На странных берегах - Пауэрс Тим (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
– Скэнк, – сказал он, решив, что тот из всей оравы наиболее надежен. – Будешь боцманом.
Он заметил, но никак не отреагировал на то, как недовольно нахмурился Веннер.
– Проследи, чтобы все погрузились на борт. Надо убираться отсюда как можно быстрее, пока губернатор не сообразил, в чем дело.
– Есть, капитан!
Двадцать минут спустя «Дженни» без фанфар, скромно, сопровождаемая лишь неуверенными взглядами вахтенных на борту корабля Его Величества «Делиция», отправилась из гавани Нью-Провиденс в свое последнее путешествие.
Яркое утреннее солнце освещало выходящий на юг мраморный балкон солидного особняка на вершине холма над Спаниш-Тауном. Временами утренний прохладный бриз колыхал ветви перечного дерева, и солнечные лучи падали прямо на лицо мужчины с элегантной бородкой, завтракавшего за столиком, и тогда тот инстинктивно загораживал лицо рукой, поскольку для него было важно сохранить моложавость, избегая морщин. Во-первых, инвесторы больше полагались на мнение молодых бизнесменов, когда дело касалось состояния рынка и цен, а с другой стороны, теряется весь смысл погони за богатством, если ты достигаешь его только к старости.
От громкого стона, раздавшегося сверху, рука у него дрогнула, и чай, который он наливал, пролился на блюдце. Проклятие, подумал человек, называющий себя Джошуа Хикс, с раздражением ставя чайник на стол. Разве не может человек спокойно позавтракать на собственном балконе без этих стенаний? Еще шесть дней, напомнил он себе, и мой договор с этим проклятым пиратом будет выполнен, он проделает свои трюки, заберет ее отсюда и оставит меня наконец в покое.
Однако он понимал, что надеяться на это не приходится.
«Он никогда не оставит меня в покое, пока я хоть немного остаюсь ему полезен.
Может, мне следовало бы покончить с моей полезностью, ведь нашел же бедняга Стид Боннет мужество в подобной ситуации с Тэтчем: сдаться властям, сознаться во всем… Черт, ведь я же встречался с Боннетом пару раз, когда скачки цен на рынке сахарного тростника приводили его по делам в Порт-о-Пренс, и он вовсе не был ни героем, ни святым».
Нет, признался он себе, глядя поверх полированных перил балкона сквозь пальмовые листья, колышущиеся в прохладном бризе, на спускающиеся террасами белоснежные дома, где селились обитатели Спаниш-Тауна, и красную черепицу уцелевшей части Порт-Ройяла. Он взял со стола хрустальный графин, вынул пробку и налил в чай коньяка, отсвечивающего в лучах солнца золотом.
«Да, кто бы он там ни был, этот Боннет оказался храбрее, чем я, я никогда не смогу поступить так, как он, и Улисс это тоже знает, черти бы его побрали. Если мне приходится жить в клетке, то я предпочитаю роскошную клетку с решеткой, которая хоть и крепче, чем любая железная, но невидима и неосязаема».
Он выпил чай с коньяком и поднялся, изобразив на лице улыбку, прежде чем повернуться к гостиной… к остекленевшим глазам собачьей головы, повешенной на стену, словно охотничий трофей.
Он прошел через гостиную в холл, продолжая изображать улыбку на лице, потому что и там на стене висела собачья голова. Он с содроганием припомнил тот день в сентябре вскоре после его прибытия сюда, когда он покрывалами завесил все собачьи головы и испытал блаженное чувство уединенности. Но уже через час в дом без стука вошла огромная негритянка и, пройдя по всему дому, поснимала все покрывала. Она даже и взгляда не бросила в его сторону и ничего не сказала – впрочем, этого она и не могла бы сделать с подвязанной челюстью. Этот визит настолько выбил его из колеи, что он уже больше не пытался прятаться от соглядатаев Улисса.
Слегка взбодренный порцией коньяка и уверенный в том, что в такую рань негритянка не явится, он поднялся по лестнице и замер, прислушиваясь, у двери комнаты его гостьи. Внутри больше не стонали, и он отодвинул щеколду, повернул ручку и открыл дверь.
