Владигор и Звезда Перуна - Махотин Сергей (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
— Я с тобой посижу, можно? — спросил певец, опускаясь на корточки рядом. — А то, хочешь, вместо тебя посторожу, а ты поспи?
— Не надо, — отказался Филимон.
— Наверное, ты прав, что опасаешься меня, — печально промолвил аскан. — Скоро я уйду и не буду вам в тягость.
— Куда же ты пойдешь?
— На северо-запад. Хочу родные края проведать, меня там, верно, считают уже мертвым.
— Из родных-то жив кто?
— Отец с матерью, надеюсь, живы. Больше года не виделись.
— Чего ж так? Мог бы и почаще с родителями встречаться.
— Для них безопасней, когда сына рядом нет. Ремесло мое наши вожди не особенно почитают. Мы не слишком громко разговариваем?
— Да уж не громче его вон, — хмыкнул Филимон, указав глазами на Чучу, могучий храп которого заглушал все лесные звуки и шорохи. — За версту слыхать. И костра жечь не надо было, всех медведей небось распугал.
Аскан улыбнулся. Он давно отвык от дружеской шутки и был рад ей, тем более что она не к нему относилась.
— А чего это ты давеча от коротышки нашего шарахнулся как от огня? — спросил вдруг Филимон. — Не отнекивайся, я-то сразу приметил. Или знакомы были раньше?
— Он мне одного… человечка напомнил, — смутился аскан. — Очень похож.
— Тоже подземельщика? — Филимон с любопытством посмотрел на него.
— Наверное. Только у того злобное было лицо, а у вашего Чучи добродушное. Но это я потом понял.
— Где же ты видал его?
— Далеко отсюда. Под Вороньей горой.
Филимон присвистнул и вспомнил, что рассказала им Книга пророка Смаггла в хранилище рукописей под Ладорской крепостью.
— Да ты никак железняка видал, — догадался он. — А Чуча наш из Серебряков. Ну, да это долгая история, ты сам у него спроси. Чуча об этом может часами рассказывать. А когда узнает, что ты под Вороньей горой был, он от тебя не отстанет. Что ты там делал-то? А?
Аскан не отвечал. Филимон взглянул на него и увидел, что тот, склонив голову на грудь, спит. Филимон усмехнулся и не стал его больше тревожить.
Остаток ночи прошел без происшествий. Костер совсем погас, но свет зари начал уже пробиваться сквозь ветви деревьев. Первым пробудился продрогший от росы Чуча. Он потянулся, кивнул Филимону и отошел в сторону, чтобы справить малую нужду.
— Снежный Колпак! — заорал вдруг подземельщик. Эхо подхватило его слова, в пропасть с грохотом посыпались камни. Князь и аскан вскочили на ноги, Филимон с луком в руках подбежал к Чуче.
— Что случилось? — крикнул Владигор.
Чуча стоял на краю пропасти, куда ночью чуть не упал, и показывал рукой на высокую гору, острый верх которой был покрыт снежной шапкой. Она была не похожа на остальные горы, вся она будто стремилась ввысь и в утренней дымке казалась парящей над спускающимся в пустыню горным хребтом.
— Я уже видел ее в Книге пророка Смаггла! — возбужденно объяснял Чуча. — Смаггл описывал свою встречу с правителем здешних мест, искусным магом, который живет в этой горе. Пророк назвал ее Снежным Колпаком.
— Живет в горе? — переспросил Филимон.
— Да, внутри горы должно быть озеро.
— У нас нет выбора, мы представления не имеем, куда двигаться дальше, — сказал Владигор. — Может быть, твой маг сможет объяснить нам, что происходит в Великой Пустоши.
— Что ж, князь, твое слово последнее, — сказал Филимон.
— Князь? — переспросил аскан.
Все посмотрели на айгура. Владигор уже и забыл, что представил ему себя синегорским купцом, заблудившимся в Великой Пустоши.
— Конечно князь, — кивнул Филимон. — А ты думал, кто перед тобой?
— Ну, в то, что ты купец, я не очень-то поверил, — промолвил, обращаясь к Владигору, аскан. — Но неужели ты действительно Владигор, князь Синегорья?
— Чего уж теперь скрывать, — развел князь руками. — Я Владигор, и верховному вождю твоего народа я злейший враг.
— Так что, певец, с нами пойдешь или как? — спросил Филимон. — Решай.
