Путь, выбирающий нас - Панкеева Оксана Петровна (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Поэтому он с самым торжественным видом вручил себя в шустрые руки ортанского правосудия и еще несколько дней, пока дело оформлялось, от души развлекался в своей камере. Самым веселым, по его мнению было исчезнуть на глазах тюремщиков, а потом вернуться, объяснить, что бегал за выпивкой, и перепуганных мужиков угостить.
Когда его ввели в зал суда, Казак еще секунд десять не мог определиться, следует ему воспринимать этого судью как издевательство или как повод повеселиться.
– Пан судья, можно вопрос? – наконец поинтересовался он, дабы все-таки уточнить этот важный момент.
– Заседание еще не открыто, – невозмутимо сообщил сопливый пацан, восседавший за столом как карикатура на правосудие.
– А мне не по делу, у меня личный вопрос.
– Семнадцать, – произнес судья, так и не поднимая головы от каких-то бумаг.
– Чего семнадцать?
– Вас ведь интересовал мой возраст, – с непробиваемой уверенностью пояснил сопляк и тряхнул колокольчиком. – Прошу тишины в зале. Слушается дело…
Казак, ожидавший, что это недоразумение хотя бы совершеннолетнее, тихонько потянулся и дернул за полу конвоира.
– Это что еще за цирк? – шепотом полюбопытствовал он. – Кто этому недорослю судить дозволил? Или он какая-то особо важная шишка?
– У него практика, – так же шепотом пояснил охранник. – Это какой-то из младших принцев. Говорят, умный аж жуть какой!
Подсудимый недоверчиво хмыкнул. Последние лет четыреста он плохо себе представлял, как можно быть умным в семнадцать.
Судья сделал небольшую паузу и строго посмотрел на разговорчивого стражника, который немедленно замолк и вытянулся по струнке. А подсудимый впервые за те самые четыреста лет усомнился в правильности своих представлений.
Прозрачные как лед глаза малолетнего судьи смотрели на мир с холодным равнодушием умудренного жизнью старца, познавшего всему цену и убедившегося в тщете всего сущего. Не бывает такого, решил Казак и попытался заглянуть глубже. Не могут семнадцатилетние мальчишки так смотреть, это маска, притворство, старый маг в личине, что угодно, только не то, что ему сказали!
Все же это был настоящий молодой парнишка, и его равнодушие действительно оказалось не совсем искренним. Хотя ни враждебности, ни сочувствия к судящимся сторонам даже не мелькало в судейском сердце, под маской полного безразличия пряталось неукротимое детское любопытство. Как раз такое, как и положено мальчишкам его возраста.
Казак приложил максимум усилий, чтобы превратить слушание дела в помесь политического митинга с ярмарочным балаганом. От адвоката он отказался, заявив, что будет защищать себя сам, и теперь об этом весьма сожалел. С адвокатом вышло бы еще веселее. Зато и прокурору, и потерпевшим, и всей судебной системе довелось прочувствовать всю остроту языка подсудимого.
По-прежнему бесстрастный мальчик-судья постоянно тряс несчастным колокольчиком, требуя порядка в зале. Похоже, он был единственным, кто относился к этому цирку серьезно и хотел, чтобы все происходило как подобает. Только вот его представления о подобающем резко расходились с мнением подсудимого.
Казак уже из спортивного интереса попытался втянуть жутко умного принца в дискуссию, но тот оказался редкостным занудой и на каждую реплику выдавал долгое и обстоятельное разъяснение неправоты оппонента. Когда же он заявил, что закон беспристрастен и за убийство следует отвечать независимо от политических убеждений, подсудимый не выдержал:
– И как надо понимать такой закон, который для каждого сословия разный? Который одним людям дает привилегии, а других лишает прав? И позволяет решать вопросы жизни и смерти сопляку, который, поди, и девок-то еще не трахал, да и вряд ли со своего кресла достает ногами до пола, но зато, видите ли, королевских кровей!
Вот тут он попал. Впервые за три часа заседания непробиваемая броня судейского равнодушия дала трещину. На краткий миг, почти неуловимый обычным человеческим глазом, дрогнуло это каменное изваяние. Дернулись губы, сжимаясь в ровную тонкую линию, мелькнула в глазах детская обида на вредного дядьку, и тут же все исчезло, будто рябь по озеру пробежала.
