Осколки небес (СИ) - Колдарева Анастасия (бесплатные полные книги .txt) 📗
Он запнулся, сбитый с толку переменой, случившейся с ангелом. Тот улыбался, и его улыбка, лишь легкой тенью тронувшая губы, осветила лицо теплым, неземным светом. Азариил не был похож на падшего! Разве только на безумца, не осознавшего до конца собственной погибели… или наоборот, осознавшего и повредившегося рассудком.
— Чему тут радоваться? — пробормотал Андрей с подозрением.
— Твоей совести. Я верил: рано или поздно она пробудится, и я не зря… — Азариил содрогнулся и натужно, мучительно закашлялся. По его подбородку вновь потекла струйка крови.
— Зря, — припечатал Андрей с тяжелым сердцем. — Я больше не собираюсь прятаться. Слишком дорогую цену приходится платить за жизнь. Пусть забирают.
— Ты хочешь сдаться? — ужаснулась Варя.
— От Бога не спрячешься, Варь. А ты, — он обратился к Азариилу, — может, ещё одумаешься и сам выполнишь приказ? Реабилитируешься в глазах начальства.
— Это ничего не изменит. Я уже видел ад…
Андрей с горечью поглядел на его раны, которые медленно рубцевались прямо на глазах.
— Не ангелы со мною такое сотворили, — возразил Азариил, по обыкновению листая чужие мысли. — Асмодей. Мы следовали на землю за тобой и подверглись нападению. Силы покинули меня, а бывший серафим склонял присоединиться к его воинству и выдать последний Осколок.
— Он мучил тебя? — руки сами собой стиснулись в кулаки.
— Вероятно, ему приятно так думать.
— Не понял.
— Господь попустил мне испытание.
— И как же ты вырвался?
Азариил наморщил лоб, вспоминая.
— Молился… и вдруг очутился здесь.
— Вот видите! — воскликнула Варя в лихорадочном возбуждении, вскочив с кушетки. Окровавленное полотенце с громким плеском бухнулось в таз. — Наши молитвы услышаны! Разве не понимаете? Бог не желает ничьей смерти!
— Спасения, судя по драконовским требованиям, тоже, — буркнул Андрей.
— Неправда!
Ох уж этот ее неутомимый оптимизм…
— Успокойся, Варь. Мне теперь безразлично, смерть или жизнь, ад или рай: то и другое одинаково опротивело за минувшие недели. Я устал. Надо выспаться, прежде чем умирать. Надышаться, так сказать, напоследок — потом возможности не будет.
Со словами: «Поправляйся, Зар», — Андрей вышел из хранилища.
Тошнотворная горечь сожалений жгла душу, внутри тяжелым, колючим комком возилась совесть, распирая грудь, срывая дыхание. Хотелось одного: забыться и не возвращаться в реальность уже никогда. Упав на жесткую постель в убогой комнатушке, подоткнув ладонь под щеку, втягивая носом сырую затхлость подземелья, Андрей ощущал себя лежащим в могиле: кромешный мрак обвился вокруг, как липкая мокрая простыня, над головой простирались тонны земли, в которой копошились черви. Ужас леденил кровь. От тревоги, подкатывавшей стылыми волнами, заходилось сердце. Отчаяние мутило рассудок. Перед мысленным взором не желало таять обезображенное ранами, жестоко изломанное агонией тело: грубые рубцы, бордовые подтеки, переломанные крылья, почерневший от крови рот, а в глазах — ни тени укора. Только какая-то затаенная, глубинная надежда и абсурдная радость: тихая, добрая, незамутненная, как у ребенка.
Андрей перевернулся на спину и проглотил комок нервной тошноты.
«Меня зовут Азариил».
Зар был лучшим, что случилось с ним со времен маминой смерти.
«Я послан, чтобы помочь…»
Лучшим — во всей его жизни.
«Я ангел Господень из чина Сил — среднего звена второй триады».
Лучшим, что вообще могло произойти с человеком.
А теперь он погублен.
— Прости, — почти молитвенно, мучаясь от ужаса и раскаяния, простонал Андрей. И зажмурился. И заснул, погребенный под толщей собственного горя.
Варвара не уходила: так и сидела на краешке кушетки, комкая в руках мокрое полотенце. Минуты текли за минутами, и она решила, что после всего пережитого он уснул. Азариил не собирался вводить ее в заблуждение недостойным притворством, но прежде, чем успел шелохнуться или открыть глаза, уловил отголосок горестных размышлений и невольно прислушался.
