Ночная охотница - Осипов Сергей (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Или чтобы по крайней мере капитан Сахнович ее не узнал.
Черта с два.
– Анастасия! – сказал Сахнович и развел руки словно для объятий. – Надо же… Помнишь меня? Мы общались недолго, но у нас были свои яркие моменты. Кто-то кого-то хотел убить, да? Вот, твоя мечта сбылась…
– Я хотела, чтобы вас всех посадили в сумасшедший дом! – не выдержала Настя. – Потому что вы были психом даже когда были живым, а уж теперь-то и подавно…
Сахнович рассмеялся неприятным сухим смехом.
– Когда мы с тобой познакомились, я уже не был живым. Артем прострелил мне голову года два назад, и с тех пор я почему-то не чувствую себя живым. Наверное, простреленная башка и вправду как-то влияет на психику.
– Я выпросил у Леонарда, чтобы тебя вернули, – вмешался наконец Покровский.
– Да, – согласился Сахнович. – Только не знаю зачем – чтобы ты сам спокойнее спал по ночам? Чтобы совесть не грызла?
– Я вернул тебе жизнь, – повторил Покровский.
– Не ты, – уточнил Сахнович. – Леонард. А ты… – Капитан снова сухо рассмеялся, будто пересыпал камешки из одной жестяной банки в другую. – А ты меня убил еще раз. Ты и твоя рыжая подруга. Отправили проделывать тропинку в минном поле, да? Как это по-дружески.
– Я не хотел, честное слово… Сам знаешь, я плохо разбираюсь в этих магических штуках. Я не знал, что там, в этом доме…
– Ребята, – вмешался Иннокентий. – Я понимаю, вам есть о чем поговорить, так, может быть, вы отойдете в сторонку…
Сахнович заинтересованно посмотрел в его сторону.
– Какая-то у вас странная компания подобралась, – сказал он затем. – Ладно Артем, ему судьбой положено шататься по стремным местам, но ты, Анастасия…. Разве приличной девушке в это время не положено спать в собственной постели? А ты гуляешь по кладбищу под ручку со своим мучителем с одной стороны и с чем-то совершенно нечеловеческим с другой стороны…
«Что-то совершенно нечеловеческое», вероятно, обиделось или просто устало ждать; Иннокентий хлопнул Покровского по плечу и скомандовал:
– Показывай, где лежит Альфред, и на этом закончим комедию…
Покровский еще колебался, а Иннокентий уже решительно направился к Сахновичу, сжимая кулаки, как будто собираясь набить надоедливому привидению морду. Сахнович тоже двинулся ему навстречу, и около отмеченного Покровским дерева они столкнулись грудь в грудь.
Настя думала, что Иннокентий пройдет Сахновича насквозь, как это бывает с призраками в фильмах; но на этот раз все вышло по-другому, Сахнович и Иннокентий отлетели друг от друга, словно два туго надутых мяча. Иннокентий едва не потерял равновесие, но все же удержался на ногах и, пытаясь изобразить, что все так и должно быть, крикнул в сторону Сахновича:
– Получил, пугало?!
– Ты имеешь в виду – удовольствие? Еще нет. Но У нас до фига времени, хотя… Хотя кто знает, сколько времени вам понадобится, чтобы понять одну простую мысль…
– Что там еще за мысль?
– Я тут не затем, чтобы высказывать претензии к старым приятелям…
– Тогда…
– Все имеет цену, Артем, ты-то должен это знать. Когда Леонард забрал меня у цыган, он сделал это не из благотворительности. Условия были такие же.
– То есть?..
– Вечность, Тема, вечность. Как это там написано в контракте – физическая смерть не освобождает, да? Там правильно написано. Она ни от чего не освобождает.
– Ты здесь по приказу Леонарда, – догадался наконец Иннокентий. – Ты охраняешь Альфреда, так?
– И не только я, – злорадно уточнил Сахнович.
Настя подумала: «Ловушка!», и то же самое было написано на лице Иннокентия. На лице Покровского было написано что-то более сложное, что-то имеющее отношение к признанию собственной вины и готовности понести заслуженное наказание… Проще говоря, от Покровского в этот момент не было никакого толку.
