Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ночь Ева (онлайн книга без .txt, .fb2) 📗
— Почему тоже?
Дара опять краснеет:
— Ну, у Иранны нет… — сбивчиво лопочет она, понимая, что брякнула лишнее.
Келлабума поправляет волосы, пытаясь разгладить кудряшки.
— Была когда-то. Мы теряем их при переходе, — говорит нехотя.
— При каком переходе? — Дара подаётся вперёд, ловя каждое слово.
Отшельница смотрит на неё пристально, чуть насмешливо.
— При таком. — отрезает коротко, давая понять, что больше ничего не скажет.
— Они погибают? — не успокаивается Дара.
Пушистые брови взлетают вверх, Келлабума смеётся:
— Нет, что ты. Они остаются там, получая свободу. А нам иногда достаётся, если повезёт, новая сорокоша. Или нечто другое. Смотри.
Она звонко щёлкает пальцами, откуда-то с полки с шорохом срывается маленькая рыжая молния. Яркая, как огненный лепесток.
— Ой… белочка…
Пушистый зверёк ныряет в большие ладони муйбы и прикрывается мягким хвостом. Смотрит на Дару блестящим глазом-бусинкой.
— Бельча — так их зовут здесь. Почти вымерли, скрываются в горных лесах от горе-охотников. Чока, — воркует знахарка и замирает, приложив палец ко лбу зверька.
Белочка стрекочет, кивает, срывается с ладоней и исчезает. Только хвост пушистый мелькнул.
— Отправила к Иранне, чтобы не беспокоились и не искали вас.
— Думаю, вряд ли нас хватятся до вечера, а к тому времени мы вернёмся.
Келлабума смотрит на Дару не мигая, задумчиво.
— Вы останетесь здесь дольше, чем до вечера, — сказала и вышла из жилища, ничего не объясняя.
— Оригинально, — бормочет Дара, разглядывая полутёмную избушку, — чем дальше в лес, тем толще партизаны.
А затем без сил опускается на лежанку. Утро, так сказать, удалось.
Глава 45. Марево и видения. Дара
Меня всё достало. Геллан, странная муйба, иносказания и недомолвки. Я пыталась что-то понять, но каждая фраза, любое слово — очередные дебри, из которых я рисковала никогда не вылезти.
Хотелось пить и спать. Голова тяжёлая, в горле сухо. Мягко говоря, чувствовала себя нехорошо, грубо говоря — хреново. Зачем мы здесь застряли — не понимала.
Вернулся Геллан. Смотрел, как наседка, трогал ладонью мой лоб, хмурился.
— Ты полежи. Попрошу Келл отвар сделать. Развезло тебя.
— Там Ушан, — сказала и испугалась: голос хриплый, чужой какой-то. — Я забыла о нём…
— Ты лежи, я заберу.
Он выходит. Я прикрываю глаза и проваливаюсь в мягкую полуобморочную темноту. Просыпаюсь от звука, что повторяется вновь и вновь, будто кто-то колотит молотком по наковальне. Звук бьётся в висках и раскалывает голову на части. Прижимая пальцы к вискам, сползаю на пол. Ноги ватные, не слушаются, но я встаю, выхожу из домика.
Лианы у входа пышнее, ярче, плотнее. Воздух тёплый. Продираюсь сквозь кусты — почти непролазные, густые, ощетинившиеся шипами, но иглы, цепляясь за одежду, скользят и не ранят. Ступаю осторожно, обхожу трещины, как делал это Геллан, когда шёл к домику муйбы.
Иду, словно плыву, раздвигая руками воздух, что колышется плотным прозрачным киселём. Сладко жужжат пчёлы, порхают яркие бабочки, бьются о листья растений радужными панцирями светляки… Откуда почти зимой?.. Удивляюсь, но слабо: кажется, здесь всё возможно. Сказочный обособленный мирок, где всё наоборот, шиворот-навыворот. Иду долго, сосредоточенно, двигаюсь по квадратам огромных классиков, которые начертил чёрным мелом трещин какой-то сумасшедший…
Впереди — острые скалы и пикообразные камни. Маленькие и большие, стайками и отдельными угрюмыми особями… Впереди маячит фигура — тонкая, гибкая, ловкая. Орудует мечом, обрубывая толстые плети, похожие на сытых удавов. Удар — металлический звон, разрывающий голову на части…
Вглядываюсь в человека, машущего мечом. Чудится что-то знакомое, но я пока не могу понять — что… Юноша оборачивается — и я удивлённо вскрикиваю: это Геллан… или кто-то очень похожий на него… Золотистые кудри — короче, чуть касаются плеч, фигура — тоньше, у̀же в плечах, а лицо — чистое, гладкое, как на иконе: тонкий ровный нос, синие глаза, мягкая линия губ… Уже не мальчик, но ещё не мужчина, которого знаю я…
— Геллан?.. — зову робко, неуверенно, тихо.
