Маска чародея - Швайцер Дарелл (книги хорошего качества txt) 📗
И кое-что еще.
Черная магия, как предупреждал меня отец, очень соблазнительна, она завораживает. Я с головой погрузился в ее изучение не просто из страха перед тем, что может произойти со мной в будущем, если я не сделаю этого, но и из-за ее бесспорного очарования, «из любви к искусству», как это сформулировал Луна, характеризуя свое леденящее душу хобби. Черная магия – это музыка, которую способен услышать лишь чародей. И он действительно никогда не может отказаться от нее, заставить ее смолкнуть.
Так что я все дни напролет проводил в библиотеке своего предшественника, один за другим срывая магические замки с волшебных книг, жадно поглощая их тайны, используя свое искусство каллиграфа для копирования карт, таблиц, диаграмм, чертежей и знаков, которые я не стану воспроизводить здесь, в книге своей жизни.
Иногда я чувствовал, как Орканр или Лекканут-На, или кто-то из остальных просыпается внутри меня. Я знаю это, шептали они. Хочешь, я расскажу тебе, что случилось потом…
И я садился, впадая в своеобразный транс, в то время как мой разум говорил сам с собой – компания у меня внутри активно общалась, заставляя мои руки перелистывать страницы, перескакивая вперед или возвращаясь к абзацу, который один из них знал наизусть, но Секенр читал впервые.
Таким образом я узнал тайну Девяти Углов, истинное значение Знака Воориш, Литанию Теней Дхаулза и многие другие вещи, которые нельзя даже доверить бумаге, иначе силы, заключенные в них, могут вырваться просто от того, что они будут записаны буквами.
Так проходили недели, затем месяцы. Мои раны затянулись и зажили. Силы вернулись ко мне. Я жил в одиночестве со своими невидимыми компаньонами, и единственными нашими посетителями были духи и призраки, которых кто-то из нас время от времени вызывал. Я весьма смутно представлял себе такие вещи, как смена времен года, иногда даже забывал поесть, поспать или принять ванну. Когда ко мне приходили слуги, я их не замечал. Со временем я обнаружил, что, если прийти на кухню поздно ночью, там найдется для меня еда. Я обычно набирал полную корзину и уходил, довольный что избежал встречи с кем бы то ни было. Я рассуждал так: если я понадоблюсь придворным сановникам или царице Хапсенекьют, за мной пришлют. Но обо мне все забыли. Меня прятали или как досадную помеху – законная царица не могла открыто признать, что слишком тесно связана с чародеем, – или как кинжал, который хранят под подушкой, и никто не видит его до тех пор, пока не приходит время им воспользоваться.
Я постепенно научился пользоваться магическим зеркалом и прежде всего заглянул за свое отражение – в собственную душу. И тогда передо мной появился отец вместе с Танниваром Отцеубийцей и гороподобной, жирнющей Лекканут-На и многими другими, которых я знал по снам и видениям, но никогда не видел воочию.
Через какое-то время я смог обозревать другие места: потаенные уголки дворца; клерки, пишущие за досками в большом зале; дети знати, играющие в какую-то игру с цветными шариками; солдаты, марширующие и упражняющиеся во дворе; привидение-скелет в коридоре; вампиры в подземном склепе, и даже один раз – беглый взгляд на царицу Хапсенекьют с ее придворными дамами в ванной. Я наблюдал за ней с наивным восхищением невинности, а когда она повернулась в мою сторону, быстро прикрыл зеркало куском ткани.
А как-то раз, когда я стоял перед зеркалом совсем изможденный – мне кажется, тогда я просто забывал поесть в течение нескольких дней и не спал приблизительно столько же, – я увидел без каких бы то ни было чар и заклинаний обстановку отцовского дома – зеркало показало мне знакомые комнаты, чуть дольше прочего задержавшись на моей спальне с перевернутым письменным столом, сломанной кроватью и разбросанными по полу бумагами. Моя старая школьная сумка валялась на полу у окна, там, где стену прошили стрелы. Замерзшее пламя блестело золотом.
