Костяная легенда - Ясный Дмитрий (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
Масуцевич уехал от Опалиных часов в девять вечера. Выписал, после тщательного осмотра «больного», легкое успокоительное. Припомнил пару забавных случаев из своей практики, пересказал, пытаясь рассмешить угрюмого пациента и высказал твердо предположение, что от небольших галлюцинаций еще никто не умирал. Напоследок, стандартно посоветовал поменьше отдавать силы работе и следить за давлением.
Любимая супруга, настояв на своём, заставила взять Панина «больничный». Затем, напоив молоком с медом — её неизменным средством лечения всех болезней, отправила мужа спать в кабинет.
«А если у тебя грипп, дорогой? А мне завтра на работу!». Дипломированный врач с богатейшей практикой, доктор медицинских наук и автор одной монографии с труднопроизносимым названием, отрицающий у Панина наличие даже легкой простуды, для неё авторитетом не являлся.
Владимир Анатольевич и не сопротивлялся натиску жены. Покорно выпил противное теплое молоко и отправился в изгнание в свой кабинет. На любимый диван.
В кабинете он включил на малый обдув кондиционер. Бросил на пол, у двери, подаренную на юбилей шкуру волка, перекрывая доступ воздуха в остальные комнаты. И выпив полный бокал коньяка, закурил, серьёзно задумавшись о случае произошедшем с ним на стоянке.
Не казались ему при тщательном обдумывании событий, припомненные в машине моменты видений банальными галлюцинациями. Всплывшие в памяти пугающие моменты грез, возникшие перед глазами, пока он валялся на земле без сознания, были до ужаса реалистичными.
В потери сознания и последующего, затем, его падению по этой причине на землю, сомнений не оставалось. Рассеченная левая бровь, сейчас залепленная пластырем и сперва им не замеченная, но при умывании в ванной напомнившая о себе острой болью, не оставляла место другим трактовкам получения раны.
Да и с чего бы еще ему, падать на землю? Вдобавок на мокрую, грязную, усеянную острыми кусками расколотого асфальта? По голове никто сзади не бил и сердце не прихватывало. У Опалина вообще было очень здоровое сердце.
Но сам факт потери сознания Владимира Анатольевича не очень тревожил. Обычное для всех людей явление. За свое время он терял сознание раз пять, начиная с юного «октябрятского» возраста.
Толстая тетка в белом халате с огромным шприцом тогда, в детстве, здорово напугала его сюсюкая приглушенным басом: «А вот мы кровушки возьмем. Да у маленького, возьмем. Немножечко возьмем». И пшик, пшик из иглы.
То, что шприц был размером с руку ребенка, а игла больше похожа на шило, ее совершенно не смущало. Очнулся Владимир Анатольевич от резкого запаха нашатыря и сразу же закатил истерику со слезами и криками. Кровь на анализ тогда, так и не взяли. Ну, а брови за прошедшие года он рассекал раза три. Какая юность без драк и шрамов? Какие стройки без торчащих, где попало гвоздей и падающих сверху предметов? Но вот столь реальных, овеществленных, галлюцинаций он никогда ранее не видел. Учитывая, что Владимир Анатольевич никогда в жизни не употреблял наркотики, даже легкие, вроде небезызвестной марихуаны, а с алкоголем находился в постоянном антагонизме из-за хронического гастрита, то появление столь ярких видений вызывало в нем нешуточную тревогу. Требовался трезвый анализ произошедшего события и крайне необходимы были способы борьбы с этим явлением.
Владимир Анатольевич представил, что подобное произойдет на совещании у Генерального и мысленно ужаснулся возникшей картине. На карьере и дальнейших радужных перспективах в работе можно было смело ставить большой и жирный крест. Отправят в санаторий, не будут больше нагружать новыми проектами и все, пара лет и останется он по прежнему средним начальником среднего, даже не первого, второго участка.
«Не дай Бог!»
Опалин вздрогнул, непроизвольно перекрестился, хотя и являлся, как и все его поколение тривиальным агностиком. Лучше даже мысленно не допускать возможной потери сознания и последующих за этим галлюцинаций на совещаниях и селекторах. Если подобное повториться пока он на «больничном», он будет вынужден взять еще раз больничный лист и затем уйти в отпуск, благо по графику он был совсем близок.
