Меч судьбы - Скороходова Татьяна Николаевна (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Леший устроился поудобнее, оперся на палку, невидящим взглядом уставился вдаль и тихим, размеренным речитативом начал рассказ:
— Давным-давно пришла на землю нашенскую сила чуждая, беда лютая.
— Тьма, что ли? — не утерпела и ляпнула я, поудобнее устраиваясь на насесте и любуясь зверюгой.
— Не дели, дева, то, чего не знаешь. Просто — чуждая. Многоголовые, многорукие, звероподобные чудища полезли на землю нашу, сжирая и сжигая всё сущее. Встали плечом к плечу наши воины, позабыв дрязги склочные. Веды, колдуны, богатыри да звери насмерть билися. Грудь на грудь сошлись с силой пришлою, вся земля наша с кровью смешана. Победили они силу лютую, но не стало людей лесных, пали первыми…
Он долго молчал, положив голову на скрещенные руки на посохе. Затем продолжил:
— Я лесным был. Возродили веды жизнь зеленую, живота своего не жалеючи. Посему дали знак, коль в беде — урони в огонь, позови в ночи, и придет Лесной, — глазами лешего на меня смотрела сама суровая вечность. В отблесках зрачков виделось кровавое пламя той великой битвы.
— А откуда они, эти, пришлые?
— Из жарких, далеких стран. Как суха там земля, так и сила их в пламени да сухотке. Они не плохи и не хороши. Они просто чуждые нам и нашей славной Землице-Матушке. Пока мы живы, да и веды тож, народам, живущим на нашей земле, ничего не грозит.
— И колдуны?
— Дура баба! — ударил о землю посохом леший. Я чуть не сверзилась с ветки. — Нет чистого и нечистого! Есть земля, небо, солнышко, род людской и силы природные. Посему всё, что Матерью создано, всё — кровь, сердце и душа земли нашей!
— Ну да. А ещё задница и утроба ненасытная, — буркнула я. — А волк? Кто он?
— Хорт в первых рядах бился, и волчье войско с ним. Получил власть над силой серою, тучей грозною. Дети его по лесам живут, аж до сердца льда дальнего, где лесов уж нет, — леший встал, потрепал по загривку волка. Тот зажмурил глаза. — Слазь, дева. Охрана тебе будет и друг верный.
Я, цепляясь за ветви, начала медленный спуск. От страха ёкало сердце, тряслись руки, но летать, к моему глубокому огорчению, я не умела. Главное — не смотреть вниз! Зря я это подумала. Пересчитав ребрами и прочими частями тела ветки, я сверзилась на землю. Полежала, проверяя, не осталось ли чего от меня на сосне, и открыла глаза. Так и есть. На меня смотрел волк, глаза в глаза, вывалив розовый язык. Если бы это был человек, можно было бы подумать, что он ухмыляется. Нагло сунув нос мне под мышку, втянул воздух, фыркнул, и продолжил знакомство. Даже в штаны морду сунул! Отпихнув нахала, я встала на ноги.
От далекого грозного времени нам остались лишь печальные песни да величественные былины. Да гиблые места напоминали о том, что здесь полегли защитники земли нашей да орды захватчиков. А вот о том, что ведам оставили некий знак, при помощи которого можно позвать на помощь, я даже не догадывалась. Хотя, на месте Лиды и мамы, тоже бы не распространялась до поры до времени.
— Деда, а что я с ним в городе делать буду? Собаки, лошади, охотники, он же зверь лесной! — я погладила лобастую голову по мягкой серой шерсти.
— Не боись, сам разберется, — ответил леший.
Я обернулась, но на бревне уже никого не было. Сын Хорта осторожно взял в пасть мою руку и потащил прочь из леса.
Путь домой прошел весело, с шутками и прибаутками, о которых я и не знала, что знаю. Волк вел меня, осторожно прикусив ладонь, лишь прижимал уши в особо заковыристых местах. Лес притих, покраснел, даже неугомонные комары звенеть перестали. Заслушались, кровопийцы. Я, как никогда, ощутила, что хочу жить, и решила помереть хотя бы громко. Завидев плетень, чудище выпустило мою ладонь и ухмыльнулось во всю пасть. Не в силах подобрать слов, чтобы выказать восхищение своим проводником, я бросилась в дом.
Влетев в комнату, первым делом метнулась к зеркалу. Странно, волосы остались черными. Зацокало когтями, волк нагло растянулся во весь рост у дверей и закрыл янтарные глаза, блаженствуя в прохладе. Псиной от гостя не пахло, что не могло не радовать. Предложить ему выметаться во двор у меня язык не повернулся, да и наговорилась я на годы вперед.
