Сорок апрельских дней (СИ) - Савенков Сергей (книги бесплатно без .TXT) 📗
Слышу в голове голос Мэйби: «Наивный, ты считаешь, что у Президента и солдата — одинаковые ВДК? Открою страшную тайну: в обществе, у каждого своя степень свободы».
Надо признать, что степень свободы Фиеста зашкаливает!
С каждой секундой, я знаю о жизни всё меньше и меньше…
Вероятно, это и значит: «взрослеть». Подростки не сомневаются.
Краем глаза я замечаю, что слева от меня сгущается темнота, и, в тот же миг, на спину мягко ложится мужская рука.
Повернув голову, вглядываюсь в окрашенное светом красных огней лицо.
Хищный нос, бескровные губы, зачёсанные назад серые волосы.
Всего лишь неделю назад, я, вероятно, со страху наделал в штаны. Сейчас я не чувствую ничего.
Он молчит. А мне, сказать ему нечего.
Мы просто сидим и глядим на потоки машин, на жёлтые огни небоскрёбов, на звёзды.
В небесах, от горизонта до горизонта, подсвеченные полной луной, сияют серебристые облака.
Рука неожиданно тёплая. Никакого холода, как тогда, в трамвае.
Наконец, он прерывает молчание. Голос шелестит, будто сухая листва:
— Любишь звёзды? Я тоже… Больше, чем что-то другое… Они как девчонки…. Смеются, водят по небу хороводы… Знаешь, Кирилл, не сочти меня сумасшедшим, но иногда, в такие вот ясные ночи, я слышу их песни. Тогда забываешь, что малышки зарыты в земле, а звёзды — шары раскалённого газа… Знаешь, мы ведь похожи — я и девчонки. Мы забираем жизни: они, когда вырастают — у мужчин, я — у них… Но жаждем при этом другого, поэтому ищем — непрестанно, без устали… Впрочем, все ищут только одно…
Слова шуршат, цепляясь одно за другое:
— Да, я люблю звёзды и облака… И наши платаны.
Наши?!
— И трамвай. Этот электрический запах… Будто скользишь сквозь грозу!
От тёплой руки — вниз, по спине катятся волны холода.
— Снова гадаешь, что же нас связывает?
Откуда он…
— Да ничего, Кирилл. В сущности, ничего. Жизнь — не бульварный роман, я — не твой настоящий отец… Пойми, ты не тот вопрос задаёшь. Правильный: «Что у нас общего?»
Я вглядываюсь в пустые глаза. В серое лицо, без тени каких-либо чувств. Лишь кровавые отсветы, время от времени — когда вспыхивают огни.
— Думаешь, я не был соплёй, вроде тебя? Был. Курсантиком, а потом — штурманом военного транспорта. Лётчиком — да не из тех, от которых в восторге прекрасный пол. Впрочем, к женщинам я равнодушен, так что отношения у нас гармоничные… К счастью, случаются чудеса, приходит внезапное осознание своей природы. А у повстанцев — вечная нехватка военных, мечтающих делать карьеру, сбрасывая бомбы на спящих детей. В их рядах слишком много наивных романтиков.
А может… Может он прав, и это — уже во мне. Вошло — там, на Дзете, и затаилось. Затем, уверившись, что осталось необнаруженным — начало прорастать, ширится, развиваться. И годы спустя, в зеркале я увижу это лицо.
Ведь даже сейчас со мной что-то не так! Я не внизу — со всеми людьми, а здесь, наверху, вместе с… Кем?.. Чем?..
— Тебе их ни капли не жаль?
— Жаль? Нет, Кирилл. Ведь я понимаю, что прекрасны они лишь в моей голове, а в действительности — такие же звери, как все… Самые жестокие люди — нормальные, они защищают систему, в которой комфортно, а требует это немалых жертв. Ты замечаешь монстров во мне — не в других, потому что привык к их рыку — для тебя он звучит, точно сладкая музыка… Знаешь, Кирилл, чтобы понять, как отвратительны люди, просто понаблюдай за собой — за мыслями. Мысли других тебе недоступны, но все созданы одним обществом, не считай себя кем-то особенным… — Фиест убирает руку. — Кирилл, люди делятся на две неравные части.
Ну да, это мы уже проходили!
— Что ухмыляешься? Думаешь, расскажу про волков и овец? Нет, Кирилл. Все мы — то овцы, то волки. По ситуации. Ни злодеев нет, ни героев. Я о другом. Понимаешь, Кирилл…
Ветер сметает листья слов в мёртвые кучи фраз:
— Есть ты, и есть все остальные. Вот и всё. Выбирай, на чьей стороне.