— Решил уже, — ответил тот. — Кого ненавидит Рум, тот друг мне. К тому же я еще не получил обещанной рифелы. Как же я сложу без нее мою лучшую песню, которую хочу посвятить тебе, Владигор?
Владигор улыбнулся и протянул айгурскому певцу руку. Тот крепко пожал ее.
Зарема вела Евдоху тайным подземным ходом, который, начинаясь от Ладейной рощи, шел к подножию Ладорской крепости. Она совершенно случайно обнаружила его, когда покидала хранилище рукописей. Круглая выпуклость в стене рядом с гротом, где покоился прах пророка Смаггла, привлекла ее внимание. Она положила ладонь на каменную полусферу, имевшую, несомненно, искусственное происхождение, и надавила на нее. Часть стены отошла внутрь, образовав небольшое отверстие. Зарема увидела четкий след от сапога, слишком большой, чтобы принадлежать подземельщику Чуче, который провел здесь чуть ли не год. Странно, подумала волшебница, что коротышка не заметил потайного выхода из хранилища рукописей. Видно, он так был углублен в изучение старинных свитков, что на все прочее не обращал внимания. Человек, оставивший след, прошел здесь совсем недавно. И это мог быть только Гвидор. Волшебница взяла факел, шагнула в темный коридор и плотно закрыла за собой каменную дверь. Подземный ход вскоре вывел ее к Ладейной роще. Зарема обрадовалась этому обстоятельству: ей не хотелось вновь встречаться с раздраженной Любавой. И вот сейчас она опять шла в крепость, где встреча с княжной неизбежна. Но Зареме как можно скорее нужно было увидеть Белуна, а верховный чародей в этот час находился как раз у княжны.
Зарема держала в руках тот же факел, который она в прошлый раз оставила у входа в подземный тоннель. Ни она, ни Евдоха не оглядывались, они внимательно смотрели под ноги, чтобы не споткнуться о камни, вывалившиеся с течением столетий из неровных низких стен. Обеим женщинам было невдомек, что следом за ними осторожно ступает лохматобородый мужик с безумными глазами…
В горнице княжны Любавы тихо горели две свечи. Беседующих было тоже двое: княжна и верховный чародей.
— Он даже перстень аметистовый, что ты когда-то отцу подарил, с собой не взял, — вздохнула с горечью Любава.
— Неужели? — переспросил Белун с беспокойством. — Он далеко ль лежит у тебя? Хочу на него взглянуть.
— Да вот он, я каждый день гляжу на него, — ответила Любава, доставая перстень из резного ларца. Перстень светился зловещим кровавым светом.
— И долго он так горит?
— С неделю уже. Ни днем ни ночью не угасает.
Глубокая морщина пересекла высокий лоб старого Белуна.
— Худо дело, Любава, — промолвил он. — Не хотел правды говорить, чтоб не терзать тебе сердце, да утаивать правду еще хуже. Не могу сказать, где сейчас Владигор и что с ним. Фильку ждал с вестями, но и он как в воду канул. Стряслось что-то с нашими путниками.
— Белун, Белун… — Любава уронила руки на колени. — И как же ты отправил брата на верную гибель, одного, без дружины, без… — Она не договорила, всхлипнула и тут же тряхнула головой, желая преодолеть непозволительную для дочери Светозора слабость.
— Не одного, Любава, — попытался как-то успокоить ее Белун. — Если б я мог ведать об опасности, с которой Владигор столкнется или… или столкнулся, мне удалось бы собрать все свои силы, чтобы защитить его. Но неведомое зло отняло часть моего могущества. Я чувствую, что с каждым днем угасаю, как одряхлевший старик. Я ведь действительно стар, Любава. И все же рано предаваться отчаянию. Владигор не тот, кого можно легко погубить. Поверь, если бы случилось самое худшее, я бы это почувствовал. Да ведь и перстень горит, то есть предупреждает об опасности. Вот если бы он совсем потух…
— Плохой ты утешитель, Белун, — вздохнула Любава, проведя ладонью по щеке. — Скажи лучше, что делать-то теперь? Недруги голову подымают, в народе слухи ходят, что князь в Ильмере веселию предается.
— И кто ж такие слухи распускает?
— Разве докопаешься! Есть тут посудомойка одна из беженцев, на нее указывают, что на язык она более других ретива.
