Черный тан - Лау Миллер (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗
– Что со мной происходит? – закричала она. – Джал…
Однако звук ее голоса изменился, стал искаженным. Язык потерял способность произносить слова. Тело оцепенело и трансформировалось. Хотя Риган понимала весь ужас и горькую иронию происходящего, выразить это словами ей уже было не под силу.
Она стала птицей.
Джал хохотал до слез, наблюдая. за тем, как Риган катается по каменному полу каземата, извивается и визжит. Он смотрел, как ее истерическое воображение оставляет следы на теле. Белая ночная рубашка расцвела тысячами мелких кровавых пятнышек. На коже появились багровые рубцы. Джал видел странные кровавые линии на нежной коже лица, глубокие, почти треугольные, повторяющие рисунок клюва, видел, как выпрямлялись и дергались в судорогах агонии ноги.
Чего он тем не менее не видел, это перьев. Черных перьев, клюва и когтей. Джал с восторгом похлопал в ладоши и повернулся спиной, чтобы уйти.
– Грелл. Последи за ней. Приди и скажи мне, если у нее все пройдет или если она умрет.
Грелл кивнул с обычным бесстрастным выражением. Он чувствовал раздвоенность, наблюдая одновременно за смехом и агонией.
– Грелл, – проговорил он.
Джал помедлил немного и оглянулся на демона. Этим словом, казалось, исчерпывался весь словарный запас существа, поэтому Джал решил, что Грелл произнес его, чтобы подтвердить свое согласие.
Риган летела. Она знала это. Но то был не плавный, красивый полет. Риган паниковала, возмущалась. Она была птицей, птицей… ей было не до Джала. Боль и шок затмили все. Птица открыла серый хрящеватый клюв и каркнула. Значит, она стала вороной. Где-то в глубине сознания проходила дуэль между новыми ощущениями и памятью чувств растерзанного, кровоточащего старого тела. И она каркала, каркала, каркала и била крыльями.
И в тот момент, когда Риган почувствовала, что сердце работает на пределе, а боль угрожает переполнить чашу терпения, что-то произошло.
Это был Грелл.
Он стоял рядом и очень странно смотрел на нее птичьими глазами (о боги, у меня ведь, наверное, такие же), меняющими цвет с черного на красный, с красного на черный. Интересно, что он видел, птицу или кровь? Демон подошел ближе и молча уставился на Риган. Она перестала бить крыльями.
– Грелл? – произнес он.
Риган слышала, как колотится ее сердце, и ощущала страшную боль.
– Тебе больно? – Печальное страшное лицо стало еще ближе. Она в ответ издала звук. Воронье карканье, не слово. Неужели ее тело больше не существует? – Грелл знает боль, – произнес он, как будто отвечая себе. – Знает боль, – повторил он почти триумфально, довольный, что смог сформулировать мысль.
Ей было больно, а Грелл знал, что это такое. Протянув руку, демон дотронулся до лица девушки.
– Иди, – сказал он печально.
Боль стала затихать. И, что самое главное, действие стигматора прекратилось, Риган опять стала собой.
Она посмотрела вниз, на свое израненное тело. Свободное тонкое платье, бывшее когда-то белым, теперь свисало кровавыми лохмотьями. Все тело покрывали тысячи кровоточащих ранок, будто оставленных призрачными перьями. Лицо очень замерзло, потому что холодный воздух заморозил раны вокруг носа и рта. Риган сообразила, что сидит на земле в неудобной позе, и попыталась встать на ноющие ноги.
– Грелл, – прошептала она. – Спасибо тебе большое. Демон ничего не ответил. Его лицо опять стало бесстрастным.
Риган поковыляла к двери, каждую секунду ожидая, что он опять схватит ее, но Грелл только молча наблюдал за усилиями девушки.
– Я ухожу, – пробормотала она, – назад в…
В этот момент демон пришел в движение, он осторожно подхватил ее на руки и на удивление быстро понес по коридору.
– Нет! – воскликнула она, пытаясь сопротивляться, но Грелл не обращал на нее внимания.
Риган чувствовала себя совершенно опустошенной, у нее кружилась голова. Опустив глаза вниз, она заметила, что оставляет за собой кровавый след. Девушка не знала, собирается ли демон вернуть ее своему хозяину, но была слишком слаба, чтобы как-то отреагировать. Кроме того, прекращение боли было таким облегчением…
– Иди, – вдруг сказал Грелл. – Уходи, Риган.
