Драконы - Стрэн Джонатан (книги бесплатно читать без txt) 📗
— Хвала моему Господу и Госпоже и всем святым за чудесные дела их! — раздался ее ясный, радостный голос из этого облака, и затем она вышла, целая и невредимая, несмотря на то что ее только что вытащили из котла с кипятком и что ее одежда и волосы еще были влажными от обжигающей воды.
Все отшатнулись — в ужасе и изумлении, — и Капитан оттащил меня назад, чтобы я не вздумала самовольничать и сделала как все; меня же охватило искушение выйти вперед, рассмеяться и в восторге захлопать в ладоши.
А что же Король? Я заметила, как блеснули его глаза, заметила в них искру гнева, тут же погасшую, — такого же гнева, что бушевал в груди Капитана, шипевшего мне в ухо. Затем лицо прекрасного человека снова стало неподвижным.
— Принесите мне мантию и маску, — приказал он, и на слове «маска» его голос превратился в рычание. — Принесите сосуд со спиртом. Тростник, ножи — вы знаете, что мне нужно.
Он не смотрел на тех, кому отдавал приказание; взгляд его был прикован к улыбавшейся женщине, окутанной паром.
Придворные взглянули на Кожу-да-Кости, который стоял немного впереди; лицо его выражало тревогу, казалось, он хотел что-то сказать. Но Король не пошевелился и продолжал рассматривать пастушку, словно охотник, заметивший молодого оленя и натягивающий тетиву. Господин Кости шагнул назад, к колебавшимся, молчавшим слугам, не сводя взгляда со своего повелителя.
— Вы слышали приказ его величества, — отрывисто бросил он через плечо.
Люди, находившиеся рядом с нами на платформе, обменивались взглядами, режущими, словно ножи, колючими, словно дротики; в самом воздухе чувствовалась угроза. Мрачное лицо Капитана было неподвижно, и в глазах его я могла рассмотреть отражение пара, поднимавшегося над женщиной, но остальные придворные и слуги были напуганы и не в состоянии были молчать и стоять неподвижно.
— Куда нам идти? — прошипел кто-то. — Здесь безопасно?
Король шагнул к внешним перилам, и люди рассеялись, словно вспугнутые мухи. Он взглянул вниз, на просторное помещение; здесь было много места для зрителей — вокруг столба, у колеса, по сторонам от ямы.
— Там, вдоль стены, — сказал он, сделав широкий жест.
— Вдоль всей стены, господин? — с сомнением в голосе переспросил господин Кости, затем покорно добавил: — Очень хорошо.
— Что он делает? Что он собирается делать? — прошептала я, и голос мой был едва слышен из-за шороха одежд, шарканья ног и бормотания окружавших нас людей.
Король молчал.
— Он делает так во время битвы, — объяснил Капитан бесстрастным, ничего не выражавшим голосом. — Только Король обладает такой силой; жрецы будят это, когда обрядят Короля.
— Какой силой?
Я слышала множество самых причудливых историй: о том, что Король может летать, или призывать гром и молнию, или заставлять ураганы пригибать вражеских солдат к земле, словно пшеничные колосья.
Но Капитан молча смотрел. Никому, казалось, не хотелось спускаться с нашей платформы. Внизу суетились люди, прибежали слуги из замка с охапками тростника — подумать только, всего-то безобидного зеленого тростника — и, повинуясь приказам, раскладывали его на каменных плитах пола. Господин Кости руководил ими очень спокойно, говорил тихим голосом, возможно надеясь, что Король передумает и прикажет ему остановиться, и не желая прослушать приказание.
Они разложили на полу тростник в виде фигуры очень толстого, приплюснутого скорпиона с короткими лапами и хвостом. Затем принесли несколько мешков небольших ножиков с узловатыми рукоятками, гладкими, похожими на пальцы скелета, и короткими лезвиями с одним остро отточенным краем, напоминавшими рыбьи плавники. Когда-то я видела, как один человек рисовал в пыли странную фигуру и шептал что-то при этом, но он стер ее, когда я спросила, что это такое. Вокруг головы скорпиона разложили дюжины этих ножичков, наподобие короны, и еще двойную линию вдоль спины, затем — вдоль хвоста. Пока слуги работали, Король наблюдал за ними с помоста, сжав губы, а промокшая пастушка стояла у него за спиной, окруженная сетью и ореолом ужаса, гордо выпрямившись, сложив за спиной руки. На лице ее не было заметно признаков высокомерия или страха. Она ни с кем не встречалась взглядом, не произнесла ни слова, явно была поглощена своими мыслями и собиралась с силами. Ее окружала стена растущего страха и безмолвия, нарушаемого лишь звоном ножей о камень и бормотанием Кожи-да-Кости.
