Своевольная принцесса и Пегий Принц (ЛП) - Хобб Робин (книги полностью .TXT) 📗
— Но почему? — спросила я. — Какая мне выгода оказаться с ребенком?
— Просто сделай, как я сказала, и все со временем станет на свои места, — сказала она мне. Потом она меня выставила из своей комнаты, потому как вернулась Леди Эверлон.
Итак, я ушла с решимостью, что последую ее совету, хотя и не видела в нем мудрости.
По мере того, как зима вступала в свои права, наследная принцесса уже не вставала с кровати так же стремительно, как раньше. Она воротила нос от еды, и теперь от парфюмов, которые она раньше так любила, ей становилось плохо. Она перестала спускаться на прогулки верхом. Думаю, я догадалась даже раньше, чем у нее самой возникли подозрения. Я поторопилась к своей матушке и подмешала в утренний чай Каушен травы, данные мне матерью для того, чтобы спровоцировать выкидыш. В течение следующей недели наследной принцессе было настолько плохо, что я была уверена — ребенка больше нет, и лишь тревожилась, что заставила мою дорогую Каушен слишком сильно страдать. Она медленно поправлялась, и я посмела было надеяться, но когда одевала ее, когда укладывала ей волосы и когда почувствовала запах ее кожи, лежа рядом с ней ночью, я поняла, что ошиблась. Ребенок был все еще в ней, и я больше не посмела беспокоить его вновь.
Ее фрейлины начали шептаться, и по мере того, как шли дни, Каушен становилось плохо при виде еды, и она спала днями напролет, шепот перерос в рев. Все мои усилия сохранить ее в безопасности провалились. Будущая Королева была беременна, и вскоре симптомы стали настолько очевидны, что скрывать их было уже невозможно. Пришел день, когда ее мать вызвала ее на частную аудиенцию, и когда она вернулась молчаливая и посеревшая лицом, я поняла, что ее мать узнала правду о положении Каушен от нее самой.
Некоторые говорят, что это известие принесло столь большое горе ее матери, что та слегла и умерла. Эта правда для меня закрыта, но еще до окончания зимы королева Кейпбл лежала в могиле. Это удвоило горе Короля Вирэла. Он упрекал дочь, но Каушен не раскаивалась. Много благородных мужей сваталось к ней, некоторые из них даже предлагали оставить при ней ее нерожденного ребенка. Она отказала им всем. Как и не назвала имени отца ребенка, и когда двор спрашивал ее:
— Чей же ребенок растет в Вашем животе? — она смеялась почти бессмысленно и отвечала:
— Очевидно же, что ребенок мой. Не видите, он растет внутри меня?
Тогда знать герцогств так же подошла к ней, герцоги и герцогини, все, со словами: — Это правда, что Вы наша Будущая Королева, но Вы еще не наша королева. Ваш отец до сих пор сидит на троне, и, назови он другого наследника вместо Вас, возможно, нам следует прислушаться к его словам».
Она смотрела на каждого из них и с улыбкой отвечала:
— Мой отец знает, что я его дочь. И любое дитя, растущее в моем чреве, — его внук и полноправный наследник. Он знает это. Если вы сомневаетесь в этом, то оскорбляете память моей матери. Придите к моему отцу со своими мыслями и увидите, как это понравится ему. Этими словами она превратила их сомнения в оскорбление ее матери и знала, что ее отец так их никогда и не услышит.
И все же, несмотря на ее легкомыслие на публике, я знала, что ночью, когда она думала, что я сплю, она плакала и кляла себя за содеянное. Слишком поздно она поняла, что значит следовать своему имени, и хоть мастер конюшен ежедневно приводил оседланного и взнузданного Пятнистого Жеребца во двор, она не спускалась к нему, даже не подходила к окну, чтобы сообщить о своем решении отпустить его на сегодня. И так каждый день он ждал, час или два, и потом вместе с лошадьми возвращался в конюшни. Иногда я мельком выглядывала в окно и видела его, спокойно стоящего, держащего скакунов под уздцы и смотрящего прямо вперед.