Весь дрожа, я приник к зеркалу, прижав лицо к стеклу и долго вглядывался в темное отражение, отчаянно желая попасть туда, хотя и не был уверен, что сумею, и месте с тем страшно боясь этого. Это было моим наследием, от которого я так хотел отказаться, и, наконец, моей тайной: я хотел вернуться в свое детство (что не под силу никому, неважно, чародей ты или нет), больше всего на свете хотел вернуться в отцовский дом (который мог оказаться смертельной ловушкой), хотел вновь оказаться среди знакомых вещей (которые причинили мне столько боли).
Глава 12
НЕИЗБЕЖНОЕ ЗЛО
– Ты обладаешь просто уникальной способностью отрицать очевидное, Секенр. Это даже забавно.
Говорила Лекканут-На. Она делила со мной тело. На сей раз никто из остальных не ревновал. Я прекрасно знал, что, если она попытается взять надо мной верх, Ваштэм, Таннивар и все остальные обязательно одолеют ее.
Это было безобидной поблажкой престарелой даме, которая когда-то была настолько толстой, что неподвижно лежала в склепе в течение многих столетий, пока мой отец не убил ее. А теперь ей доставляло громадное удовольствие быть молодой и стройной (Ты такой крошечный, Секенр! Такой легкий! Просто кузнечик!) и, возможно, побыть какое-то время мужчиной, хотя она избегала обсуждать этот вопрос. Мне кажется, она считала меня ребенком, еще не доросшим до подобных вещей.
В тот день она наслаждалась теплом солнечных лучей, согревавших ее кожу (вообще-то, мою кожу); мы вытянулись на гладко отшлифованной деревянной лежанке в глубине дворцовых садов. Дерево, в отличие от камня или металла, никогда не накаляется слишком сильно.
Стоял необычно теплый для середины осени день, небо было ясным, жара не чувствовалась совсем благодаря легкому ветерку. Я лежал на гладкой лежанке в одной лишь тонкой полоске ткани, обернутой вокруг бедер.
Лекканут-На поинтересовалась:
– Что это ты так вырядился?
– Иностранцы часто разгуливают голышом, – ответил я, – но нам, жителям Страны Тростников, присуще чувство стыдливости.
– Ты не в Стране Тростников. Здесь ты сам иностранец.
– Значит, тебе придется привыкнуть к моим иностранным капризам.
Я лежал на животе, приподнявшись на локтях, и аккуратно раскрашивал заглавные буквы истории моих приключений. Возобновив работу над своими мемуарами, я достиг шестой главы, наполненной стрелами и болью. Возможно, если бы Лекканут-На прочла эту главу, она уже бы не так наслаждалась, владея этим телом, но ее полностью поглотили чувственные удовольствия: ощущения прикосновения к теплой древесине, тепло солнечных лучей, согревавших мне спину, ветерок, развевавший волосы. У нее совершенно отсутствовало терпение, которого требовали мои сложные и аккуратные штрихи, когда я выписывал виртуозные круги и линии кисточкой из одного волоска, вновь и вновь макая ее в крохотные чашечки, расставленные на спине змеи из слоновой кости, которую я нашел среди вещей Луны. Мне кажется, эта змея была задумана как подсвечник, но я использовал ее для смешивания красок.
Лекканут-На могла обращаться ко мне мысленно, внутри моего сознания, и ее не слышал никто, кроме других чародеев, но ей страшно нравилось говорить вслух, пользуясь моими легкими, горлом и языком, как нравилось и то, что голос был не ее. Так что со стороны вполне могло показаться, что у Секенра началось раздвоение личности: иногда он говорил голосом старухи, похожим на кваканье лягушки-вола, а затем отвечал своим обычным голосом.
Однажды случайно подошедшие к нам садовники со всех ног кинулись прочь в полной уверенности, что ясошел с ума.
– Секенр, – вещала Лекканут-На. – Твою глупость я нахожу даже занятной. Возможно, все это объясняется тем, что ты так молод. Большинство людей становятся чародеями лишь после долгих лет обучения. Мне самой было уже за шестьдесят. Магия законсервировала меня на пороге старости. Дети-чародеи бывают очень редко. Ты своего рода диковинка, чудо природы. Я думаю, ты и сам знаешь это. Наверное, поэтому делаешь вид, будто не замечаешь того, что у тебя перед глазами?
