Сестра (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Богдан Михайлович Хмельницкий.
Весьма неоднозначная фигура… Хотя что неоднозначного во флюгере? Политик, ёж его редьку… Интересно, хоть когда?нибудь были порядочные политики?
Ой, вряд ли…
Польские командиры тоже были не лыком шиты. Коронный гетман Польши Чарнецкий, великий гетман литовский Ян Сапега, гетман литовский Януш II Радзивилл, гетман Запорожского войска Выговский — неплохая подборка.
Ну и скромный такой хан Мехмед IV Гирей от Крымского ханства.
Что до мирного населения — оно вообще не определилось под кем быть — и видимо, для сравнения — давало всем.
Пару лет повоевали ни шатко, ни валко, потом подключилась Швеция, и войну пришлось притормозить. А то влезли, понимаешь, принялись запорожцам на шведскую семью намекать… вдруг бы согласились?
Алексею это, понятно, не понравилось и он наехал на Швецию.
Конечно, пока разбирались со Швецией, Малороссия тоже не репу копала. Помер Богдан Хмельницкий, а его преемник, некто Иван Выговский быстренько прогнулся под Польшу и принялся пинать бывших союзников. Впрочем, долго его никто терпеть не стал. Пришибли, а на его место уселся Юрий Хмельницкий (вполне себе родственник). Впрочем, хрен оказался не слаще редьки и Юрик тоже быстренько переметнулся к полякам. А чего, булаву вручили, можете идти… по делам.
Конечно, кто?то его не одобрил, Малороссия раскололась на левобережную (как несложно догадаться, Российскую) и правобережную (польскую) части.
Только вот России это не помогло, ее?то пинали уже со всех сторон и теснили тоже. И только в прошлом году начались какие?то успехи.
Ага…
А не тут ли собака порылась? Раньше присылали бездарей, потом пришел Долгоруков, начал побеждать, Польше это оказалось серпом… по территориям, а вот что дальше?
Мог ли Долгоруков договориться с польским королем?
Почему нет?
Могли ли казаки об этом узнать?
Шито белыми нитками, но почему бы не принять за гипотезу?
Казаки узнают что?то нехорошее. Быстренько собираются и драпают, начихав на все приказы, потому как подчиняться приказам предателя — глупо. Еще и для жизни опасно.
Юрик, то ли узнав, что казаки знают, что он знает — направляется в погоню и начинает лупить их в хвост и в гриву.
Может быть такое?
Д?Артаньян, я допускаю все, — как говорил благородный граф де ла Фер.
А как говорил неблагородный Володя — фиг ли мне с тех допусков, если Констанция померла?
Софья поразмышляла еще — и додумалась до самого простого. Попросила Воина Афанасьевича связаться со своими польскими знакомыми и выяснить — что, как, когда…
Нужны деньги?
Дадим, не проблема. Но главное — информация.
Мужчина подумал — и согласился. Но вот беда — времени не было.
И Софья едва не выла в своей свет елке, понимая, что ничего не успеет! Где ты, родной мой двадцать первый век?
Самолеты, телефоны, телеграфы… О!
Телеграфы!
А ведь это она запросто может изобрести! Даже напрягаться не надо, взять самые простые…
Софья в детстве очень уважала графа Монте — Кристо. Очень.
Алексей был не то, чтобы успокоен, но приведен в чувство и отправился к Фролу Разину, успокаивать казака. Мол, разберемся, и обиды не простим, ничего им, гадам!
Фрол кивал головой и верил. Убедился уже.
Но письмо брату?таки отписал.
А Алексей поспешил во дворец, падать отцу в ноги.
Неделю спустя Софья готова была ругаться последними словами. Нет, ну край непуганых идиотов! Понятно, почему Россию пинают со всех сторон — наследственность такая!
Долгоруков, чтоб ему всю жизнь острым поносом маяться — таки казнил Ивана Разина! За дезертирство и измену родине… с — скотина!
Фрол, узнав об этом, порывался ехать и рубить подлеца, едва остановить удалось, объясняя, что рубить надо умеючи. Она же и останавливала, а Фрол все повторял: 'не мог Ванька предать, не мог, он Русь больше матери любил…' и плакал.