Юноша смотрит сквозь меня, прислушиваясь к чему-то. Лицо, освещённое солнцем, прорисовано чётко, как тонкой кистью… Совершенное в каждой чёрточке, в каждой линии… Юноша сжимает губы — и уже нет сомнений: это он, только моложе и ещё не обезображен. Мягко, почти невесомо, как будто в теле нет костей, скользит он средь камней, то теряясь, то выныривая из густых зарослей.
Примагниченная, иду вслед, уже не глядя под ноги, спотыкаясь, но боясь оторвать взгляд от Геллана. Кажется: отведёшь глаза — и потеряешь его, не найдёшь больше…
Он впереди, я безнадёжно сзади — неловкая, неуклюжая, чудом удерживающая равновесие… Ногам не больно, ладоням, что цепляются за острые каменные выступы, — тоже…
Вдали слышится топот копыт и почти неразборчивая пьяная брань… Геллан превращается в струну — опасную, режущую, натянутую. Пальцы сжимают меч. Он делает шаг назад, камни сыплются из-под ног — громко, звеняще, как гигантское драже, а эхом — свистяще-шипящий рёв…
Хочу крикнуть, но только раскрываю рот: ни звука, хоть я напрягаюсь и стараюсь протолкнуть воздух. Но Геллану не нужно моё предупреждение: он оборачивается быстро, как гибкая лоза, что пригнули к земле и отпустили на волю.
Шея, изогнутая знаком вопроса, блестит на солнце тусклой медью… Умная узкая морда с ушами, прижатыми по-кошачьи к голове, — страшна и не похожа на ту, что я знаю… Резкий кивок — и град сверкающих камней бьётся о скалы. Геллан уворачивается и поднимает меч, делает выпад, но Дирмарр уже справа и не ждёт, когда жертва развернётся… Геллан успевает — каким-то чудом… Кончик меча задевает шею, но без силы, по касательной — маленький шрамик на память, тонкий, как нить, изогнутый, как молодой месяц на небе… Я гладила его пальцем, когда мыла и чистила червлёную чешую белым песком…
Геллан лежит на камнях, будто спит. Не Геллан даже, а фигура юноши, укрытая блестящим покрывалом… Острым, твёрдым, переливающимся радужно на солнце — не отвести глаз, не сойти с места…
Драко шипит и, пятясь, скрывается за камнями…Что в его глазах? Сожаление?.. Страдание?.. Вина?.. Что угодно, только не торжество победителя…
Холодными пальцами хватаюсь за пылающие щёки и кричу, кричу, ору безмолвно, срывая связки и чувствуя боль в горле… Не пролитый звуком крик рвёт болью виски на осколки — и я падаю в темноту, глубоко-глубоко, на самое дно, где нет ничего, кроме тьмы…
— Дара, Дара… очнись! — его голос, властный до противности, красивый, как звёздное небо…
Прохладные руки касаются моих пылающих щёк — и становится хорошо, как в детстве, когда мамина рука приходила на помощь, вырывая из ночного кошмара или температурного бреда…
Открываю глаза. Вот он, рядом. Добрый занудливый Геллан. Волосы стянуты на затылке, сжатые челюсти делают лицо уродливее из-за резко выделившейся вмятины с лучами. Почему, интересно, он всегда повёрнут ко мне именно этой стороной?..
Глаза смотрят встревоженно и напряжённо. Позади маячит лицо Келлабумы с потрясающими мягко вылепленными скулами на полноватом лице…
Я цепляюсь руками за его прохладные ладони и покрепче прижимаю к щекам.
— Дара?..
— Я помню твоё лицо, Геллан. Теперь я помню твоё настоящее лицо! — говорю неожиданно звонко, ломая языком хрупкий лёд безмолвной немоты. Говорю — и снова проваливаюсь в темноту…
Я слышу, как он ругается сквозь сжатые зубы. Что-то прохладное и мокрое касается лба. Кажется, я очнулась почти сразу, но глаза открывать не спешу.
— Ну, и что всё это значит? — злится Геллан и что-то опрокидывает: ему тесно в маленькой каморке Келлабумы. — Надо увозить её отсюда: наверное, газ вызывает у неё галлюцинации и беспамятство. Она не такая, как мы, надо помнить об этом.
