Страшные сказки закрытого королевства - Завойчинская Милена (мир книг .TXT) 📗
Я послушно откинула за спину полы плаща, позволяя осмотреть свой скромный наряд и невзрачный кинжал на поясе.
— Из благородных, что ли? — сделал свои выводы мой собеседник.
Непонятно, с чего такой вывод, но интересоваться я не стала.
Тут из-за дома высунулся примерно мой ровесник (в нынешнем обличье) с конопатой физиономией, встрепанной шевелюрой и блестящими от любопытства глазами.
— Из них, — продолжая улыбаться, призналась я. — Да только не всем благородным везет спать на перинах и есть с золотых тарелок.
— Сирота? — кивнув своим мыслям, спросил кузнец и, не глядя, отвесил легкий подзатыльник слишком высунувшемуся подмастерью.
— Ой! Дядька Жух! — воскликнул пацан, подмигнул мне и спрятался.
— Сирота, — подтвердила я, перестав улыбаться.
— А играешь на чем? Не вижу что-то у тебя струмента.
— А инструмент, — ненавязчиво исправила я, — разбили. Лиходеи… Сам-то я сбежать успел, а вот гитару мою растоптали. Один кривой такой, а у второго рожа рябая совсем.
— Садись в телегу, сейчас выезжаем, — указав мне подбородком направление, скомандовал он. — Мотька! Уши оборву, если к моему возвращению не сделаешь, что велено, — заглянув за угол, рявкнул он.
Конопатый Мотька звонко заверил, что всё исполнит.
А как только кузнец направился к телеге, на которую я уже взгромоздилась, пока он не передумал, пацан снова высунулся и, весело скалясь, второй раз подмигнул мне. Смешной. Я спрятала ответную улыбку, чтобы не выдать его.
Мы выехали со двора и неторопливо двинулись сначала по селению, а потом и за него выбрались.
— Есть хочешь? — только тогда заговорил невозмутимо правящий лошадкой мужик.
— Не откажусь. А вы что послушать хотите? Сказки или спеть вам что-нибудь?
— Спеть я и сам могу, — фыркнул он, не глядя на меня. — В корзине возьми пирожок из тех, что в синей тряпице, эти с яблоками. А как съешь, сказки будешь мне сказывать, менестрель. Ехать нам долго, а заночуем в лесу.
— О… — озадаченно протянула я, пытаясь сообразить, а куда я еду-то? Понятно, что в город, но в какой?
— Что, птичка забыла прочирикать, куда я путь держу? — беззлобно хмыкнул кузнец, поняв мое замешательство.
— Забыла, — честно призналась я.
— Птички, они все такие… На хвосте новость принесут, толком не зная, что к чему.
Дядька Жух, как он велел себя называть, оказался вовсе не таким грозным и сердитым, как выглядел. Беззлобный, даже благодушный по-своему, хотя и себе на уме. Меня он ни о чем не расспрашивал, в личную жизнь не лез, именем только поинтересовался. Слушал сказки, коих я знала великое множество, отмахивался от моих предложений спеть, заявив, что песни «благородных» ему не нравятся. А народных я, поди, еще и не знаю, больно уж зеленый и дохлый. Сразу видно, недавно на путь менестреля встал.
Я же воспользовалась случаем и попросила научить меня этим самым народным песням. Даже вынула из котомки обычную дешевую тетрадь, купленную еще с мамой, давно, и карандаш. Записывала слова под диктовку и разучивала нехитрые мелодии.
Скрывать, что я обучена грамоте, теперь не нужно, раз уж я «из благородных».
В обед мне был выдан еще один пирожок, но уже с капустой, кусок сыра, луковица и два ломтика сала. Лук мне ранее есть сырым не доводилось, впрочем, как и сало, так что я приступила к трапезе с некоторой опаской. А дядька Жух посмеивался, глядя на мои гримасы и катящиеся градом слезы.
— Что, не приучен ты к лучку-то? — хохотнул он. — А надо бы. Он всю заразу убивает, так что ешь его чаще, пацан, если не хочешь животом и хворями маяться.
— Постараюсь, — выдавила я из себя, шмыгая носом и стараясь не дышать.
