Путь тени - Суренова Юлиана (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
Глава 11
Мгновенья бежали без оглядки. Каждый новый день пролетал быстрее предыдущего, словно время, замешкавшееся в начале пути, спешило наверстать упущенное. А Мати даже не замечала этого, когда, стоило образоваться свободному мигу, чтобы остановиться, оглянуться назад и задуматься, как тотчас находились неотложные дела: дети, жаждавшие услышать сказку, или взрослые, обнаружившие какую-то непонятность в легендах нового времени. К вечеру же Мати так уставала, что, стоило ей забраться в свой угол повозки, как дрема валила ее с ног, накрывала своим теплым одеялам и шептала на ухо слова самых сладких надежд до тех пор, пока девушка не засыпала глубоким беспробудным сном. Этот сон, лишенный видений, черный, как чрево повозки, потерявшей огонь, пролетал мгновенно, словно снежинка на крыльях метели, не оставляя после себя никаких воспоминаний, лишь тяжелое, гнетущее чувство потерянного времени.
Когда же, наконец, все сказки были рассказаны, а легенды объяснены и у нее появилось время на то, чтобы задуматься, она почувствовала себя такой несчастной, что, наверно, разрыдалась бы, если б смогла Сердце сжалось от невыносимой боли, душа вспыхнула, будто лампа с огненной водой, обида смешивалась со страхом, а одиночество с отчаянием.
Как же так! Прошел целый месяц! Не день, не два – она поняла бы, но месяц! Это просто не укладывалось у нее в голове!
Пряча от чужих взглядов зажегшиеся в глазах слезы отчаяния и кусая от обиды в кровь губы, Мати выскользнула из повозки, ища спасение от страшного внутреннего жара в холоде сумерек снежной пустыни.
Было еще очень рано. Солнце не успело подняться над землей, и бледноликая пустыня, погруженная в полутьму, казалась особенно мрачной. Дул ледяной ветер.
Девушка надвинула шапку на самые брови, подняла воротник, пряча дыхание в пушистую шаль, втянула руки в рукава, однако несмотря на все это, продолжала зябко ежиться: как она ни пыталась согреться, ей по-прежнему было холодно.
"Ну и пусть! – глядя себе под ноги, думала Мати. – Пусть! Вот простужусь, заболею, умру… – она всхлипнула. – Ну и ладно! Так даже лучше!" Ей было страшно жаль себя.
"Я одна, совсем одна! Вокруг только чужаки! Никто меня не любит, никто не понимает… Не обнимет, не прижмет к груди, успокаивая… Ни выговориться, ни поплакаться…" А еще она ненавидела всех вокруг жуткой ненавистью. Ненавидела за свое одиночество, за все то, чего ей так страстно хотелось в этот миг и чего у нее не было.
"Чужаки! Да еще именно те, которые чуть было не убили меня, не уничтожили весь наш караван! И сейчас от них не приходится ждать ничего хорошего. Вот я и не жду… – она всхлипнула, потерлась носом о жесткий, заиндевелый мех воротника. – А те, кто мне сейчас так нужен… Где они? В этом демонском Курунфе! Веселятся, небось, радуются… А почему бы нет? Ведь их мечты исполнились. Жизнь удалась. Есть что вспоминать в вечном сне. И… Они, наверно, давно забыли обо мне. Словно меня и не было никогда. А если и вспоминают иногда, думают, небось, что я тоже счастлива, что и моя мечта исполнилась. И то, что меня нет с ними рядом – только доказательство этому. Наверно, они решили: я хотела стать не просто Творцом заклинаний, полубогом, но самой богиней, госпожой Айей. И они ведь были бы готовы принять такую мечту. Даже Шамаша решили отдать мне в мужья, как будто я… – она шмыгнула носом, сдерживая готовые сорваться рыдания. – А Шамаш… Шамаш… Он…
Он ведь не знает, что это Лаль перенес меня за дни пути. И считает, что мне надоело сидеть в заточении в повозке, вот я и убежала… Обиделась на Него, на отца, на всех, и… Я ведь уже убегала прежде… И вообще… – она тяжело вздохнула. – У Него же тоже есть мечта…" Тем временем на смену ночи пришло утро. Горизонт вспыхнул алой искрой пробуждавшегося солнца. Но этот свет горел только миг, спустя который погас, растворившись в холодном сумраке снегов. Словно кто-то поднес зажженную лучину не к лампе с огненной водой, а ледяному снегу, и она умерла, вместо того, чтобы дать жизнь.
