Хозяйка судьбы (СИ) - Никода Анна (библиотека электронных книг .txt) 📗
В сознание ворвался шум усиливающейся бури: часть шнуровки порвалась и полог с оглушительным хлопаньем полоскался на ветру, внутрь заливались мутные потоки дождя и грязи, очаг разметало ураганом…
Внезапно все закончилось. Инира вновь стояла рядом с очагом, Биринши смотрел на нее горячим взглядом, и можно было бы подумать, что все это — случайный мираж, но буря гремела за каюлом, барабаня по крыше тяжелыми дождевыми каплями.
Инира поняла все в одно мгновение: вытерла тонкую струйку крови из носа, стряхнув капли в зашипевший огонь, и покачала головой, предупредительно шагнув назад:
— Не нужно. Не делай этого.
Желая избавиться от предательской слабости и шума в голове, она кое-как развязала шнуровку и выскочила на улицу. Свирепый порыв ветра чуть не сбил ее с ног, заставив согнуться едва не до земли, на плечи хлынули потоки ледяной воды, тут же выморозив остатки тепла. Хватая ртом воздух, Инира побрела вперед, оскальзываясь в грязи и не видя ничего дальше полуметра. От ураганных порывов ее мотало то в одну сторону, то в другую. Уже через минуту она пожалела, что не осталась в каюле, но окончательно потеряла ориентацию среди потоков серого: небо падало на землю с неотвратимостью кары Проклятого. В какой-то момент она уперлась руками во что-то твердое, ледяное, но даже не сразу это поняла, ухватилась бессознательно, распластавшись на единственной опоре. Чудилось, что ее вот-вот смоет в пропасть вместе с потоками грязи.
Поэтому, когда на нее налетел кто-то еще, Инира только трепыхнулась, показывая, что все еще жива.
— Ескимен адамни акилсиз балажи! — непонятно прокричал ей в самое ухо Биринши. Впрочем, по тону она догадалась, что лестного в его словах было мало. С него потоками лила вода: нижняя рубаха и портки облепили побледневшее до светлого кирпича тело, коса расплелась и волосы облепили голову, делая лицо еще больше похожим на череп. Перехватив за плечи, он прижал трясущуюся Иниру к себе и, продолжая беспрестанно ругаться, начал подталкивать ее куда-то вбок. Она еле передвигала ноги, шевелиться не хотелось, особенно когда можно было прижаться в горячему, как печка, мужчине. Его грубые слова сливались с ревом ветра, окончательно теряя смысл и все смешалось в клубок из воды, грязи, раскатов грома и ледяного ветра, когда вдруг твердь под руками кончилась и она ввалилась в темноту, тут же обо что-то запнувшись.
— Жы айел! — выплюнул Биринши, поднимая ее за воротник. — Стой здесь!
Вряд ли она смогла бы пошевелиться, даже если бы захотела. Инире казалось, что она сейчас превратится в ледышку. Ее уже не трясло — конечности попросту онемели от холода, она только вздрагивала, когда вода с длинных волос капала на ноги. В неровном проеме за плечами завывал ветер, а впереди была абсолютная темнота — они наткнулись на пещеру. Скорее всего Биринши и вел ее сюда, потому что вскоре в глубине чиркнуло красным и постепенно в каменном углублении на полу разгорелся огонь. Инира шагнула ближе, стремясь к теплу и разглядывая пещеру. Здесь хранились запасы муки в высоких бочках вдоль стен, связанное в тюки сено и высокая кладка сосновых, сочащихся смолой дров, которая терялась в темноте — пещера больше напоминала коридор, изгибаясь и уходя дальше вглубь горы. Биринши развел костер сразу перед поворотом, на единственном свободном пятачке земли, не заставленном различными припасами и снастями. Порывшись в охапке сваленных шкур, бросил одну на пол, а одну — Инире, сурово сдвинув брови:
— Снимай.
Она без возражений избавилась от мокрой одежды под прикрытием медвежьей, тяжелой шкуры и завернулась в нее, как в кокон, снова начиная дрожать.
Мужчина тем временем набросил на плечи еще одну шкуру. В темноте, разгоняемой только пляшущими языками пламени, то и дело едва не задуваемыми сквозняком, он казался еще больше похожим на огромного зверя. Вокруг них натекло немало воды, она и сейчас продолжала стекать с волос, и с шипением испарялась, падая на раскаленный камень.
