Русские инородные сказки - 5 - Фрай Макс (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
Сбросила в руки человеку перышко и упорхнула.
Обрадовался человек. Да и как тут не обрадуешься, если вместе с зернышком будто камень с души свалился. «Ай да Маантхэ Уджайя'ха, здорово все-таки, хитрец, придумал!»
Тут и дети смекнули, какая хорошая игра из того может получиться, стали наперебой таскать ему кто былинку, кто ягодку, кто цветочек, кто жука-жужелицу, а кто и куклу из соломы скрученную — потехи ради ведь не жалко. А зернышки на нить нанизывали, чтобы не потерялись. Оно и украшение новое — не все ж бусы мастерить из гороха сушеного да речной гальки!
Бойко пошла торговля у человека. К вечеру треть мешка продал, а вырученного — еще один мешок скопился. Пришлось домой тащить, по полочкам расставлять и раскладывать. Провозился до полуночи. Тут и умаяться бы, а человеку все нипочем, все легче легкого. «Никогда такого не бывало!» — радуется человек.
На другой день уже и взрослый люд потянулся. Кто лоскуток одеяла несет, кто косточку от дыни, кто струну старую от каарт'х'ан, а кто и наконечник от копья — ржавый и негодный. Рассудили так: худа, мол, не будет, потеха большая. А то, глядишь, и удача какая выпадет. И то правда. Всяк кто ни купит, если глуп был — тут же умнеть начинает; если на охоте нерасторопен — тут же чудесным образом выходит быстрым и ловким; если у кого огород чах, по нерадивости или от скудости почвы, — сразу цвести начинает.
«Колдовство великое делается», — решили старики. И если кто из молодых пренебрегал покупкой, того вразумляли и наставляли всячески.
К вечеру вырученного скопилось столько, что понадобилось человеку целый воз снаряжать — в руках и не унесешь, а на базаре не бросишь. Не по правилам оно, если выручку на базаре оставлять. Домой привез, до утра раскладывал по местам. А что в самом чиа'та не поместилось, то поверх да около пристроилось. Хотел было подумать, что он со всем этим теперь делать станет — да некогда ведь. Ну и ладно.
На третий день осталось у человека всего одно зерно. Тут сама К'та как выглянула из-за окоема, спустилась с неба и так говорит:
— Ничего у меня нет, добрый человек, кроме света, тепла да этого мира. Мир круглый, как и зернышко просяное, — не равноценный ли обмен? Вот, возьми себе.
— Да разве ж можно такое? — дивится человек.
— Что можно, а что нет — то мне решать, — заявляет К'та. — Ты дело делай.
Страшно человеку. Мир ведь такая штука — за пазуху не положишь, в руки не возьмешь, даже взглядом не окинешь. Что с ним делать? Но кто ж с К'та станет спорить?!
Так и продал последнее зерно.
А Счастье тем временем идет по деревне и видит: нет нигде человека. Куда подевался? Заглянуло к нему в чиа'та, да так и остолбенело. Повсюду перья птичьи, листья прошлогодние, осколки кувшинов глиняные, ягодки засушенные, кусочки коры древесной — да мало ли всего! Так много, что и не разглядишь, не сосчитаешь. В углу мыши гнездо свили, по столу жуки-жужелицы бегают, хлебные крошки подъедают, на полу жаба сидит, с видом негостеприимным пялится: дескать, чего приперлось? Оправилось Счастье от потрясения да и бросилось искать человека. Ибо непорядок.
Да только где его теперь сыщешь? Он и сам не знает. Как думать мысли разные — позабыл. Как жил раньше, что делал — позабыл. А может, и не жил никак. Может, вчера только родился. Кто его знает? Да и какая разница?
Идет — спрашивает у Дороги дорогу. Дорога и рада рассказывать, знай только ногами перебирай. Проголодается — спрашивает у Леса еды. Лес и дает: то шишку со сладкими орешками, то куст со спелыми ягодами, то дупло, медом благоухающее. Пить захочет — Речку спросит. Речка и старается: тут родничком пробьется, там водопадом обрушится, а то и прямо на дороге лужицей обернется.
А спать ложится — спрашивает у Звезд сны. Звезды и дают — жалко им, что ли? Сны-то один другого чудесней: в этом рыбой станешь, в другом деревом, а в третьем — и вовсе необычным существом, которому и названия-то нет в нашем Мире. Да и Мир не тот. Другой Мир совсем. Интересно! Это тебе не в огороде копаться.