С улицы доносится вой сирен. Трагедии случаются даже в раю.
— Мир ведь не чёрно-белый. Мэйби этого не понять, она — ребёнок, гораздо младше тебя…
Сирены стихают. Статус-кво восстановлен.
— Пойми Кирилл, ты — не животное. Ты свободен, свободен предельно. Не ограничен даже целью существования — её определяешь ты сам. Нет преград, нет обстоятельств. Все эти россказни — оправдания слабаков. Сам строй свою жизнь. Не смотри на людей. Не слушай. Не обвиняй. Люди — только лишь люди, покорная масса. Будешь сильным — станут тебе опорой, ошибёшься — растопчут. Не ошибись, не споткнись… Тебе выбирать: стать таким, как отец, или таким, как отец твоей девушки. Думай, благо есть чем — папашка твой позаботился.
Он стучит мне согнутым пальцем по лбу, как Мэйби — тогда, на пляже.
На пляже… Кажется, это было уже в другой жизни.
— Дам ответ на незаданный вопрос. Чип у меня стоит, но другой, не особенно докучливый. Гадес позаботился и обо мне я. Ты ведь не думаешь, что он позволит Маяку копаться у себя в голове? Или — в головах друзей.
И я не выдерживаю:
— Ты не его друг! Если бы существовал такой чип, он бы его мне поставил, а не запускал вирус в Систему!
— Вирус? Какой ещё… А… — он усмехается, — вирус… Ну конечно…
Хлопает меня по плечу.
— Всему своё время Кирилл, всему своё время…
Лезет в карман.
— Держи.
Нож.
— Держи, это твой. Ребята мои отобрали, с которыми ты песни орал. Чтоб не порезался. Какой-то чудной ты был.
Беру нож, нагревшийся от его тёплых рук.
— Да, вот ещё что… Ты поменьше бы слушал девчонок, — он морщится, будто проглотил что-то кислое. — Не для того девчонки на свете, чтобы слушать их трескотню. Взрослый же! Право, смешно… Если уж быть объективным, мужчина здесь только один. И всё же, послушай меня, как мужчина мужчину. У женщин есть два заклинания: «манипуляция» и «иллюзия». Не попадайся на них, а отними, и затем используй. Против них же самих… Пойми, облако — это простая вода, ну а девчонка — мясо и кости, да немного волос… Если тебе что-то нужно — бери!
— Фиест, а как взять любовь?
Темнота начинает колыхаться.
— Так и знал, что ты ничего не поймёшь… Что ж… Если людям больше нечего дать друг другу, настала пора расставаться. Разумеется, от меня ещё будет подарок на совершеннолетие. Quid pro quo — всё по-честному, я не обманщик. Потом получишь подарок и от отца… Прощай…
И Фиест исчезает, так же неслышно, как появился. Тает, как тень, оставляя чувство, что наша встреча мне только привиделась.
Но я знаю — не привиделась, не показалась. Звёздам-девчонкам это тоже прекрасно известно.
Я смотрю на лезвие, на сталь, туманную в свете луны.
Что же он ищет? И что, ищут все люди?
Вспоминаю пустые глаза — будто и нет никого там, внутри.
Как он сказал? «К счастью, случаются чудеса…»
Разве не может случится чудо? Хотя бы разок!
Чтобы атомы, из которых построена мёртвая серая кожа, вдруг обратились в нечто живое — в траву, в жуков, в клёны. Украденные веснушки стали крапинками на спинке божьей коровки. А пустые глаза — забрала себе какая-то рыба: глупым рыбам они — в самый раз.
Но нет! Гадостные божьи коровки растаскивают веснушки девчонок, таких как Облако. А рыбы — воруют у них глаза, пока Фиест наслаждается звёздами и серебристыми облаками.
С другой стороны, ведь их он не видит. Сам признал: вместо звёзд у него хороводы, вместо ветра — пение мертвецов. И сам он, давно уж мертвец.
А мертвеца убить невозможно…
Нож. От него нужно избавится. Ножи у Фиеста, не спят без работы.
Гляжу в небеса, безуспешно стараясь придумать, как сделать так, чтобы на небе не загорались новые звёзды. Чтобы девчонки оставались девчонками.
Глава 20. Ягуар
Кир проснулся без будильника, посреди ночи. Поднялся и вышел на крышу. Проходя мимо Эйприл, бросил на неё быстрый взгляд. Она почувствовала, на миг открыла глаза — и снова зажмурилась, делая вид, что спит.
