Казачьи сказки (Сборник) - Белянин Андрей Олегович (книги без регистрации TXT) 📗
Как казак девицу от слепоты излечил
В одном селе жила семья крестьянская. Ни богато, ни бедно, ни румяно, ни бледно, ни валко, ни шатко: коровка да лошадка, курочка да овечка, изба да печка. И люди-то хорошие, а вот постигло их горе великое через дочь любимую. Уж такая была умница-разумница — и личиком сдобная, и фигурой удобная, и хоть всем мила, а себя соблюла…
Вишь, посватался к ней ктой-то из богатых, да, видать, по сердцу не пришелся — отказала девка. Ну а парень разобиделся, дело ясное, так, может, и впрямь ляпнул чего сгоряча, а может, и дружки его недоброго пожелали… Да только утреннего солнышка на восходе девица уж не увидела — как есть ослепла!
Вот уж родителям слез, соседям печали, а ей самой всю жизнь света белого не видеть, об пороги спотыкаться, ложку горячую мимо рта носить… И к лекарям в город ее возили, и к знахаркам обращались, в святой церкви свечи ставили — ничто напасть злосчастную не берет. Пропадай во цвете лет красна девица!
А только в одну ноченьку снится ей сон, будто бы ангел небесный лба ее крылушком белым касается и враз прозревает она… Видит село родное, поля зеленые, небо синее, всю красоту природную в красках жизненных. И до того энтот сон ей в душу запал, что ни о чем более и слышать не желает — ждет девка ангела-исцелителя! Ну дело-то нехитрое — ангела ждать, да где его взять?
Во ту пору шел дорогою стольною казак. Глаза синие, руки сильные, портупея скрипящая, шашка блестящая, на мордень не страшный, но зверь в рукопашной… Как проходил вдоль села да за заборчик глянул, а там… Сидит краса-девица, коса — хоть удавиться, лицом — Венера, и все по размеру! Обалдел казачина от нарядности такой и полез знакомиться по симпатии:
— Здравствуй, краса-девица!
— Здравствуй, добрый человек.
— А не угостишь ли странничка ковшиком воды колодезной, истомился в пути, иссох весь.
Девица кивает, ковш наливает, на голос шагает да и все как есть проливает! Стоит он — ax! — в мокрых штанах, и дела ему — все к одному — хошь в ругани, хошь в слезах, а суши портки, казак! Тут-то и понял он, что девица бедою горькой обижена, слепотой ущерблена… Взяла его за сердце жалость.
— А и нет ли какого средства, чтоб тебе, краса ненаглядная, зрение возвернуть?
— Отчего же, есть одно…
— Так скажи, поведай какое! Уж я-то не поленюсь, на край света заберусь, а без лекарствия не вернусь, вот чем хошь клянусь!
— Клятвы мне не надобны, — девица отвечает скромненько. — А вот тока ежели ангела Божьего приведешь да коснется он крылом белым лба моего, я уж, поди, в энтот миг и прозрею!
Тут и сел казак… Мыслимое ли дело — живого ангела с небес приволочь?! Однако ж слово казачье не мычанье телячье, коли дал, держи — не то срам на всю жизнь!
— Жди, — говорит, — меня через три дня. Раздобуду тебе ангела, не попустит Господь таковой красоте помирать в слепоте!
Ну девка с радости в избу побежала, два раза стукалась, но живой до дверей добралась. А казак в путь-дорогу отправился, ангела искать. Далеко от села ушел, да ничего не нашел. Уж и людей спрашивал, и к попам ходил — не знает никто, где ангела Божьего сыскать.
К исходу срока, в ноченьку последнюю, задремал он во чистом поле, и был ему явлен дивный сон… Будто бы спустился с небес ангел Божий в одеждах сияющих, крылышком эдак у виска повертел, с намеком, да тем же крылышком казаку по лбу постучал. А звук-то долги-ий…
Как вскочит казак! Как пронзит его мысль умная! Как побежит он в то село дальнее, ночь не в ночь, а версты прочь! Добежал к утру, успел, стало быть… А уж девица-то на заре у заборчика стоит, все лицо горит, ждет обещанного, как любая женщина… Так казак, не будь дурак, хватает за шею гуся соседского, клюв ему ладонью зажимает и к красе ненаглядной спешит.
