суть, снисходительно и с долей брезгливой жалости списывая ее на духовную инвалидность говорившего. Он лишь боялся за Андрея и праведницу: нельзя, нельзя было терять веру за миг до конца. Нельзя усомниться на пороге смерти! Мастема того и добивался: смутить, поколебать, утащить в пропасть отчаяния.
— Претерпевший до конца спасется, — шептал Азариил, не сводя глаз с Андрея — Варю ему видно не было. В отличие от молитв, эта мысль крепко засела в голове, и он цеплялся за нее, чтобы не потерять разум. Ведь какой бы вздор ни нес Мастема, Азариил понимал: невмешательство небесных сил есть расплата за самоуправство. Пренебрегшие промыслом и возвеличившие собственную волю отдаются на попечение самих себя — за что борются, от того подчас и погибают. И винить некого, и незачем строить лживые теории об «ошибках» и «слабом звене», опровергающие божественную непогрешимость.