Сначала ловушка была лишь ударившим в мозг словом, лишь вступившим под колени парализующим страхом, но не более – никого, кроме Сахновича, на кладбище не было видно, и Настя даже подумала, что это блеф, обман со стороны озлобленного призрака. Наверное, нечто похожее пришло в голову Иннокентию – он несколько секунд напряженно оглядывался по сторонам, прижавшись спиной к дереву, а потом отлепился от ствола и шагнул в сторону Сахновича.
Здесь его и достал снайпер.
То есть Настя подумала, что это могла быть работа снайпера – настолько четко и равномерно простучали эти выстрелы, словно какая-то машина забивала гвозди. Забив достаточное их количество, машина замолчала. Сахнович стоял на прежнем месте и ухмылялся, Иннокентия же видно не было; как ни колотилось Настино сердце, она все же напомнила себе, что переживать за словившего пять или шесть пуль Иннокентия – дело абсолютное бестолковое, он отряхнется и дальше пойдет. А вот ей самой хватит и одной пули, причем этой пуле, наверное, даже не потребуется пробивать Настино сердце, достаточно будет пронестись с путающим свистом где-то поблизости, и все, прощай, жестокий мир…
А вот тебе и облом, жестокий мир не торопился ее отпускать, и в данную минуту он принял облик майора Покровского, который лежал на пузе у соседней могилы и безостановочно повторял что-то вроде:
– Звый свих! Звый свих!
Настя решила, что Покровский с перепугу перешел на чешский, но затем все-таки сообразила, что Артем пытается произнести фразу «Вызывай своих!», однако алкоголь и страх совместными усилиями оставили от дикции Покровского рожки да ножки.
– Вызывай своих, – бормотал Покровский, выставив пистолет куда-то вверх, словно собирался сбить международную космическую станцию. – А то нас сейчас покрошат в куски, как пить дать… Один, я видел, в окне синагоги, справа, другие… – При мысли о других у него перехватило дух.
Если бы Настя сейчас ему сообщила, что никаких своих она вызвать не может, Покровский, наверное, пустил бы себе пулю в лоб. Или схватил Настю за шиворот и потащил в качестве трофея Сахновичу, выторговывать себе прощение. Оба варианта, на Настин вкус, были так себе. К тому же у Насти имелся скрытый козырь в лице Иннокентия, и хотя сейчас этот козырь валялся где-то между могил, она не сомневалась – понадобится куда больше пуль и прочего вооружения, чтобы остановить Иннокентия, который рвется взыскать старый долг.
– Артем. – Голос Сахновича звучал пугающе близко. – Ладно тебе прохлаждаться, вставай. Пошли. Хозяин ждет.
Покровский издал такой звук, будто угодил в медвежий капкан, челюсти которого медленно и неотвратимо дробят его кости.
– Артем? – голос стал еще ближе. – Пошли, расскажешь Леонарду, чем ты ему отплатил за все хорошее.
Покровский, вероятно не совсем соображая, что делает, выстрелил не глядя, перекатился за другую плиту и выкрикнул оттуда:
– Хорошее?! Это от Леонарда – хорошее?! Физическая смерть не освобождает от исполнения контракта… Это – хорошее?! Я сыт по горло вашим цирком уродов, я уйду к нормальным людям…
– А ты им нужен? – поинтересовался Сахнович.
Настя слушала этот диалог, прижавшись к холодной могильной плите, и надеялась, что за столь интересным разговором Сахнович и его невидимые приятели позабудут про нее, не вспомнят, что Покровский пришел на кладбище не один… Наверное, самое время было молиться, только Настя не знала ни одной молитвы, а и знала бы – сработали бы они на старом еврейском кладбище? Может, тут и молитвы срабатывали исключительно старые и еврейские? Прав был Смайли, когда говорил, что люди только и занимаются, что делят собственную единую расу по цвету кожи, религиозной принадлежности, политическим взглядам, спортивным привязанностям, стандартам телефонной связи…
– …по крайней мере, останусь человеком! – продолжал орать Покровский. – А не таким уродом, каких делает Леонард и каких…
Это была странная фраза, и Настя чуть вытянула шею, чтобы увидеть Покровского. Она его увидела.
Покровский молчал. К его затылку был приставлен пистолет, а пистолет держал в руке какой-то светловолосый мужчина. Он почувствовал на себе Настин взгляд и, прежде чем та успела юркнуть за плиту, посмотрел на Настю в ответ и подмигнул; не игриво, не весело, но холодно и бесстрастно.
