Алые нити прошлого - Голуб Елена Сергеевна (полная версия книги .txt) 📗
Путешествие окончилось весьма неожиданно — медведь резко остановился и скинул Альберту со своей спины так, словно она была надоедливой, досаждавшей ему птицей-чистильщиком, выклёвывающей у него из шкуры мелких паразитов. Жрица даже пискнуть не успела, как оказалась в глубоком сугробе, головой в снегу. Когда же она высвободилась из холодных и мокрых «объятий», вокруг уже никого не было. Зверь исчез абсолютно бесшумно, как будто был порождением той самой тишины, из которой обычно рождаются жуткие легенды о лесных призраках-людоедах, в облике страшных зверей подстерегающих своих жертв тёмной ночью.
Не успев даже поблагодарить очевидного Хозяина здешних угодий, Альберта мысленно сделала то же самое по отношению к своему непосредственному покровителю — Всевышнему Свету. Кое-как поднявшись, женщина огляделась. К её удивлению и радости, прямо перед ней стояла та самая избушка Фергуса, к которой она так стремилась попасть. Оставалось всего лишь пройти пару шагов и выйти на опушку, огибая толстый ствол какого-то старого дерева, с незапамятных времён стоявшего на этом месте и не имевшего определённой породы. В нём было немного и от дуба, и немного от сосны, и пара веток подозрительно напоминали кленовые, хотя сам Фергус считал их больше похожими на липу — лучше определить не удавалось, ибо ветки эти никогда не обрастали листьями и не цвели. Совсем. Как и всё дерево.
Домик лесничего был небольшим, но крепким — Фергус регулярно обмазывал брусья сосновой смолой, в результате чего им не был страшен ни дождь, ни самая лютая вьюга. Изнутри все брёвна были законопачены овечьей шерстью — таким образом, в домике всегда поддерживалась более-менее сносная температура, и никогда не «водилось» сквозняков. Крыша и оконные рамы были также деревянными, а вот сами окна были затянуты отменным бычьим пузырём — на хорошее сырьё Фергус никогда не жалел денег. Надо сказать, что платили ему прилично — десять золотых в год. Герцог был доволен его работой и знал, что лесник деньги не разбазаривает направо и налево, не спускает на выпивку, но напротив — бережно складывает, задумав, очевидно, большую покупку или переезд в другую страну.
Альберта не знала — дома ли сейчас Фергус, свет не горел да и вокруг было очень тихо. Однако она решилась, и, взявшись за небольшой резной молоток (сделанный больше для красоты, чем для пользы) громко и отрывисто постучала в дверь избушки три раза. Сначала никакого ответа не последовало, но, после того, как девушка стукнула ещё раза два — в доме явственно послышался шорох и звуки разжигаемого огнива. Вскоре в окне загорелся свет и дверь отворилась…
Высокий мужчина смотрел на неё заспанным, ничего не понимающим взглядом. Его тёмные кудрявые волосы до плеч были сильно всклокочены, а густая борода явно требовала гребня. На нём не было никакой верхней одежды, кроме ночной сорочки из грубого серого холста и укороченных, таких же холщовых брюк. С высоты своего роста он глядел на Альберту словно коршун на цыплёнка и, казалось, может вот так запросто её проглотить. Глаза у него были почти такого же цвета, как у Альберты — с той лишь разницей, что их цвет больше напоминал цвет орехового дерева, в то время как глаза девушки имели абсолютно угольный оттенок.
Альберта никогда не испытывала к лесничему ничего, кроме добрососедского расположения, однако в эту минуту в глубине её женской натуры шевельнулось нечто, отдалённо напоминающее звериную страсть. Она могла бы легко завладеть сердцем этого человека, стоило ей просто пожелать, но некое чувство солидарности одинокого существа по отношению к тому, кто живёт столь же уединённо, мешало ей предпринять какие-либо наступательные действия. Да и не особенно хотелось, ведь если бы Альберта являлась настоящим человеком, она бы предпочла, чтобы такой мужчина как Фергус полюбил её естественным путём — без применения обольстительных чар. Девушка мысленно «потушила» вспыхнувшее на долю секунды пламя, но Фергус, казалось, совсем не заметил дикого огонька, во всяком случае, сейчас его это не интересовало. Растерянность в его взгляде сменилась постепенным узнаванием, и, наконец, искренним удивлением:
— Сеньорита Альберта, что вы здесь делаете? Да ещё в такое позднее время — неужто опять собрались искать травку, что растёт только в полнолуние?