Со мной одной Каушен делилась своими горестями. Она очень остро переживала потерю своей матери, даже если они и не были близки с тех пор, как она была маленькой. Ее мать всегда умела усмирить гнев отца, и когда он начинал воспитывать дочь строже обычного, ее мать всегда вмешивалась. Темные глаза Короля Вирэла теперь были полны боли, когда тот смотрел на дочь, и казалось, что эти двое избегают друг друга вместо того, чтобы сблизиться на фоне общего горя. Так Каушен почувствовала, что потеряла и отца. С того момента, как стало известно о ее положении, Вирэл обратился к младшей сестре своей жены с просьбой присмотреть за его дочерью и проконтролировать ее поведение.
Леди Хоуп была такой же вредной, как тявкающая собачка, и полностью подходила моей госпоже с учетом изобретательности последней. Эта суровая компаньонка всегда была в нескольких шагах от нее, жестко ограничивая круг ее занятий лишь теми, которые она считала подходящими. Она могла вышивать, или гулять со своими фрейлинами в саду, или слушать музыку. На езду верхом не было и надежды, даже если бы она чувствовала себя достаточно хорошо для этого. Вечерами ключ в замке наших комнат поворачивался, и двое охранников вставали рядом с дверью так, что даже бумажный лист не смог бы проскользнуть под дверью.
Итак, она тосковала по своему любовнику так же, как страдала от ранних симптомов своей беременности. Мне было любопытно, сообщила ли она Лостлеру, что носит его дитя. Она всегда была в пределах моего поля зрения с момента моей неудавшейся попытки с травами, и передача ему секретной записки была бы бесполезной из-за его неграмотности. Хотя он определенно услышал бы о ее позоре. Я надеялась, что у него хватит ума не пытаться связаться с ней, потому как это выдало бы ее, и никому из нас не пошло бы на пользу.
Почему больше никто не выявил очевидной связи, почему ее отец не прогнал мужчину или не приказал отвесить ему плетей, я не понимала. Возможно, связь принцессы с мастером конюшен была слишком позорна, чтобы ее можно было представить. Возможно, те, кто мог что-то заподозрить, не обвинили открыто Лостлера из-за страха усугубить позор наследной принцессы и попасть в немилость короля. Возможно, король внушил себе, что ребенок, пусть и незаконный, но благородных кровей, и что отец еще может выступить со своими притязаниями. Или, вероятно, смерть жены и позор дочери настолько лишили его мужества, что у него просто не было решимости разобраться с этой проблемой. Каждый день меня укорял тот факт, что я не была с ней строже и позволила опуститься до такого.
Еще кое в чем я потерпела поражение. Я была дочерью своей матушки, но, кажется, мне не хватало ни ее терпения, ни плодовитости. Я трепетала и откладывала, понапрасну надеясь на то, что Каушен разорвет отношения с мастером конюшен до того, как его семя прорастет в ней. И потом я говорила себе, что мои травы избавят ее от ребенка. Хоть я и была первой, кто узнал о ее беременности, для меня было не только тяжело выбрать мужчину, который поможет мне осуществить мой план, но даже представить такое.
Наконец, в отчаянии, я остановила свой выбор на человеке, которого, как я думала, могла соблазнить. Купер Кузнец Песен был молодым воспитанником двора. Тогда он не был настолько привлекательным, каким стал впоследствии, так как ходил взъерошенным и был долговязым и не прожил еще достаточно лет, хотя даже тогда уже обладал голосом, который доводил женщин до обморока. Я не была искусной соблазнительницей, а он не был тем, кого обычно соблазняют. Таким образом, мы оба были в затрудненном положении, и, по крайней мере, я изображала пыл, которого на самом деле не чувствовала. Он не был опытным любовником, но меня это не заботило. Наши ласки были торопливы и коротки. Когда даже после этого мои месячные все же пошли в срок, я была в отчаянии.
И опять я искала совета у матушки. Она поджала губы и покачала головой на мою глупость.
— Что ж, что же еще можно делать, как не попытаться снова? Если Эда благоволит тебе, тогда у тебя может еще быть крепкий малыш, который родится рано, или, возможно, твоя госпожа будет долго носить. Но тебе лучше постараться и не быть слишком привередливой. Какой же простачке я дала жизнь, женщине, которая не может уговорить мужчину устроиться у нее между ног?
