Обличия любви - Раткевич Элеонора Генриховна (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
Даже и этой поддержки тебя лишает магия круга. Пока поединок не окончен – ты один. Настолько один, как если бы нас никогда и на свете не было.
Дилан. Дилан. Дилан!
Я напрасно думал, что мальчишка окажется легкой добычей. Мне не удается покончить с ним с одного удара. И не с одного – тоже. Мне даже не удается разозлить или напугать его настолько, чтобы он не сумел контролировать боевую ипостась и перекинулся полностью. Волка ли, человека ли я одолел бы сразу – и волком, и человеком он сразу станет слабее… но мне не удается заставить его перекинуться. Зато удается основательно его порвать – кровь так и струится из его ран… но и он подрал меня не меньше. Я сильнее, тяжелее, старше, опытнее – он гибок и неутомим… а еще – в нем больше ярости, и не слепой, а зрячей, расчетливой.
Расчетливой…
На что ты рассчитываешь, молокосос?
На то, что ты сумеешь победить меня?
Если бы тебе это удалось, ты победил бы не только меня. Весь отряд вынесло бы обратно в наш мир – и без всяких Врат. Такова сила круга. Но ты не сумеешь, просто не сможешь победить меня – так на что ты рассчитываешь?
Рано или поздно верх будет мой!
Рано или… поздно?
Так вот оно что… ты и не собирался победить меня! Ты собирался меня задержать! Отсрочить наше продвижение!
Злость на противника, а заодно и на самого себя – ну как я мог не понять очевидного! – едва не заставляет меня самого принять форму волка. Ах ты, мерзавец!
Пускай. Хитрость тебе не поможет. И даже круг, отгородивший нас, казалось бы, от всего внешнего мира, тебе не поможет! Потому что ветер несет в круг с луга алые пушинки – и они щекочут мое лицо, липнут к моей крови. Я ведь не только оборотень, как ты! У меня есть и еще одна способность. Она слабее, чем дар оборотничества, – иначе круг не впустил бы меня к тебе. Но она есть. И теперь, когда алые пушинки насквозь пропитались моей кровью, я могу пустить ее в ход даже в круге.
Души любят кровь.
Души, не сумевшие уйти… души, привязанные к миру сожалением, гневом, местью, любовью… души умерших, неспособные уйти от места их гибели… они любят кровь!
И теперь я могу позвать их – и они придут, испив моей крови, придут, покорные моему зову.
Ты рассчитывал, что будешь драться только со мной?
Ты просчитался.
Вот оно, мое воинство – павшие на этом поле. И неважно кем они были – пусть даже и уроженцами этого мира, – они не признают тебя своим. Они покорны мне и только мне…
Ты можешь быть гибким и ловким, яростным и стойким хитрым и расчетливым – тебе это больше не поможет.
Ты погибнешь – и очень, очень скоро!
Проклятия, похожие на вой, – и вой, похожий на проклятия. Таких звуков не исторгла бы ни людская, ни волчья глотка. Нечеловеческая сила человеческих рук. Клыки и когти.
Кровь. Много крови.
Она струится из ран, заливает глаза, во рту от нее солоно. Когда два оборотня сражаются, в этом нет ничего возвышенно прекрасного. Это клыки и когти, хриплый рык и очень много крови. Человек бы от таких ран упал замертво – но мы не люди, и мы продолжаем сражаться… и если хоть один из нас переживет этот поединок, его раны затянутся – только смертельные раны не исцеляются, а все остальное для оборотня всего лишь помеха… помеха в бою… как же кружится голова… счет идет уже не на минуты – на мгновения… неужели все было напрасно? Неужели Эттин все-таки не успел добиться своего от привратных магов, неужели опоздал?
Никогда в жизни я еще не был настолько один.