Так и путешествует человек по сей день. А за ним по пятам Счастье бегает, все догнать пытается, непорядок исправить, порядок навести. И где ни пробежит — там все сразу счастливыми делаются. Вроде бы и не с чего, ан вот ведь!
А хитрый Маантхэ Уджайя'ха сидит себе в чаще, ухмыляется: здорово всех провел!
Жил в одной деревне человек по прозвищу Айю-хыр. [2] И был он страшно ленив — ничего не хотел делать. Бывало, придут к нему уэр'эх, [3] станут звать с собой на охоту, а он им: «Что я пойду? Ногами землю топтать — велик ли прок?»
Или детишки прибегут, попросят:
— Айю-хыр, принеси нам крылья, как у птицы К'па Анр.
А он им:
— Что я буду за птицами бегать? В небесах птиц высматривать — велик ли прок?
Так и жил Айю-хыр, совсем от лени дурной стал: взял в голову, что все вокруг должно само собою делаться. Ягоды А'ха Рэ — сами в рот прыгать, вепри Уджайя'эх из леса — сами шубы приносить к зиме, рыбы Амэй'тэ — сами каарт'х'ан [4] мастерить и играть на нем чудесные мелодии.
И удумал Айю-хыр такое колдовство учинить, чтобы так все и стало — по его разумению. А колдовство то сложное оказалось, хоть сперва и казалось Айю-хыру, что тут такого.
Вот день проходит, месяц, год. Заперся Айю-хыр у себя в чиа'та, [5] никого видеть и слышать не хочет, мастерит колдовство день-деньской. С лица спал, дым из ушей, глаза ввалились — хоть младенцев путай. Да разве ж он младенцу на глаза покажется? Его и за порог не выманить!
К'та с неба смотрит, дивится: где Айю-хыр? Был человек и нету. А К'та за всеми должна приглядывать. Как что — с кого спрос? К'та выше всех — с нее и спрос.
Озаботилась К'та, позвала Маантхэ Уджайя'ха: «Сходи, Маантхэ Уджайя'ха в деревню, погляди, где Айю-хыр пропал, был человек — и нету».
Обернулся Маантхэ Уджайя'ха лисицей и побежал в деревню. Смотрит, а Айю-хыр тут как тут, целехонек. Только за работой его и не разглядишь — одно колдовство вокруг непутевое, по кускам разобранное, по стенам и потолку развешанное. Даже в печи вместо горшков и то — одно колдовство сплошное. Айю-хыр и мнет его, и катает, и распекает на все лады — а толку нет.
Разгневался Маантхэ Уджайя'ха и говорит:
— Что ж ты, негодный человек, делаешь с подарком самой К'та?
А Айю-хыр видит — лисица, хоть и говорит грозно. Тут он совсем умом тронулся, решил, что это его колдовство заработало. И так отвечает:
— Вот, большое дело делаю. И тебя не спрашиваю. Скоро ко мне не только ты, а и все Уджайя'эх сами явятся!
Подумал Маантхэ Уджайя'ха: что тут сделаешь? Взял да и отнял у Айю-хыра все колдовство — и свое, и чужое. Так и остался Айю-хыр ни с чем.
Пошла как-то А'к'та Нэ в лес по ягоду. А год выдался дождливым и холодным. К'та за что-то на людей обиделась, хоть и не к лицу ей, а гляди ж ты! Покажется ненадолго на небе, для порядка, да и спрячется в чиа'та. А за людьми пусть Охэн'эх приглядывают.
Попряталась и ягода Пэх'ата по теплым норам. Идет А'к'та Нэ по лесу, кличет ягоду:
— Пэх'ата, иди ко мне в короб!
А никто не отзывается. Огочилась А'к'та Нэ: как с пустым коробом в деревню возвращаться? Ходила-ходила и забрела в самую чащу леса.
Вдруг откуда ни возьмись навстречу ей сам Маантхэ Уджайя'ха. Шерсть дыбом, глаза горят, клыки землю выворачивают. Испугалась А'к'та Нэ, а Маантхэ Уджайя'ха ее и спрашивает:
— Что ж ты, девица, забрела в мой лес — ни лука, ни копья при себе? Один короб, да и тот пустой. Разве не знаешь порядка?
А'к'та Нэ ему и отвечает:
