Ларец - Чудинова Елена В. (читаем книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Стукнула дверца кареты. Что-то зазвенело. Нелли втащили за подмышки внутрь экипажа, уложили на мягкое, покойное сиденье, почти сразу карета сорвалась с места. Повязка упала с лица. В экипаже и без того было темно. Нелли не без труда приподнялась на локте.
Поначалу девочке показалось, что кроме нее внутри никого нет. Вот удача!
Как бы не так. Что-то копошилось прямо под нею на полу. Собака? Обезьяна! Обезьянка в красном кафтане и длинном колпаке с бубенчиками.
– А я-то тебя сразу узнал, – обезьянка подняла голову, и у нее оказалось лицо мальчика. – Ты мне денежку давал, помнишь?
Нелли не помнила.
– Псойка я, – заявило странное существо. – В деревне вы были у меня, в Старой Тяге. Ты да парень твой, да он мне денежки не дал.
Теперь Нелли вспомнила забавного горбунка из неправдашней родной деревни отца Модеста.
– Вишь, наряд-то мне какой справили, – хвастливо заметил Псойка. – Выходит, не вовсе обычай миновал нас, уродов, в дому держать. Который богатый, понятно, дом-от. Сразу вить после вас, дни через четыре, проезжал старый крыс, да меня и подманил. Я-де, говорит, знаю большого барина, что до всяких чуд охотник.
– Что за крыс? – без особого интереса спросила Нелли: тело слушалось плохо, а в голове стоял еще угар.
– Да так, с мешком для бумаг! Он все барину моему служит, вместе с той старухой, что сейчас тут была. Ее звать госпожа Гамаюнова, а крыса не помню как, чего его помнить, он меня всю дорогу сухими корками кормил. Уж пожалел, что сманился с ним. Зато теперь кушаю с барского стола. Сегодня, знаешь, паштет царский ел, что из далеких земель везут в тесте, а сверху теста кипящим свиным салом его заливают, чтоб, значит, не стухло, да! А я целый кусок уговорил, только чуть надкусанный!
– Отчего ты сказал, что Гамаюнова старуха? – с усилием собираясь с мыслями, спросила Нелли. – Или их две?
– Одна, а что старуха, так я подслушал. Шестой десяток ей. Помирать скоро, знамо дело.
Нет, верно в голове у Нелли еще мешалось! Но да неважно.
– Скажи, Псойка, – ласково заговорила она, – кто снаружи кареты?
– Удрать хочешь? – горбунок захихикал. – Куда тебе, не удерешь. Эти, несмысленные, которые человечьего языка не разумеют, и на козлах их двое, и на запятках столько ж. Я их полозами называю, шипеть горазды.
– А может, поможешь ты мне удрать-то?
– Ишь какой, – карла надулся. – Зачем я тебе помогать стану, у меня барин хороший-богатый. Куда те до него!
Карета подпрыгнула на ухабе. За окнами была глухая ночь, и ехали уже за городом. Друзья уже хватились Нелли, но какая надежда, что им удастся напасть на след? Разве что-то придумает отец Модест, вить не случайно Венедиктов его побаивается. Но прежде всего надобно стараться выбраться отсюда самой… Нелли вздохнула.
– И неча вздыхать, – сварливо отозвался из угла Псойка. – Мне барин обещал погремушку подарить с мертвой головой из литого золота! А ты говоришь, помоги тебе! Сам небось уродов дома не держишь!
– Не держу, – Нелли не обращала уже вниманья на карлу: он не пособник. Да и по-своему он прав. Странные, однако ж, вкусы у Венедиктова! Словно уехал он из России десятка четыре с лишком назад, да с тех пор жил в местах каких-то вовсе не европейских. А теперь вернулся и думает, что за пятьдесят лет мало что переменилось, и лень ему следить за переменами… Пять десятков! И Лидии, по словам Псойки, больше пяти десятков… Все одно к одному, да только ей, Нелли, сие мало что дает.
Не менее часу протряслась карета по ухабам прежде, чем колеса выехали на гладкую дорогу. Нелли поняла, что конец пути близок, и не ошиблась.
В темноте за стеклом остановившейся кареты мало что можно было разглядеть, но почти сразу распахнулась дверца. Ящерица, откинув ступеньку, отступил.
– Добро пожаловать! – Венедиктов, спешившийся, любезно протянул Нелли руку. Стало быть, путь он проделал верхом, на широкогрудом рослом жеребце, вороном, с белой звездою во лбу. – Сегодня ты моя гостья, и мне приятно принимать тебя под своим кровом.
Нелли сделала вид, что не заметила руки: нарочно он, что ли, вить она в мужском платьи!
И то приятно, что нигде не было Лидии, верно, она не последовала за ними. Глаза б ей выцарапать с превеликим удовольствием.
Выпрыгнув из экипажа, она с нетерпением огляделась. Ухоженный французский парк с геометрическими деревьями и кустами (Нелли терпеть не могла такие парки!) раскинулся в осенней неприглядности под затянутым тучами ночным небом. Деревянное здание с невесть какой претензией постройки вытянуло над крыльцом балкон, поддерживаемый вызолоченными кариатидами.
Убранная коврами передняя имела небольшой наклон пола налево.
– Только на Крит-острове строили так погано, как в России при матушке Елисавете, – заметил ее взгляд Венедиктов. – Ну разве не смех, что при эдакой-то моде на масонство люди как раз и разучились использовать циркуль, угольник и отвес по прямому назначению!
Нелли не сумела не рассмеяться. Псойка, катившийся за нею следом, зазвенел своими бубенчиками, словно одобряя признак веселого расположения духа.
Втроем, если не считать безмолвных ящериц, они поднялись уже на второй этаж.
– Здесь твои апартаменты, – приветливо пояснил Венедиктов, когда распахнулись очередные двери.
Две комнаты, не слишком просторные, но излишне роскошные, с великим множеством золоченой резьбы по дереву, слоновой кости и ковров, выходили широкими окнами на лужайку. Никаких решеток не было.
– Все покои к твоим услугам, я не запираю гостей, – усмехнулся Венедиктов.
Верно в парке собаки. Да только собаки вить горазды набрасываться на тех, кто лезет снаружи. Те, кто живет в дому, от сторожевых собак безопасны – трудно отличать им пленника от домочадца! Да и привязывают же их иногда, хоть бы днем.
– Ты не все поняла, Елена Сабурова, – Венедиктов, доставши из кармана зеркальце, коснулся черной мушки на скуле. – Псойка!
– Здеся! – торжествующе выкрикнул горбунок, налаживаясь пройти колесом.
– А по силам тебе перегнать моих, как ты их бишь называешь, полозов?
– Этих-то! – презрительно скривился карла. – В мешке обгоню!
– Тогда гляди, – Венедиктов, скрипнув неподатливой рамою, растворил окно. – Беги через лужайку к воротам, да только чтоб мы отсюда видали. Не увидим, так и не в счет.
– Гоп! Поскакал!
– Псойка, не ходи! – отчего-то испугалась Нелли.
Горбунок показал ей язык и скрылся в дверях.
– Чего ты надумал? – Голос Нелли прозвучал как-то не слишком решительно.
– У меня тут немного другие слуги, нежели в столице, – Венедиктов, с развязной ласковостью обняв Нелли за плечи, повлек ее к окну. – В городе этих держать – хлопот не оберешься. Те, видишь ли, утукки, а здешние – асакки, различье, насколько я понял, не вполне тебе ясное.
Псойка, вовсе маленькой сверху, показался на лужайке. Венедиктов махнул ему рукою. Мальчик припустился бежать.
Мчался он резво и сперва в одиночестве. Затем, с трех сторон, протянулись при лунном свете длинные тени. Стремительно, как-то странно перебирая ногами, ящерицы нагоняли горбунка. Тот, словно обеспокоясь, обернулся через плечо на бегу, а затем побежал вдвое быстрее. Однако немыслимой этой быстроты Псойке хватило ненадолго. Когда быстрый бег его сделался прежним, первый ящерица настиг мальчика.
Дальше Нелли перестала понимать происходящее. Три, нет, уже четыре ящерицы сбились в кучу, словно малые дети, дерущиеся из-за набитой куклы. Тельце горбунка взлетало над ними вверх, то головою, то ногами, падало на землю, крутилось в осьми парах лап… Послышался негромкий крик, похожий на писк птенца, попавшего кошке.
Нелли рванулась из объятия Венедиктова, свесилась через подоконник. Крик звучал еще некоторое время. Но странная драка продолжалась.
Затем Венедиктов протяжно свистнул сквозь зубы, и все внизу стихло.
– У них, видишь ли, чутье на кровь, но только не нюхом, как у собак. Выражаясь языком просвещенной науки, я назвал бы сие чутье термическим. Сами они холоднокровные, подобно рыбам. Вот и…