А потом малолетний паршивец, не говоря ни слова, одним движением свел на нет весь эффект от выступления оппонента.
Он встал.
Черта лысого кто-то в зале заметил это полусекундное замешательство, и вряд ли кто-то знает точно, как там у его высочества с девками, зато все воочию увидели, что уж до пола-то он точно достает. И что языкастый подсудимый глупость спорол. Кто ж знал, что этот долговязый юнец настолько сильно сутулится, когда сидит…
– За оскорбление суда подсудимый удаляется из зала и лишается последнего слова, – невозмутимо объявил судья, как будто вставал только для этого. – Конвой, уведите подсудимого.
– А как же вы меня без меня судить будете? – уже откровенно насмехаясь, поинтересовался Казак.
– У меня больше нет к вам вопросов. Последнего слова вы лишены. Ваше присутствие в зале больше не требуется. А приговор вам зачитают в камере. Я даже сделаю это лично.
– И не побоишься? – съехидничал неисправимый нарушитель порядка.
– Я не умею бояться. Всего хорошего.
По дороге в камеру конвоиры посмеялись над попытками Казака переспорить занудного судью и подтвердили, что парень действительно не умеет бояться. И можно не сомневаться, что придет, как обещал. Даже охрану с собой не возьмет.
– А то я сомневался, – ухмыльнулся в ответ Казак – Он не первый. И не последний.
Как он и ожидал, судья пришел один. Добросовестно зачитал приговор, изложил права осужденного, великодушно разрешил обжаловать в высшей инстанции и честно добавил:
– Но это вам ничего не даст. Верховный судья будет еще более пристрастен, чем прокурор.
– А ты, значит, нет? – не удержался от колкости осужденный.
– Абсолютно. И раз уж мы вернулись к нашей неоконченной дискуссии, которая, помнится, оборвалась после вашего вульгарного перехода на личности, то позвольте мне ее продолжить.
– Ответ придумал? – насмешливо прищурился Казак.
– Если я не ответил на ваши оскорбительные высказывания, то не оттого, что мне нечего было сказать, а для того, чтобы не привлекать внимание публики к тому, чего она не заметила.
– Что, парень, таки не любят тебя девки? И так сильно, что ты об этом даже говорить не хочешь?
Судья усмехнулся. На этот раз он был готов к удару, и броня даже не дрогнула.
– Мне всего семнадцать. И у меня все впереди. Рано или поздно кто-то да полюбит. И мы будем жить долго и счастливо, вместе состаримся и вместе умрем. А это несравненно лучше, чем по полвека оплакивать каждую возлюбленную.
– И сволочь же ты, пан судья… – только и смог сказать бессмертный воин, задетый за живое.
– Вам тоже не нравится, когда бьют по больному? Или вы привыкли не получать сдачи?
– Свернуть тебе башку, что ли? – задумчиво проронил Казак. – Чтоб не был таким наглым.
– Во-первых, вы не допрыгнете, – без тени страха усмехнулся юный принц. – Во-вторых, вам это ничего не даст. Даже морального удовлетворения. А в-третьих, вы этого не хотите.
– Ты вообще зачем сюда пришел? Издеваться? Зачитал свою бумажку – и уходи. А хотел что-то спросить – спрашивай и не зли меня. А то не отвечу.
– Хотел, – не стал отпираться судья. Уселся на нары напротив, как будто нацелился на долгий разговор, и, уже не скрывая любопытства, спросил. Совсем не то, чего от него ожидали. – Скажите, что чувствует человек, когда умирает?
– Сам бы попробовал! – съязвил Казак, не любивший долгих вступлений и виляний вокруг главного.
– Я бы попробовал, если бы у меня была возможность воскреснуть и обработать результаты, – серьезно сообщил умник. – Но, к сожалению, это невозможно. Потому я и спрашиваю у вас.
– Ну и напрасно. Я умираю не так, как все люди.
– Наш придворный маг говорил, что вы – вечный переселенец. Что вы движетесь по кругу и возвращаетесь в миры, где уже умирали, вопреки законам равновесия.