Я один… только я и он… только когти и зубы, только сила, только ярость… только я, и никого больше за моей спиной…
Темный холод пробирает меня до костей, темный, как осенняя вода, темный и шершавый – и шерсть у меня на загривке становится дыбом, – потому что он мертвый, этот холод… от него пахнет землей на краю незасыпанной могилы и старой кровью…
От него пахнет смертью. Старой смертью, давней… но она не знает, что она давняя – она пришла за мной сейчас…
Духи мертвых кружат вокруг меня.
Но я продолжаю сражаться.
Я пока еще не мертвый! Хотя бы еще несколько мгновений я не мертвый! А пока я живой – я не отступлю!
Мы оба залиты кровью, и призраки кружат вокруг нас…
Они щедро делятся с тобой своей силой, наделяют тебя ловкостью, помогают сражаться… но я пока еще жив – слышишь?!
Я потерял слишком много крови, ноги мои подкашиваются, и я падаю на колени – но я еще жив!
Мы ничем не можем помочь тебе. Пока твой бой не окончен, круг не подпустит ни нас, ни даже наши стрелы или шары с заклятиями не только к твоему противнику, но и к тем, кто по ту сторону круга ждет исхода поединка.
Мы можем только ждать. Только стоять, закусив губы, и ждать. Только стоять и смотреть.
Я стою и смотрю – и вижу, как седеет алое поле.
Одуванчики блекнут, выцветают. Седой, как смерть, пух летит по ветру.
И я едва удерживаюсь, чтобы не закричать, потому что я понимаю, что происходит. Но ничего, ничего не могу сделать…
Их слишком много.
И к тому же они уже призваны и подчинены… призваны и подчинены не мной. Сколько раз их пытались увести отсюда – и всякий раз безуспешно… потому что обычного призыва было мало! Кровь и предательство – то, что погубило их… только это и могло призвать их вновь… и теперь они пришли… пришли, покорные зову… они слышат только его и повинуются только ему – и чтобы заставить их слышать меня, обычного призыва мало!
Есть только одно средство. Только один зов.
Я вынимаю кинжал из ножен, провожу им по своей ладони -а потом…
Дорога мертвых разворачивается, словно свиток, незримая для живых.
Немыслимой мощью зов обрушивается на землю.
И зов этот слышен не только мертвым.
Вот она, ваша дорога домой… она ждет вас… вы устали бродить бесцельно и беспамятно среди живых? Вернитесь домой
Но это для мертвых – дом и отдых, а для живых…
Для живых это – мертвая холодная пустота. Отчаяние – беспредельное. Тоска – настолько лютая, что любая смерть покажется избавлением. Пустота, отчаяние, тоска – неизбывная… она не снаружи, о нет, она внутри… она с тобой, она в тебе, она исполнена таким смертным одиночеством, что душа готова расстаться с телом….
У меня распорот бок, и я пытаюсь зажать рану. Но заживление идет слишком медленно, потому что мне приходится тратить силу, чтобы удержать призраков, подчинить их своей воле…
Я скалю зубы и… падаю на колени.
Из груди будто весь воздух вышибли, и не осталось ничего. Я не чувствую ни звука, не слышу ни запаха, лишь медленно подбирается отчаяние, которое невозможно терпеть, оно обжигает холодом, и сердце рвется от тоски…
Холод… холод смерти, который знаком мне лучше, чем кому бы то ни было здесь… Мне – здесь и сейчас вампиру, нежити!
Холод смерти и зов смерти – ТВОЙ зов, Далле…
Ты никогда не давала нам ощутить свою силу в полной мере, мы и думать не могли, какова она на самом деле, – и вот наконец она сняла белые перчатки и показала свою реальную власть!
Это владеет сейчас всеми – на лицах всех бойцов, и наших, и вражеских, такая запредельная тоска, что им даже не страшно, страх ничто рядом с этим… эта тоска вынимает душу из тела… смертная тоска… вот она, твоя власть, – и мне требуется вся моя сила, чтобы не упасть на траву, не рухнуть на колени перед тобой, не поползти… чтобы просто стоять, обнять тебя за плечи и стоять рядом, помогая тебе удержаться на ногах. Потому что я мертв – и этот зов для меня стократ страшнее, чем для живых…