— Вот, — докладывает, — прибыли мы с ангелом! Не отказал Всевышний мольбе казацкой, уж теперича тока изволь лобик свой белый подставить для благословения…
Девка-то и обмерла! Слезы в три ручья пустила, у самой дар речи пропал. Пальчики вперед тянет, а они на перья так и натыкаются. Ахнула она тихим писком, а казак крылом гусиным нежно эдак лба ее выпуклого докоснулся. Гусь аж извивается весь, но крякнуть не смеет сильна рука казацкая…
На тот момент, как почуяла девушка лбом своим пера благословение — в сей же миг в обморок и хлопнулась! Из дому родные набежали, кричат, шумят, соседи за птицей домашнею заявилися, ужо, того и гляди, побьют казака. Да отдал он им гуся, не жалко… А тока тут девице в личико водой попрыскали, она глазоньки открыла да и видит все! Прозрела, стало быть!
— Вот, говорит, — мой избавитель! Он слово сдержал, ангела с собой привел, что меня исцелением осчастливил…
— Ангел, вишь, улетел, — казак с улыбкой старательной ответствует, — а ты, любовь моя распрекрасная, не подаришь ли поцелуем в награду за старание?
… В общем, тут и поженили их. Свадьбу сыграли веселую, да и жили потом молодые душа в душу и вплоть до самой старости вспоминали ангела Божьего. Особливо казак, причем того, что у виска крылышком крутил…
Тока к чему я это? А бывает, и ложь правому делу служит, главное, чтобы сказка хорошо кончалась, так-то…
Как казак сироту от свадьбы избавил
В одной деревеньке жила-была девка. Сирота-сиротинушка, одна тока тетка старая из родни у ней и осталася. Да и девка-то сама собой обычная, душа лиричная, все в меру, небольшого размеру, нраву веселого — есть такие в селах…
Вот как-то раз по бабьему лету пошла она раз с подружками в ночь гулять, хороводы водить. Ну, там, пляски, гулянки всякие, частушки народные, парни, через одного, тверезые… Поют да хохочут, разных девок щекочут, с ними же обнимаются, в любви признаваются, прячутся по двое — дело-то молодое…
Девка от подружек не отстает, веселится, как умеет, а тока глядь-поглядь, да и начал крутиться вокруг ней парень. Сам высокий да красивый, одет нарядно, пострижен опрятно, в красном да черном — смерть девчонкам! На других-то и не смотрит, а все вокруг сиротинушки вьется — то спляшет перед ней, то песню громче всех запоет, а уж через костер высокий не тока прыгал, а и перешагивал, эдак с расстановочной. Все ему нипочем! Девке-то лестно таковое внимание, краснеет она, за ручку себя подержать дозволяет, внимает речам сладким.
— Уж ты скажи, краса милоликая, пойдешь ли замуж за меня?
— Ой, ну я подумаю…
— Да ты сразу скажи — жить мне теперича али помереть?
— Ой, ну я не знаю…
— А коли откажешь молодцу, сей же час при тебе полное самоубийствие исполню! Вона, об пень башкой, и вся недолга…
— Ой, ну я согласная…
Дали они друг дружке слово верное, прилюдное да и опять всем хороводом в пляс пошли. Подружки все косятся, завидствуют — эдакого барина неместного отхватила, дуреха… А тут незаметно и ночь прошла, небушко розовым окрасилось. Нареченный взбледнел как-то, а с первым криком петушиным — рассыпался черным пеплом по ветру! Тока и донеслось из-под сырой земли:
— Вот уж я за тобой приду, невестушка-а…
Тут тока и поняли все, что был энто — всамделишный черт! А сирота ажно так в крапиву и села — поняла, кому слово дала, за кого замуж собралася…
… Поутру вой на все село! Виданное ли дело — черт живую девку просватал, а кто сам доброй волей нечистому поручился, тому спасения нет. Поп в церкови и на порог не пустит, и грех не отпустит, да еще поглядит грозно, что ж теперь реветь — поздно…
Ну а покуда она плачет-убивается, у старой тетки в ногах валяется, шел вдоль деревни казак! Из краю ордынского, от шаха хивинского, кудряв головой, собой удалой, при форме, при шашке, в чуть мятой фуражке, идет-шагает, на груди «Егорий» играет! Вроде бы дел у него в той деревеньке и не было, другой бы прошел да не оглянулся — мало ли с чего девка глупая слезами заливается… А этот не стерпел:
— Что ж за печаль-кручина такая у вас приключилася? Али помер кто?
Девке тож выговориться надо, она и рада, цельный час казака грузила, все как есть изложила… А закончила рассказ — снова в слезы сей же час!
