Колдовской мир: Трое против колдовского мира. Волшебник колдовского мира. Волшебница колдовского мир - Нортон Андрэ
— Сосредоточение Сил… — Неизвестно откуда ко мне пришла странная мысль, но я не сомневался, что именно это и происходит. То, что составляло живую основу Эсткарпа, сбиралось в единый сгусток…
Я пытался успокоить лошадей, но и сам ощущал всем нутром это высасывание жизненных сил из всего, окружающего нас. Наступила гнетущая тишина, умолкли птицы, в недвижном воздухе не колыхалась ни травинка, над всем навис тяжёлым покрывалом зной. И в этом мёртвом затишье моё сознание пронзили три слова:
— Кайлан… Эстфорд… торопись!..
Я вскочил на расседланную лошадь, освободил её от привязи и тут же пустил в галоп, направляясь в сторону Эстфорда. За спиной послышались крики, но я не обернулся.
— Кимок! — вскричал я мысленно, — что там?
— Торопись!.. — снова потребовал он, и только.
Пустошь, по которой я мчался в Эстфорд, казалась вымершей. Всё вокруг было сковано неподвижностью и тишиной, и моя бешеная скачка среди этого безмолвия казалась мне кошмарным сном.
Но вот показалась башня замка. Я не увидел ни флагов по её углам, ни часового на сторожевой площадке. Ворота были приоткрыты, но ровно настолько, чтобы проехал всадник.
Кимок ждал меня в дверях дома, как ждала нас в тот давний день Ангарт. Но он не показался мне ни умирающим, ни лишённым сил. Напротив, он был полон энергии, и я это сразу почувствовал. Нам не было нужды обмениваться словами приветствия. Мы — как бы это сказать? — словно и не разлучались, так как внутренне всегда были вместе, хотя сейчас и не все вместе — ибо в нашем единстве недоставало третьей доли. Кимок ощущал то же самое.
— Не спеши… — сказал он и жестом позвал меня в дом.
Я отпустил лошадь, и она пошла в стойло, будто её вёл за уздечку конюх. Вновь мы оказались вдвоём под кровлей Эстфорда. Дом был пуст, куда-то подевалась вся утварь. Я помнил, что госпожа Лойз уехала к Корису и осталась с ним в приграничной крепости. И всё же оглядывался по сторонам, надеясь увидеть привычные вещи.
У дальнего конца большого стола стояла скамья. На столе лежали походные хлебцы и собранные в саду фрукты. Но мне не хотелось есть.
— Да, немало воды утекло… — сказал брат. — Но чтобы подыскать ключ к замку, требуется время.
Мне не нужно было спрашивать, чем завершились его поиски, — я понял это по его глазам, светящимся торжеством.
— Сегодня ночью владычицы нанесут удар по Карстену.
— Кимок ходил взад-вперёд, он не мог усидеть на месте. Я же валился с ног от усталости и рухнул на скамью.
— А через три дня, — он резко повернулся ко мне, — они подвергнут Каттею обряду посвящения и она даст клятву!
У меня перехватило дыхание. Надо было срочно что-то делать.
«Либо Каттея высвободится из колдовских пут до рокового часа, либо мы навсегда потеряем её», — подумал я.
— Ты знаешь, как её спасти? — спросил я.
Кимок пожал плечами.
— Есть только один способ: мы похищаем её из Обители Мудрости и все трое бежим из страны — на восток.
Что просто на словах, непросто на деле. Похитить послушницу из обители — всё равно, что заявиться в Карстен и похитить самого Пагара.
Кимок взглянул на меня и улыбнулся. Он положил на стол свою искалеченную руку. По ней шёл глубокий шрам, и когда Кимок попробовал сжать пальцы в кулак, два из них так и остались не согнутыми.
— Вот чем я расплатился, чтобы попасть в Лормт. А там пришлось поработать ещё вот этим… — он постучал себя пальцами по лбу. — В Лормте я докопался-таки до нужных сведений, просмотрев старинные хроники вперемешку с мифами. Но я добрался до сути, отбросив шелуху. Мне теперь известен путь на восток. Что касается Обители Мудрости…
— Вот, вот — что касается… — передразнил я. — Интересно узнать, что ты думаешь об её охране. Нас не спросят, кто мы такие, если мы безо всякого на то разрешения окажемся возле Обители. Говорят, стражи там не мужского пола, и оружие у них не такое, с каким мы привыкли иметь дело.