Это было странное утро – безликое, бессердечное. Холод, которым от него веяло, морозил не столько тело, сколько душу, которая дрожала, металась, стремясь в страхе спрятаться местечко потеплее, побезопаснее. Глаза резали кусочки льда, толи проникшие в их пределы, толи возникшие в сокрытых в них озерах.
Мати заморгала, надеясь, что это прогонит резь, зажмурилась, несколько мгновений с силой сжимая веки, но ничего не помогло. Вот если бы протереть глаза рукой…
Но для того нужно было вытянуть ее из рукава, снять варежку.
"Б-р! – от одной мысли об этом ей стало еще холоднее. – Ну уж нет! Лучше идти с закрытыми глазами. Все равно дальше снегов пустыни не уйду. Да и смотреть тут не на что".
Ей все надоело. И – прежде всего – караван чужаков, который никогда, даже если ей будет суждено остаться в нем навсегда, не станет для нее своим.
"А я и не останусь, – девушка ни на мгновение не сомневалась в этом. Не потому, что все еще верила, что ее найдут. Ну, конечно, эта вера была в ее душе по-прежнему жива. Иначе она давно бы покинула смертную плоть. И, все же… – Уйду в снега…
В никуда… Как тогда, в детстве… Лягу в мягкую снежную постель… И засну…
И мне приснится караван… И отец… И Шамаш… И все будет просто замечательно…
Как было… Было… – она стиснула зубы так, что они заскрипели. – Если осталось только это "было", пусть ничего и не будет вовсе! Так лучше! – ее губы задрожали, глаза наполнились слезами. Втянув голову в плечи, она тяжело вздохнула. В груди было холодно и пусто. До тех пор, пока ветры не принесли, словно хрупкую снежинку, робкую надежду: – Но может быть… Может быть…" Мати огляделась вокруг.
Ветры, касаясь снежных покровов, взбивали белый пух, поднимая в воздух пушистые хлопья, которые, медленно кружась, повисали над землей не то облаком, не то туманом. Казалось, их касание должно быть мягким и пушистым. Но стоило подставить щеку – и вместо ласки пуха кожу царапало множество острых осколков льда.
"Если бы утро было солнечным, этот ледяной танец был бы прекрасен, – подумалось ей и глаза девушки наполнились грустью, губы едва заметно поджались. – Льдинки сияли бы в его лучах, переливаясь всеми цветами радуги. И танцующие мерцающие огоньки были бы подобны звездопаду – тому мгновению чудес, когда каждый может загадать свое заветное желание, зная, что оно исполнится… Я бы загадала… – ее взгляд, оторвавшись от земли, поднялся к небесам, ища в их бледных покровах отблеск луча мечты. – Быстрее вернуться домой! К родным, дорогим людям, к отцу, дяде, Сати, к моей маленькой Ашти… – великие боги, как же она соскучилась! По всем сразу и по каждому в отдельности. – И к Шамашу, моему дорогому, любимому, единственному… – девушка на миг зажмурилась, чувствуя, что глаза наполняются горячими, словно огонь, слезами. – Домой! – и не важно, что ее караван стоял у врат Курунфа – самого непонятного и оттого пугающе страшного из городов мира снежной пустыни. – Достаточно сделать шаг, нагоняя будущее, и страх уйдет… – почувствовав горечь странной, необъяснимой боли, поспешила успокоить себя молодая караванщица: – Ничего, ничего, я со всем разберусь. Выясню, в чем там дело, что это за город такой – Курунф, – Мати с каким-то непонятным, необъяснимым упрямством вновь и вновь повторяла это название, оставившее в ее памяти четкий, неизгладимый след – знак на белом покрове пустыни, который не сотрет ветер, не оплавит солнце, не скроет под своим тяжелым пологом вечность. Куфа и Курунф – она помнила имена лишь этих городов. – А Куфа не людской оазис. Может, и Курунф тоже. Но даже если и так… Раз уж я не боюсь Мертвого города, то и этот не заставит меня дрожать от страха! – она выпрямилась, откинув голову назад. – Я войду в него! Разгадаю его тайну, и… Замки растают, словно были отлиты изо льда, врата откроются, подчиняясь словам заклятья, и я смогу не только выйти из его круга, но и вывести всех. Я должна! Должна вернуться! Потому что иначе… Нет, – она упрямо мотнула головой. – Иначе не может быть!" – ее глаза, глядевшие в небеса, искали в его божественных просторах защиту и опору. Но не находили ничего, кроме еще одной пустыни – такой же серой и безликой, как и земная. Там, где не светят ни солнце, ни луна, ни звезды, не место надежде.