Опалин настолько расстроился от предполагаемых вариантов развития ситуации в будущем, что невольно потянулся к сигаретной пачке, хотя предыдущую сигарету затушил совсем недавно. Отдернул испугано руку, вспомнив, к чему привело закуривание на автостоянке второй сигареты.
«Может мне вообще бросить курить?» — мелькнула здравая мысль — «И так здоровье пошатнулось. Сознание ни с того ни с чего теряю и на четвертый этаж к своей квартире подымаюсь с легкой отдышкой».
Повзвешивал недолго на своих внутренних весах пользу и вред. Решил принимать решение о расставании с вредной привычкой с утра, на свежею голову, выспавшимся. На работу рано вставать уже не нужно, можно поспать подольше и съездить потом на стоянку для проверки сделанной работы — Евсеич уже отзвонился ему на сотовый и бодро доложил о выполненном задании командования, не забыв поинтересоваться самочувствием «уважаемого командира», чем слегка развеселил Панина.
Ну что ж, пора и ложиться спать. Выпитый коньяк оказал необходимый терапевтический эффект и Панин почувствовал как напряжение отступает и накатывает сонливость.
Взбил подушку и немного повозившись, уснул разом, словно повалился.
И вновь увидел длинные ряды желтых черепов недвижимо замерших перед его глазами. Заполошно задергался пытаясь проснуться, хлопнул себя по щекам в тщетной попытке пробуждения. Замер, оледенел телом, услышав раздавшийся сухой костяной звук. Не веря своим ушам, поднес ладони к глазам. Внимательно рассмотрел голые, без малейших признаков мышц, сухожилий и кожи трубчатые кости фаланг пальцев.
Пошевелил пальцами, сгибая ладони в кулаки и резко разгибая. Заметил, еле видимое глазами, тонкое, словно тянущаяся мерклая пленка, зеленое марево в межкостных промежутках пястья.
Хлопнул резко себя по груди. Ухватил слухом дробный глухой стук. Прижал ладони к грудной клетке пытаясь уловить удары сердца и провалился костяшками фаланг в промежутки между ребрами.
Рванул руки назад. Неуклюже дернул, заполошно, неудачно. Фаланги пальцев скрежетнули по краям обнаженных, без мяса ребер, цепляясь пястными костями. Тоскливо, словно тяжелораненый дикий зверь, надсаживаясь в ломаном движении распаха рта, беззвучно взвыл охваченный беспросветным мраком ужаса. Изо всех сил, до омерзительного скрипа трущихся костей, обхватил желтый череп лишенными мышц кистями. Безвольно опустился на колени, а потом опрокинулся навзничь, на твердые, пыльные, серые плиты двора, выгибаясь напружиненной стальной дугой.
Череп звонко щелкнул затылочной костью по камню плит поднимая небольшое облачко пыли. Опалин еще раз попытался завопить выплескивая вверх, к холодным звездам, свою смертную тоску. Нижняя челюсть, скрипя по скуловой кости, послушно отвалилась к ключицам. Позвонки шеи звонко щелкнули, запрокидывая мертвые провалы глазниц с зелеными огнями в глубине черепа к ночному небу. Но из пустой темноты неживого рта не раздалось ни малейшего звука.
Тишина, безраздельно царившая на дворе замка, на долю мгновения ожив, удивленно взглянула на нелепый костяк, сухо стукнувшийся затылком о плиты и пытающийся закричать широко раскрытым, лишенным связок ртом. Холодный ветер, не обращая внимания на глупости одинокой нежити, по-прежнему метался между ребер сотен скелетов, создавая из звучания шелеста воздуха унылую мелодию. Ничто и никто не обратил внимания на безумно испуганного живого человека запертого в клетке из пожелтевших костей.
Опалин резко, с громким костяным стуком, свел вместе челюсти судорожно раскрытого рта. Сумасшедшее, ошеломляющее разум, неконтролируемое желание вопить и рыдать вдруг пропало враз, вместе с вселенской жалостью к себе. Как отрезало. Как вынул кто-то из глубины души, предварительно полоснув чем-то острым.