Варины мысли побороли природную застенчивость и стыд и вдруг наполнились неизбывной, безнадежной тоской. В них не было жажды обладания, и все-таки откровенности хватило, чтобы смутить неискушенного ангела. Он видел себя глазами праведницы. Смертную плоть, наделенную мыслимыми и немыслимыми достоинствами: каждую черточку своего лица, каждую линию, каждый штрих. Она находила его внешность привлекательной — что ж, с природой не поспоришь, и в этом угадывалась, скорее, закономерность, нежели противоестественность. Но восхищение не сводилось к телесному, оно простиралось куда дальше, охватывая и само ангельское естество. Варю влекла его сущность: непостижимая, нездешняя. Ее очаровывал божественный свет — крошечный осколок Неба, столь близкий сейчас… и неумолимо меркнущий.
Азариил не привык принимать человеческую любовь. Не заслуживал ее. Не для того был создан. Тысячелетиями он относился к себе как к функции, призванной славить Создателя и возвещать волю Его на Небесах и на земле. Он был вестником, проводником — одним из бесчисленного множества. На него щедро изливалась божественная благодать, однако она снисходила на каждого в ангельском воинстве, никого не выделяя, не возвышая…
Привязанность праведницы будоражила. Лишала внутреннего равновесия. Азариил давно искал в себе причину ее симпатии и не находил. И свыкся с мыслью, будто таким странным образом в Варе проявляется стремление к Царству Небесному, чьим косвенным олицетворением он мог представляться.
Впрочем, сидя рядом на кушетке, Варя не вспоминала о Царстве. Ее занимал лишь он один со всем, что в нем было, начиная с целомудрия и заканчивая палеными перьями…
Внезапно ее мысли вспорола короткая, яркая вспышка воспоминаний посмертного опыта — тех минут, когда тело лежало бездыханным на амвоне Всесвятской церкви в Москве, а душа просыпалась, готовясь к возвращению домой. Азариил в тот миг находился рядом, и праведница видела его настоящего, видела то, что не способны воспринимать смертные глаза. После воскрешения образ стерся из памяти, но впечатление сохранилось: радостное и одновременно мучительное, переросшее в чувство невосполнимой утраты.
Тоска перелилась через край. Рыдания стеснили грудь. Варвара порывисто поднялась и вышла из комнаты, но нервная дрожь и напряжение с ее уходом не исчезли.
Азариил сел на кушетке. Застегнул оставшиеся пуговицы на рубашке и стряхнул кровавые пятна — от прикосновений ткань очистилась. Вся боль теперь сосредоточилась в крыльях, вряд ли их будет просто вылечить. Ангела волновало другое. Стоило объяснить праведнице, что не его она любила, а горний мир, чьим олицетворением он являлся. Влечение — лишь видимость, греховное искажение стремления к свету.
Запахнув куртку, Азариил покинул хранилище.
Он нашел Варю наверху, в разрушенной монастырской церкви. Она стояла среди потускневших, облезших фресок перед алтарной стеной. В разбитые окна задувал ветер, сквозь пролом в крыше сыпался снег.
— Ангелам не дано ни сомневаться, ни чувствовать, — произнес Азариил, останавливаясь рядом с ней. — Но лишь до тех пор, пока люди не вносят сумятицу в их мировоззрение.
Варя слушала молча, и он продолжил:
— Вы сотворены по образу и подобию Божьему, а мы — лишь исполнители воли, живой свет, произошедший от Света животворящего. Вы неизмеримо выше нас по образу благодаря силам души: познанию, воле и чувствам, которых мы лишены…
— Но по подобию к Богу ближе ангелы. Безгрешные.
— Люди редко пользуются способностью стремиться к истине и добру, употребляя душевные силы на служение греху.
— И что такое грех? — Варя по-прежнему не отрывала глаз от иконостаса.
— Беззаконие. Нечто достаточно отвратительное по результатам, хотя и приятное в процессе.
Тут она все же обернулась. И улыбнулась кротко и беспомощно. Щеки обветрены, кончик носа порозовел от холода. Верующая, умная девушка, ей не требовалось длинных вразумлений, ее смирение покроет все выверты разума и погасит страсти. И все-таки она казалась несчастной. В порыве сострадании Азариил погладил ее по щеке, стирая следы бессонниц и переживаний. И земля медленно поплыла из-под ног. Это лицо, доверчиво приникшее к его ладони, эти снежинки, порхающие между ними и тающие в дыхании, этот момент вечности, этот вечер, этот мир — сводили с ума…
