Темный Набег - Мельников Руслан (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
Посеребренный меч магистра прочертил в ночном воздухе стремительную сверкающую дугу.
У Эржебетт, наблюдавшей за происходящим снизу-сверху, со дна, из-за дна, из-за черты-стены, перехватило дыхание. Внезапно, сильно, резко. Как – конь копытом на грудь. И – ни вскрикнуть, ни ахнуть, ни застонать, ни схватить воздуха ртом…
Бритвенно-острое лезвие с насечкой из белого металла ударило в шею матери-ведьмы. Легко взрезая и волосы, и плоть, и кость. Звук был такой, словно разрубили полупустой кожаный бурдюк с вставленной внутрь палкой.
Треснуло. Хлюпнуло, булькнуло…
Голова упала в воду вместе с пучком отсеченных волос. Черный слипшийся ком грязных косм расплывался медленно и лениво, будто моток длинных тонких нитей… будто клубок расползающихся червей…
Обезглавленное тело Велички осталось на берегу. Тело дернулось в агонии.
Раз.
Другой.
Третий…
Глава 51
Нет, кровь не хлынула фонтаном из рассеченных артерий. Этот кровяной источник уже иссяк. Этот ток был слишком слаб. Последняя кровь казненной ведьмы стекала в воду вялой умирающей струйкой. Кровь расплывалась, но не растворялась в воде. Кровь вновь опускалась ко дну.
Магистр процедил сквозь зубы:
– Теперь уезжай, брат Томас. И уводи людей обратно к замку. Здесь вам больше делать нечего. Ни тебе, ни прочим нет нужды слушать слова заклинания, не предназначенные для ваших ушей. И еще… – Бернгард строго взглянул на своего спутника. – Никто и никогда – запомни, никто и никогда не должен знать о том, что ты видел здесь, сейчас… Не смущай души братьев. Пусть и впредь несут свою службу в счастливом неведении, пусть не думают о том, что могло произойти этой ночью.
– Да будет так, – покорно склонил голову кастелян.
Томас сорвал с окровавленной руки Велички ремень, поднял с камней меч, вскочил в седло. Кованые копыта застучали по камням. Удаляясь…
Конь Бернгарда, не сдерживаемый больше крепкой рукой кастеляна, тоже предпочел отойти подальше от озера и обезглавленного трупа.
Медленно-медленно оседало на дно кровавое облако. Вторая порция сильной крови за эту ночь. Последняя порция. Малая порция. Все, что смогло дать обезглавленное тело.
А на водной глади у самого берега чудовищным поплавком покачивалась отсеченная голова. Из воды торчал лишь затылок. Вокруг колыхались рассыпавшиеся волосы, и ведьмина голова была сейчас подобна голове змееволосой девы из древних языческих легенд, обращавшей врагов в камень.
Голова Велички не погружалась в воду совсем и не всплывала полностью. Голова словно размышляла – утонуть? остаться на плаву?
Голова была обращена лицом вниз, ко дну. Если смотреть из мира людей – вниз. Если смотреть с той стороны рудной черты – вверх.
Эржебетт смотрела с той стороны. Эржебетт видела закатившиеся глаза матери. И бледные, мертвые губы, которые, казалось, еще шевелятся. Казалось… Опять иллюзия, опять обман мертвой воды и черно-зеленой мути, смешанной с ней.
Проходившее через эту воду и туманную черноту кровавое облако было все ближе, ближе…
Ниже…
Выше…
Вода человеческого обиталища пропускала кровь, несущую в себе частичку изначальной силы. Туман темного обиталища тоже расступался перед сильной кровью.
Древняя руда порушенной границы притягивала родственную влагу.
Выпущенная из взрезанных жил сила тянулась к еще большей силе.
А Эржебетт сжатыми кулачками размазывала по лицу слезы. И слезы, и свою собственную кровь, с исцарапанных пальцев, со сбитых при падении с крутого склона костяшек.
Кровь матери-ведьмы осела на дно. Достигла цели, коснулась заветной черты.
Мертвое озеро взбурлило. От обилия пузырей Эржебетт стало плохо видно застывшую на берегу фигуру в белом плаще с черным крестом. Зато слышно стало лучше. Словно говорили рядом. Словно – над самым ухом.
– Все-таки так, – задумчиво промолвил Бернгард. – Все-таки эта кровь – кровь Изначальных.
«Тоже узрел бурление», – догадалась Эржебетт.
А секунду спустя.
– А-ун-на… – гортанно, нараспев начал выкликать первые звуки древнего заклинания тевтонский магистр.