Наконец фигура на полу была готова; к платформе приблизился жрец, с какой-то темной массой в руках. Это был старый жрец, не хрупкий телом — все жрецы Аквилинов сильны, — но иссохший и превратившийся почти в скелет после жизни, полной лишений и слепящего света факелов.
— Подожди, я сейчас спущусь, — сказал Король, и вокруг нас с отцом пронесся вздох ужаса и неуверенности — легкий, тут же смолкший ветерок.
Стоя на верхней ступени, Король обернулся и крикнул:
— Привести ее!
В моем охваченном страхом мозгу пронеслась безумная мысль о том, что он имел в виду меня, но он, разумеется, говорил о таинственной женщине.
— Идите за мной. — Он окинул взглядом сборище придворных, и я спряталась за плечом какого-то человека, чтобы Король не заметил и не выгнал меня. — Встаньте, как мужчины, рядом со своим Королем и богом.
Капитан оттащил меня назад, и остальные, недоверчиво поглядывая друг на друга, шаркая, двинулись к лестнице и начали спускаться. Солдаты схватили женщину за руки. Почувствовав их прикосновения, она очнулась от своих грез, но не стала вырываться и позволила им отвести себя вниз, словно ей оказывали какую-то любезность, а не вели на казнь. Когда стражник тащил ее мимо меня, люди расступились, и она меня увидела, мой перепачканный в муке передник, закатанные рукава, остатки муки и теста на пальцах, болтающиеся тесемки моего домашнего чепца.
Я слегка поклонилась ей; она это заметила. Я уверена, что она разгадала все мои мысли и услышала слова, застрявшие у меня в глотке, — их было слишком много, и я не в силах была выдавить ни звука. Она сильно удивилась, увидев меня здесь — фигурку в домашней одежде, совсем неуместную в тюрьме, — она приостановилась; стражник позволил ей помедлить, и на лице ее едва не расцвела улыбка. Взгляд ее упал на руку Капитана, вцепившуюся в мой локоть, на его побелевшие пальцы. Она едва заметно кивнула мне, а в следующее мгновение двинулась дальше, и по доскам настила за ней потянулся мокрый след от юбок. Я почувствовала себя так, словно меня благословили. Мне казалось теперь, что каждое мгновение жизни приобрело значение и важность, и я почувствовала, как близка была смерть этой пастушки и как невероятно чудо, позволившее ей избежать его.
— Мы останемся здесь! — рявкнул Капитан.
Он поволок меня в угол платформы и загнал туда, встав у меня за спиной. Я почувствовала себя уязвимой, стоя так у всех на виду, уязвимой для гнева Короля, для зла, которое могло произойти внизу. Я закрывала своим телом собственного отца, который когда-то называл себя моим защитником, который вставал на мою сторону в ничтожных стычках с моими сестрами, с моей матерью, с моими друзьями. А теперь он стал моим врагом из-за этой истории с Клеппером; он хотел, чтобы все несчастья мира тяжким бременем легли мне на плечи, как наказание за то, что я осмелилась пойти против него.
Все смотрели на жреца. На лице его было написано такое высокомерие, какое может изобразить лишь жрец, без страха быть осмеянным. Он принял у Короля пустую бутыль из-под спирта и положил ее в деревянный ящик, точно подогнанный под ее размеры. Он развернул темную ткань, которую держал в руках, и с большой тщательностью обрядил в нее Короля. Из чего она была сделана? Ткань казалась бесплотной, словно тень или вуаль, но в ней виднелись какие-то комки и узлы — некоторые расправлялись, некоторые оставались, как на лохмотьях нищих или на одежде людей, избитых плетьми, разрезанной в клочья и слипшейся от крови. Мантия была черной, а может, пурпурной.
Затем, когда ткань была накинута на плечи Короля, в руках жреца остался какой-то странный головной убор, который, видимо, прежде был украшен перьями, и потрепанная маска, похожая на череп или собачью морду, страшная и отталкивающая. Все эти предметы скрыли красоту нашего Короля, так что я могла узнать его лишь по осанке и походке да по спокойствию, отличавшему его от людей, прижимавшихся друг к другу, перешептывавшихся и переминавшихся с ноги на ногу. Его спокойствие, казалось, было материальным, словно дым или запах, и оно распространилось на его придворных, заставило их замереть на месте и превратило в каменные статуи стражников, только что выводивших из комнаты слуг.