Страшновато это, когда плачут большие сильные мужики. Жутко…
Софья смотрела и давала слово, что доберется до Долгорукова и раскопает всю эту историю. Будет она вытащена на свет божий или нет — это уже неважно. Но безнаказанным она это не оставит. Нет уж.
А вот Алексей Михайлович… Софья едва удержалась, чтобы не охарактеризовать отца по полной программе.
Все чего добился Лёшка — это поглаживание по головке и заявление: 'казаки народ ненадежный, бояре?то они свои, не лезь, не твоего ума это дело…'
А все попытки Лешки заметить, что казаки у него в школе, опять?таки были блокированы мягким: 'стрельцов пришлю'.
Вот только стрельцов, среди которых каждый третий стукач, а каждый пятый доносчик им и не хватало! Едва Лешка от такой радости отпихался. И принес Софье горестное известие.
Долгоруков для отца — свой. И царь его просто не отдаст.
Правильно он там казаков угробил, не правильно, царя это не интересует. Если благодаря Долгорукому, которого он знает сто лет, он одерживает победы — отлично! А если кто?то им недоволен — это пардон, лично недовольного половые трудности.
Софья в гневе запустила чернильницей в стену, изругала отца на шести языках, включая строительный матерный и задумалась. А потом принялась наставлять Алексея.
Царевич сидел на подоконнике и поджидал Фрола Разина, который с утра уехал по делам, да так до сих пор и не вернулся.
На душе было пасмурно и тошнотно.
Нет, он и раньше понимал, что его отец слегка… самодур и деспот, но получить настолько явное подтверждение — и в такой неудачный момент?
Ох, не ко времени…
Сынок, меня не волнует, что там произошло. Пусть Юрий одержит для меня победу — и я ему тысячу холопов прощу. Да и казаки… чем они слабее — тем лучше. А то скоро осильнеют, бунтовать начнут — ненадежный это народец.
Ага, ненадежный… а быть?то им надежными — с чего?
Это дорожка с двусторонним движением. Народ для власти, но ведь и власть для народа. А если люди понимают, что их в любой момент сдадут, как монетку меняле — у них и отношение соответствующее будет, чего ж нет?
На Дону казаки друг за друга держатся, иначе там не выжить. А на Руси всяк под себя тянет, всяк в свое гнездо… хорошо хоть сейчас он детей иначе учит…
Когда?нибудь ему будут верные помощники.
Пусть лет через десять, пусть, пока он и сам невелик и дай Бог батюшке пожить подольше.
Только жаль его, вырос под присмотром властолюбца, окружали его казнокрады и подлецы, вот и привык…
А ведь страшно представить, что он мог бы сейчас сидеть в Кремле, под присмотром таких вот… Морозовых и Матвеевых. Мог бы.
Если бы в свое время за него не взялась Софья…
Сонюшка, сестренка любимая…
Детская память избирательна. Алексей хорошо помнил детство, помнил нянек и мамок, помнил, как их разогнали, а к нему приставили воспитателей, которых он невзлюбил.
Помнил их бегающие глаза и почему?то жадные толстые пальцы в богатых перстнях.
И — скуку.
Какими же тоскливыми казались ему уроки, какую зевоту нагоняли буквы и цифирь…
Тогда он еще не знал, сколько за ними скрыто всего интересного, нужного, важного.
Зато сейчас!
Лёша не обманывал себя, ему еще предстояло работать и работать, учиться и учиться, но первые шаги были сделаны достойно. И главное — он приобрел вкус к жизни.
А началось все с маленькой сестренки, которая как?то раз предложила ему поиграть.
Хотя это внешне Сонюшка маленькая, разум у нее такой, что иногда он на нее смотрит, как на старшую сестру, а то и маму. И Сонечка его любит, он?то видит. Она, конечно, скрывает, не показывает, но иногда у нее такой взгляд становится, что мальчишка понимает — за него сестра любого порвет. Зубами глотку перегрызет.
И этот взгляд ценнее сотни уверений в верности и преданности.
Не то, что другие сестры.
Дуняшка, Марфуша, Катенька, Машенька…
Любит он их всех, а вот огонек горит только в Софье. А остальные это видят — ну и завидуют. Как?никак она с Алексеем всюду, а они в Кремле сидят ровно. И не учатся ничему, да и не надо им…