«…ун-на…» – отчетливо доносилось до ведьминой дочери сквозь толщу воды и тумана.
Знакомые уже слова. Те самые, что пела Величка, пуская свою кровь в Мертвое озеро.
По рудной черте-стене, наново смоченной красным, прошла дрожь. А после… Разрыв-пролом начал…
Смыкаться?
Зарастать?
Было так, будто кто-то незримый вкладывал в порушенную преграду неровные кирпичи-мазки. Будто чинил заново осыпавшуюся изразцовую мозаику единственно красного цвета.
Кровь вновь встречала кровь. Кровь узнавала кровь. Кровь принимала кровь.
Обломанные, оборванные края бреши тянулись друг к другу. Зияющее пространство меж ними уменьшалось на глазах.
Темный туман Шоломонарии уходил из озерной воды, втягивался обратно, не желая оставаться по ту сторону закрывающегося прохода.
– Гу-хать-яп-паш… – продолжал вещать на давно забытом языке тевтонский магистр.
Дыра стремительно затягивалась. Слова Бернгарда становились глуше, тише. И к Эржебетт приходило понимание: ведь это – все, ведь это – конец. Конец всего, что было раньше, той, прошлой жизни конец. Бесповоротный.
Она – не туман, у которого еще есть шанс вернуться.
Когда брешь исчезнет, проход утратит всякую власть над рудной чертой. Проклятый проход больше не откроется сам и не раздвинет озерных вод. И ей, Эржебетт, не пройти сквозь сплошную стену, не вернуться более назад. Даже на сложенный саксами костер – не вернуться. Она – отрезанный кусок, она – отсеченный ломоть этого мира.
И заброшенный в мир иной – неведомый и жуткий.
Взломает ли она кровавую границу вновь, если границу эту сейчас запрет магистр? Сможет ли? Достанет ли ей сил и умения? Хватит ли памяти не забыть нужных слов и холодной воли не перепутать запомненное?
«…яп-паш…» – едва-едва слышно пробивалось сквозь мертвые воды.
И – главное – успеет ли она услышать все, что должно? Разберет ли в стихающих, глохнущих звуках верную суть заветной формулы?
Когда длинное путаное заклинание произносила мать, Эржебетт не разобрала и не запомнила древних слов. Не до того было, когда материнская кровь текла в воду. А сейчас… Сейчас у нее – последний шанс. Услышать, узнать, запомнить.
И если не воспользоваться тем шансом…
Прежняя жизнь оборвется. Вся – от и до. И связь с родным миром – тоже. Навеки. Навсегда.
А прежнего было жалко. А нового не хотелось вовсе. Никакого нового. Тем более того, что терпеливо ждало за спиной раззявленной пастью Проклятого прохода. Единственно возможной дорогой. В темное обиталище дорогой.
И ничего ведь уже не изменить!
Ох, до чего же жаль! Безумно жаль было себя, такую одинокую, брошенную, обреченную… Вероятно, именно эта жалость к себе самой и сподвигла Эржебетт. И подтолкнула ее.
Жалость, а еще страх. Жуткий, звериный.
– Пакх-тью-эф-фос… – не торопясь, сосредоточенно выводил словознаки, словозвуки магической формулы Бернгард.
«…фос…» – совсем уж тихо, на грани слышимости, пробивалось сквозь озерную гладь.
«…с-с-с…» – прощальным шипением отзывалось в мозгу Эржебетт.
И паническое предчувствие сжимало сердце. Следующей фразы она уже не расслышит. Эржебетт знала это. Точно. Наверняка. Ничего не услышит, если ничего не предпримет.
Сейчас же. Немедленно!
Но ведь не изменить! Ничего!
Брешь в стене сжалась до размеров небольшого круглого щита, до размеров норы, в которую едва-едва под силу протиснуться человеку. Но – пока еще под силу.
И – почему не изменить?! Почему – ничего?!
Секунда. Доля секунды. Краткий миг на судорожные размышления. На лихорадочное взвешивание всех «за» и «против». Тех, что приходили сейчас на ум. Только – тех.
Нужно ли ей это? Не нужно? Важно? Не важно?
Нужно! Важно!
Напуганная юница, ставшая сиротой, знала одно: она не желала обрубать мосты. Все ее существо противилось этому. Так уж повелось, такова людская натура: каждый человек хочет вернуться туда, откуда начинал свой путь. А если и не хочет того явно, так втайне мечтает иметь такую возможность. И она. Тоже. Эржебетт тоже хотела вернуться. Пусть – не сейчас. Но потом – обязательно. Когда не будет так опасно. Но чтобы можно было… всегда чтобы можно было вернуться!