При этих словах мужчина наскоро, как бы невзначай, бросил взгляд за спину молодой женщины — как будто пытался разглядеть кого-то среди деревьев, скрывающегося в темноте.
— Фергус, молю, простите меня — но мне очень нужна ваша помощь. Дело, по которому я здесь — не требует отлагательств, умоляю — впустите меня скорее!
Фергус вновь сконцентрировался на лице собеседницы, затем окинул её с головы до ног одним скорым взглядом. Мелькнувшее в его глазах подозрение мгновенно растаяло:
— Боже мой, да у вас же все ноги в крови! И где же это вы успели так исцарапаться?! И почему без плаща и обуви в такой мороз? Проходите быстрее, сеньорита, пока не подхватили «летучую» болезнь.
«Летучей» болезнью Фергус именовал простуду, могущую перейти в серьёзное воспаление лёгких. Что же касалось обращения «сеньорита», то, насколько Альберта знала, сам Фергус был родом из Испании и обращался так ко всем незамужним женщинам.
Войдя в тёплое жилое помещение, Альберта невольно расслабилась. Она тут же залюбовалась простотой и уютом, царившим в убежище этого молодого лесника. Большая каменная печь, чем-то напоминающая творения северных народов, давала достаточно тепла для того, чтобы в ней можно было не замёрзнуть всю ночь. Как видно, лесник как следует протопил её перед самым сном, поэтому в комнате стоял приятный дымный полумрак, освещаемый лишь светом большой бледно-жёлтой свечи, изготовленной из овечьего жира. Огромная кровать, рассчитанная на одного человека (но уместиться в ней могли бы и трое), возвышалась в углу рядом с печью — сейчас бельё на ней было смято, похоже, Альберта действительно разбудила незадачливого соседа. Тихонько улыбнувшись, она перевела взгляд на широкий стол, на котором стояли остатки от ужина. Несмотря на замкнутый образ жизни, Фергус был весьма аккуратен в том, что касалось устройства личного быта — на столе имелась чистая скатерть из какого-то недешёвого материала светло-оливкового цвета, а вся посуда хоть и была из простой глины, но в то же время украшалась ручной росписью синего и зелёного цветов. Возможно, лесник расписал её собственной рукой, а возможно — это был подарок его возлюбленной, которая, как догадывалась Альберта, непременно должна у него быть.
— Вы присаживайтесь, сеньорита, — неловко пригласил её мужчина, указав широкой, красной от мозолей ладонью на длинную лавку, вплотную приставленную к столу. — Уж извините, не ждал я гостей в такую тёмную ночь, так что не гневайтесь, что в тарелках осталась еда — я сейчас уберу всё.
Последние слова он произнёс с нескрываемой усмешкой, и Альберте это не понравилось. «А вдруг, Мануэль уже предупредил его, и вся эта сценка — искусно расставленная западня?» — подумала девушка, но вслух ничего не сказала, а аккуратно последовала приглашению Фергуса. Когда он отвернулся, чтобы затворить дверь на засов — Альберта в свою очередь наскоро окинула глазами помещение, одновременно пытаясь «услышать» внутренним чутьём присутствие заговорённого железа, или каких-либо иных особых предметов, призванных остановить действие её силы. Однако ничего такого, кроме разве что железной мотыги да пары лопат (у лесничего имелся крохотный огородик на заднем дворе) она не почувствовала. Усевшись за столом, жрица обратила внимание на множество трав, развешанных на западной стене дома точно так же, как было в её собственной хижине. Спросив об этом у Фергуса, девушка получила неожиданный ответ:
— Да как же, сеньорита — надо же порой подлечить герцога и его дам, всё ж таки охота — дело хитрое: никогда не знаешь, где зверь свернёт, так что можно и с лошади упасть, и в свой — герцогский капкан угодить. Зверь — существо умное. — Объяснил лесничий, попутно убирая со стола тарелки и ставя на огонь новый котелок с какой-то ароматной жидкостью.