— Зря ты так уж боишься, брат, — ответил он. — Верно, охрана там особая, но и мы не мальчики… К тому же, завтра стражницы не будут столь сильны, как обычно. Теперь ты понял, что произойдёт этой ночью?
— Владычицы нанесут удар по врагу…
— Да, но какой именно? Слушай, они хотят воспользоваться Силой сполна, как никогда ею не пользовались. Они собираются повторить то, что свершили когда-то очень давно — на востоке.
— На востоке? Что же такое они собираются повторить?
— Они заставят двигаться сами горы. Они подчинят своей воле твердь земную. Это крайняя мера, на которую они решились, дабы только не исчезнуть с лица земли.
— И они что, в самом деле способны на такое? — Я знал, что с помощью Силы можно создавать наваждения, общаться на расстоянии, даже убивать… Но я не мог поверить, что с её помощью можно устроить гигантскую катастрофу.
— Да, — ответил Кимок. — Но им понадобится столько энергии, что их силы совсем истощатся на какое-то время. Меня не удивит, если некоторые колдуньи умрут после этого. Во всяком случае, все стражницы будут обессилены, и мы без труда проникнем в Обитель.
— Ты сказал, что однажды они уже сотворили такую катастрофу, — напомнил я, — на востоке.
— Да. — Он снова принялся ходить взад-вперёд. — Родина древней расы вовсе не Эсткарп. Её народ пришёл сюда с востока, очень давно. Люди бежали от какой-то страшной опасности и, обратясь к Силе, воздвигли за собой горы, чтобы они служили им защитой от той угрозы. Эти люди поселились здесь, и детям, которые у них рождались, они упорно внушали: незачем думать о востоке, там ничего нет, кроме гор. Так продолжалось из поколения в поколение, пока полное безразличие к этой части света не стало врождённой чертой расы… Скажи, встречал ли ты кого-нибудь, кто хоть как-то обмолвился бы о востоке?
— Не припомню такого, — признался я, поймав себя на том, что и сам избегал этой темы. — Но я вот о чём подумал… Если люди древней расы бежали от какой-то угрозы, то…
— То смеем ли мы соваться туда — ты это хотел сказать? — перебил меня Кимок. — Но почему бы не допустить, что там теперь всё изменилось? Тысяча с лишним лет отделяет нас от того времени. И люди древней расы сейчас совсем не те, какими были когда-то. Всякое пламя рано или поздно гаснет… Я уверен, что колдуньи начнут охотиться за нами, как если бы мы были лазутчиками из Карстена или Ализона. Но никто не осмелится последовать за нами на восток.
— Мы и сами принадлежим к древней расе, хотя и наполовину, — заметил я. — Сможем ли мы перебороть то, что заложено и в нас?
— Этого мы не узнаем, пока не начнём действовать, — ответил он. — Во всяком случае, мы можем об этом думать и говорить, а они — нет. Меня поразило в Лормте то, что даже сам хранитель архива не имел понятия о рукописях, которые я у него попросил.
Кимок меня убедил. Каким бы отчаянным ни казался его план, другого не было. Но от Обители Мудрости нас отделяло много миль, и нам следовало, не теряя времени, отправляться в путь, о чём я ему и сказал.
— У меня есть пять лошадей торской породы, — ответил он. — Два коня здесь, трёх других я держу в тайном месте — они понадобятся нам под конец.
Он заметил моё удивление и рассмеялся.
— О да, мне это кое-чего стоило. Я покупал их по отдельности в течении всего года, чтобы не вызвать ни у кого любопытства.
— Но откуда ты знал, что они нам понадобятся, и притом в таком количестве?
— Я, конечно, не знал, как всё получится, но верил, что возможность побега нам рано или поздно подвернётся, и готовился к этому, — ответил он. — Однако ты прав, брат, нам следует поторопиться, пока бич Мудрейших не опустился на нас.
Лошадей торской породы выводили в краю вересковых пустошей, расположенных на границе Торовых Топей. Эти лошади отличались резвостью и выносливостью — свойствами, редко встречающимися в одном и том же животном. Они ценились очень высоко, и купить пять таких лошадей — большая удача; тем более, что большинство из них находилось на учёте у самого сенешаля. Внешне они ничего особенного собой не представляли: мышастой масти, с чёрными гривами и тусклой шерстью, которая никогда не блестела, как бы лошадь не холили. Зато по сообразительности, резвости и выносливости они не уступали никакой другой породе.