Во дворе был небольшой переполох. Раскудахтались куры, подвывала отважная Динка, правда, боров покидать любимую лужу отказался, приоткрыв глаз, он оценил новенького и вновь погрузился в сон. Что ему волки, когда полное корыто перед носом. Жуш засел в подполе и выходить не собирался, но перед тем, как исчезнуть, успел высказать все, что хотел. О дурах-бабах, леших, их подарках и о путных хозяевах, которые псину в дом и на порог не пустят.
Открылась дверь, вошла Лида, споткнулась. Так и знала. Не видать мне сегодня яичницы. Впрочем, тетка быстро нашла с гостем общий язык, сунув ему ощипанную курицу. После третьей тушки эту парочку стало водой не разлить. Близилась ночь.
Наша последняя ночь вместе.
***
Вейр лежал, задумчиво наблюдая за светлячками искр, летящих из камина и гаснущих на черном от сажи поддоне. Тени ветвей скользят по бревенчатым стенам, словно костлявые призраки, звуки пирушки рвутся сквозь стены, мешая уснуть. Впрочем, какой уж тут сон, когда в глаза смотрит сама Смерть.
Где-то там внизу, так близко и так бесконечно далеко, горланят посетители, стучат кружки о столы, заливаются хохотом разбитные девицы и басят влюбленные на одну ночь ухажеры. Тренькает лютня, подпевая охрипшему певуну. Хмельная, праздная жизнь бьет ключом. Так же будут жеманно хихикать девки и наливаться пивом мужики, когда он уйдет во тьму. Впрочем, выход есть. Силы можно разделить, но для этого девчонку придется убить, а Жрица бессмысленную жертву может и не принять. Обряд сорвется, и смерть веды будет напрасна. Пока не испробованы все возможности, о ритуале и думать нечего. После него уже надежды не останется, а рисковать он не может. Веда сама должна сделать выбор.
Вейр перевел взгляд на паучка, деловито пеленающего белой нитью муху. Вот и он так, попал как кур в щи. Так опростоволоситься, даже не поставить защиту! Какая-то деревенская девчонка сделала его, как прыщавого юнца. Хотя… хороша деваха, приодеть, причесать, и пару незабываемых минут, она, может быть, и доставит. Скрипнула, отворилась дверь, в комнату вплыла рыжеволосая хозяйка с подносом в руках. Покачивая бедрами, прошла к столу и принялась расставлять дымящиеся тарелки, то и дело принимая аппетитные позы. Вейр не отводил взгляда от роскошного тела. Помирать, так с музыкой. Дора выпрямилась, сверкнула глазами. Он сел, похлопал по одеялу:
— Иди сюда.
— Ты, колдун, больно много о себе думаешь. Я тебе не девка желторотая!
Он смотрел, не отводя взгляд. Бесцеремонно, нагло, не скрывая желания. Дора молчала, но блеск зеленых глаз сказал ему все.
— Я жду, — тихо, властно проронил он.
— Муж узнает, — она шагнула к постели, словно нехотя.
Вейр ухмыльнулся:
— Ты ждала, пока он укатит в город. Я дважды не повторяю.
Лег на постель и отвернулся. Он ждал, закрыв глаза, не сомневаясь, что она придет. Постель дрогнула, прогнулась под тяжестью. Пахнуло запахом разгоряченного женского тела, сдобы, лицо защекотали пушистые мягкие волосы. Прохладные пальцы расстегнули рубашку и скользнули по груди, животу. Вейр усмехнулся и сгреб Дору в объятия.
***
Ранним утром я выползла на крыльцо, потягиваясь и зевая. Челюсть отозвалась тупой ноющей болью. Вчера мне было не до примочек и лечений. Вечером, поужинав и немного посидев на крыльце, мы рано легли спать. Лида предупредила, что Золт, узнав о моем отъезде, сказал, как отрезал, что утром Данко приведет лошадь. Ни мальчонки, ни лошади до сих пор не было. Где-то застрял, наверное, по своему мальчишечьему обыкновению.
Ворота открылись, и перед моим заспанным взором предстало его аристократическое мерзейшее высочество, под высочеством гарцевала вороная красавица-кобыла. И как его до сих пор не прибили на тракте? Колдун скользнул взглядом по моему помятому со сна лицу. Ну, да. Краса писанная, то есть битая. Им же. Распухшая челюсть вопияла о возмездии. Что-то мягко толкнуло меня в бок. Волк сунул лобастую голову мне под руку и застыл, разглядывая гостей. Я замерла в предвкушении.