Какой ужас! Смогу ли я когда-нибудь привыкнуть есть лук вот так, словно яблоко? А ведь мой кормилец даже не жмурится, хрустит как ни в чем не бывало…
Меня и ужином накормил сердобольный попутчик. Не изысканным, само собой, но сытным — толстый ломоть ветчины, ароматный свежий хлеб, всё тот же сыр и на сладкое еще один яблочный пирожок. Ни разу я еще так плотно не ела в пути. А ночевали мы в телеге, съехав с дороги чуть в сторону. Даже костер разводить не стали, только закутались каждый в свой плащ, прячась от ночной прохлады.
К обеду следующего дня мы прибыли на место. Моя тетрадка была основательно исписана текстами песенок, а голова пухла от множества мелодий, но я была безмерно признательна кузнецу.
— Спасибо, дядька Жух, — поблагодарила я, спрыгнув с телеги, когда мы въехали во двор постоялого двора неподалеку от городских ворот.
— Ну бывай, Рэм, — добродушно потрепал он меня по голове. — Пусть хранит тебя Неумолимая. Пока не стемнело, загляни в центре города в трактиры поприличнее и попросись, чтобы пустили вечером выступить. Вид у тебя порядочный, так что не должны отказать. И покупай себе новый струмент.
Я не стала его исправлять, а вот то, что мне позарез нужно купить инструмент, тут кузнец прав. И, пожалуй, имеет смысл сделать это до того, как я начну просить трактирщиков пустить меня выступить в их заведениях. С чего-то нужно начинать новую жизнь.
В этом городе я ни разу не бывала, а потому найти лавку, торгующую инструментами, удалось лишь через пару часов. Там долго осматривалась, приценивалась… Приобретать дорогую гитару — неразумно. Во-первых, не стоит вводить в искушение лихих людей, во-вторых, ну откуда у малолетнего странствующего сироты деньги на дорогой инструмент?
А потому, приняв решение, я попросила хозяина лавки подобрать мне гитару дешевую, неприметную, безо всяких украшений, позолоты или инкрустации. Главное, чтобы играла чисто.
— Новых таких нет, — спокойно ответил мне худощавый мужчина средних лет, оценив мой вид и платежеспособность.
— А не новых? — правильно поняла я его слова. — Мне ведь главное, чтобы играть на ней можно было.
Прикинув что-то, он вышел в подсобное помещение и вернулся с двумя гитарами. Одна явно новее и приличнее на вид, вторая — старенькая, поцарапанная.
— Выбирай, — насмешливо хмыкнув, выложил их передо мной хозяин лавки.
— А цена? — не торопясь приступать к осмотру, поинтересовалась я.
Как и следовало ожидать, та, что была поцарапанной, стоила дешевле и мне вполне по карману. Ну, то есть не мне, а мальчишке-менестрелю.
Проверив обе, я с удивлением поняла, что, несмотря на неказистый вид, именно обшарпанная звучит чище. Только струны заменить, да и то не сразу, еще и эти послужат какое-то время. Разумеется, именно эту гитару я и взяла, отсчитав нужное количество монеток.
Вот теперь нужно искать место и для выступления, и для ночлега.
С этим оказалось не так-то просто. Из четырех трактиров меня выгнали, даже не пожелав разговаривать. В пятом выслушали, выступить позволили, а вот кормить и предоставить хотя бы угол для ночлега отказались. Мол, что заплатят мне посетители, если им понравится, то и мое.
И лишь когда я отошла подальше от центра города, в шестом по счету месте, мне повезло. Этим трактиром владела крупная, мужиковатого вида женщина, с замашками бывалого гвардейца. Она меня не только выслушала, но и согласилась допустить к посетителям. Не иначе — пожалела усталого ребенка.
— Спать можешь в чулане под лестницей, там всё равно кроме хлама ничего нет. Наверх — не подниматься, там комнаты сдаются. Напьешься — выгоню взашей.
— Да я вообще не пью!
— Выступать весь вечер, до последнего посетителя. Хочешь — брякай на этой своей развалюхе, — кивнула она на гитару, — хочешь — пой, хочешь — сказания сказывай. Что заработаешь, всё твое. Хоть монеты, хоть угощение.
— А вам что с меня причитается, госпожа Муна? — деловито уточнила я и улыбнулась. Мне же нужно располагать к себе людей, я помню.
— А мне с тебя причитается то, что людям должно прийтись по душе твое выступление, чтобы захотели посидеть подольше, заказать побольше. Да еще и на следующий день пришли тебя послушать. Понял? А если и мне понравится, как ты себя покажешь, то кормить буду и позволю неделю отработать тут.