Молодая женщина спала, но тут же пробудилась с легким вскриком, когда он, пробираясь на цыпочках в полумраке, случайно наткнулся на ее нетронутый обед, оставленный у двери. Деревянная миска взлетела, ударилась о стену и покатилась, рассыпая зелень по ковру. Девушка села на постели, прижав одеяло к груди.
– Боже мой, это ты, Джон?
– Нет, черт побери, – сказал Хикс. – Это всего лишь я. Я услышал, как вы плачете, и зашел удостовериться, все ли в порядке. Кто этот Джон? Вы уже не в первый раз путаете меня с ним.
– А. – Бет Харвуд откинулась на постель, надежда исчезла из ее глаз. – Да, все в порядке.
В этой маленькой комнатке висело сразу три собачьих головы, и Хикс выпрямился во весь рост и, указав на разбросанные листочки зелени, грозно произнес:
– Я этого не потерплю. Улисс желает, чтобы вы это ели, а я обеспечиваю выполнение его распоряжений. – Он вовремя спохватился и удержался, чтобы в праведном гневе не кивнуть песьей голове, прибитой над кроватью.
– Мой отец – чудовище, – прошептала она. – И когда-нибудь он и вас принесет в жертву.
Хикс тотчас же позабыл о собачьих головах и встревоженно сдвинул брови. В первые дни ее пребывания здесь его забавляли утверждения Бет, будто Улисс Сегундо ее отец. Ведь она постоянно твердила, будто у отца одна рука, а у Улисса их явно было две. Однако в очередное посещение пирата Хикс присмотрелся к правой руке Сегундо и в душе у него поселилось сомнение. Да, она была настоящей, живой, но до странности розовой и пухлой, как у младенца, без мозолей и морщин.
– Что ж, – сказал он хрипло, – до Рождества осталась всего неделя, и тогда я наконец избавлюсь от вас.
Молодая женщина откинула покрывало в сторону, спустила ноги и попыталась встать, но колени подогнулись, и она снова повалилась на постель, тяжело дыша.
– Черт бы побрал вас и моего отца, – выдохнула она. – Ну почему мне нельзя поесть по-человечески?
– А это, по-вашему, что? – наклоняясь и поднимая лист шпината, рявкнул Хикс, тряся им перед носом Бет. – В комнату уже нельзя войти, того и гляди – споткнешься.
– Подайте мне пример – съешьте это.
Хикс с сомнением оглядел лист и, фыркнув, отшвырнул его, давая понять, что не хочет иметь ничего общего с ее детскими выходками.
– Хотя бы пальцы оближите, – настаивала Бет.
– Я… Мне ничего не нужно вам доказывать.
– А что должно произойти в субботу? Вы упоминали какую-то процедуру.
Хикс был рад, что окна были закрыты шторами, потому что почувствовал, как краска прилила к лицу.
– Вы же должны принимать это чертово лекарство, вы же должны все время… – «Дремать, – мысленно закончил он, – а не задавать вопросов, на которые при всем желании трудно ответить прямо». – Кроме того, ваш оте… капитан Сегундо, я хочу сказать, наверняка прибудет сюда к тому времени, и мне не придется… Я хочу сказать, разбирайтесь с ним тогда сами.
Он решительно кивнул, повернулся, но испортил торжественный выход, потому что невольно взвизгнул и отскочил назад, когда заметил стоящую на пороге негритянку, бесшумно появившуюся несколько минут назад.
Бет Харвуд хохотала, негритянка глядела на него пустыми, рыбьими глазами. Хикс поспешно ретировался, подумав: «Почему же ее одежда всегда наглухо зашита, а не застегнута, и почему, если уж она помешана на шитье, не зашьет оторванные карманы, и почему, черт возьми, она все время расхаживает босиком? И еще, – подумал он уже на лестнице, вынимая платок, чтобы вытереть испарину, выступившую на лбу, – почему другие негры так ее боятся? Да что там, моя прежняя кухарка лишь только увидела ее, так выпрыгнула в окно прямо со второго этажа, да и остальных чернокожих, сколько ни секи, в дом не загонишь. Мне пришлось нанимать белых слуг, да и то многие из них уже поувольнялись».
Он вернулся за свой столик на балконе, но утреннее спокойствие было нарушено, и он яростно выплеснул остатки чая и налил в чашку коньяка. «Черт бы побрал Улисса и его присных, – подумал он. – Не стоило мне оставлять Гаити и менять имя».