— Спасибо, — когда огонь разгоревшегося костра согрел ее онемевший язык, сказала Инира, тут же поймав на себе мрачный взгляд воина.
— Зря ушла, — осуждающе высказался он. И, не дождавшись от нее никаких извинений, добавил: — Я бы не стал… Силой. Обидеть хозяйку земли — нельзя. Ее дети — великие.
Сказать ему, как все было на самом деле? Почему-то Инира не хотела никому рассказывать о том, что с ней происходит. Это значило выдать тот страх, который овладевал ей каждый раз, когда дар заставлял проживать две разных жизни. Это не было похоже на видения, какие иногда бывали дарованы служителям душ или одаренных, она действительно проживала все это — всю боль, ужас, все, что происходило — происходило на самом деле. И чем чаще и проще срабатывал дар, тем больше она боялась его. Как совместить все воспоминания, как заставить себя забыть ощущение клокочущей, толчками выливающейся из собственного горла крови, растерзанного острыми камнями тела, беспомощную попытку вырваться из рук охваченного безумием страсти мужчины?
Как объяснить ему, что она убегала скорее от себя, нежели от него?
— Я видела. Ты стал, — наконец, выдавила она.
Биринши вскинул на нее расширившиеся глаза, в которых мелькнуло удивление, страх и недоверие, а затем — всепоглощающее чувство вины.
Заставив ее отшатнуться, он рухнул перед ней на колени, уткнувшись лбом в пол перед девушкой.
— Мое преступление можно оправдать лишь желанием мужчины обладать величайшим из сокровищ, — хрипло пробормотал Биринши ей в ладони — Инира как раз пыталась поднять его голову, опасаясь, что он либо разобьет лоб, либо спалит все свои умопомрачительные антрацитовые волосы. — Я понимаю теперь, за что Солтус-жел покарал нас. Я навлек гнев богов на свой народ.
Инира в смятении подумала, что думать об этом нужно было раньше, хотя связь зимнего шторма, богов и ее персоны ей была не слишком понятна. Но вполне возможно, что она в очередной раз неправильно поняла Биринши — даже при том, что говорил он на Саварском, обороты речи оставались чуждыми, особенно это было заметно, когда он волновался.
— Накажи меня, но не губи мой народ, — сбитая с толку его поведением, Инира пропустила момент, когда от покаяния, воин перешел к действиям: в руках мелькнул короткий кинжал и, прежде, чем бастард успела закричать, мужчина полоснул им по груди. Из длинного, глубокого разреза тут же засочилась густая, темная кровь.
— Прими мою кровь в знак искупления, — в отчаянии прошептал Биринши, протягивая ей окровавленный кинжал. Он не поднимал на нее глаза, продолжая сгибаться к земле. Черные волосы змеями разметались по полу. Беспомощно оглядевшись и не представляя, как заставить его прекратить самобичевание, Инира взяла кинжал: темное, почти черное лезвие не отражало свет, словно вбирая его, кровь густой пленкой покрыла его и она невольно измазала в ней пальцы. Сразу вспомнился Ле-Вант и его кровь, текущая у нее по рукам. Бастард содрогнулась.
— Довольно! — вырвалось у нее. Нервно поднявшись, она отступила к выходу, продолжая держать кинжал в руке. Он удобно лег в ладонь, словно был там всегда и это неожиданно ее успокоило. Было приятно ощущать в своих руках хоть какое-то оружие. — Хватит! Поднимайся.
Биринши не пошевелился. Голова, склоненная к коленям, открывала беспомощную шею, словно давая понять, что Инира вольна забрать его жизнь. Какой же силы должна быть его вера в нее, чтобы так довериться? Что он знает о ней такого, чего она сама не знает? Инира секунду смотрела на распластанного на земле мужчину, обдумывая неожиданную и непривычную для нее мысль и, наконец, решилась. Голос ее звучал хрипло.
— Я не держу на тебя зла. И… Это было бы честью — стать твоей. Но не теперь.
Словно не веря, что кара миновала его, Биринши поднял голову от пола. Они долго смотрели друг другу в глаза.
— Если когда-нибудь я вернусь… — ответила на невысказанный вопрос Инира, отворачиваясь от мужчины. Снаружи ветер начал стихать и больше не завывал диким зверем.
— Значит, ты уходишь, — понял он.