«Когда Создатель творил Лизмаир, он пел, танцевал и двигался по пустому пространству земли, ударяя своим копьем. Так появились озера и океаны и все сиды, кроме одного. В бесконечном мраке небес яркая звезда удивилась, увидев мир, сотворенный Создателем. Звезда упала на этот мир и превратилась в существо, которое могло неустанно бежать много миль, прекрасно видеть на большие расстояния. Так первый сид-волк пришел в Лизмаир. Он отличался от других существ, потому что был мудрым созерцателем сотворения мира…»
Седая, окровавленная морда Эскариуса Вермеха подергалась во сне, потому что ему снился мамин голос. Ее считали самой красивой волчицей в клане, а отца Эскариуса самым достойным, чтобы завоевать ее сердце. Проснувшись, он решил, что члены его племени очень умны. Они совсем другие, отличаются от остальных обитателей Сутры… Было кое-что, чем клан волков мог гордиться. Например, своим статусом одиночек и очень мудрых существ.
Но Эскариус чувствовал беспокойство от этих мыслей и голоса мамы. Она говорила о прошлом. Мифология сидов принадлежала совершенно другому миру… Здесь, в Сутре, их клан уменьшился, преследуемый Риган и Джалом, но все-таки они были разделены с Великими физически и эмоционально различными представлениями о преданности. Хотя с другими сидами у волков существовала некая гармония. Единственным собранием, которое уважали и на которое собирались все без исключения, был Совет, но он не проводился последние пять лет…
Эскариус уже не спал, хотя упрямо не хотел открывать глаза, не испытывая желания смотреть на то, что, как он знал, его ожидало. Глубокая складка пролегла по центру его морды до самых глаз. Мысли, хотя и не очень связные, все-таки стремились к выводу, который Эскариус неохотно сделал. Если что-то не предпринять, сиды могут исчезнуть из Сутры навсегда, а Великие будут оплакивать их, хотя не сделали ничего, чтобы остановить этот процесс.
Наконец Эскариус открыл глаза. Земля вокруг него была черной и красной. Красной от огня, черной от пепла и разбросанных тел скооров. Дым стелился по выжженной земле всю ночь и теперь повис, будто густой, жирный туман, в нескольких футах над землей. Не было и дуновения свежего ветерка, ничто не двигалось среди строгих силуэтов обнаженных деревьев. На первый взгляд казалось, что вокруг стоит полная тишина, но когда Эскариус прислушался, до него донесся тихий, настойчивый звук, похожий на приглушенный шепот. Он знал, что этот звук производит огонь, коварно путешествующий под землей. Не оставив ничего на мили вокруг на своем пути, огонь жег торф, взрывая поверхность пламенным когтем, поглощая корни и нижние ветви деревьев, попавшихся ему на пути.
Волк медленно дышал, стараясь захватывать как можно меньше дыма. Он встал на поверхность гранитной плиты, нагретой подземным огнем, и потянулся, выгнув спину дугой, разминая затекшие мышцы. Спрыгнув на землю, Эскариус почувствовал, как болезненно натянулась кожа вокруг ран на его теле. Больше всего беспокойства доставляла рана на спине, которую нанес оказавшийся более удачливым скоор своим коротким копьем, когда Эскариус одолел его напарника и вырвал из горла кусок отвратительного на вкус мяса. Их оказалось слишком много, чтобы волк смог остановить тварей. В конце концов скооры просто перестали обращать на него внимание и продолжали свой мерзкий полет.
Эскариус остановился и посмотрел тоскливым взглядом в том направлении, куда они улетели. Дым действовал на глаза, раздражая их, заставляя слезиться, отчего казалось, что он плачет. Хотя, по правде говоря, на сердце у него было очень тяжело. Впереди, непроницаемый для огня, стоял камень Фир Крига. Над ним вился дым, и первые прикосновения зимнего утра, достигнув желтых клубов, делали их похожими на твердые золотые нити или вьющиеся растения, стремящиеся повалить последние несколько камней. За ними молчаливое зеркало Света Небес было также окутано дымом. Ор Койл, большой лес, покрывавший землю на сотни миль с запада на восток, больше не существовал. Сожженный, изломанный, опустошенный легионами скооров и других странных чудовищ, каких никогда не видели в Сутре. Это была смерть. И сиды, и Великие пребывали в печали. Сомнений быть не могло, неприятности их всех ждали большие.
