Башня Ярости. Книга 1. Чёрные маки - Камша Вера Викторовна (читаем книги .txt) 📗
– Оно привело к тому, что у Арции есть королева и будет наследник.
– Сначала оно привело к тому, что у Арции появился законный король, которого никто не собирался допустить к трону.
– Мой сын еще несовершеннолетний.
– Ваш сын мертв, сигнора. Вернее, ваши сыновья мертвы. Убиты по приказу вашего зятя накануне свадьбы.
– Это ложь! Тартю разрешил мне свидание.
– Предварительно напоив вас ядом. Он не мог дольше тянуть, убийство решено свалить на Александра Тагэре, и чем скорей, тем лучше, но вы, сигнора, знаете, что племянники пережили дядю.
– Это знают многие!
– «Многие» забудут, мать вряд ли. По крайней мере, о матерях сложилось именно такое мнение. Мальчики были убиты по приказу горбуна в тот день, когда вы увезли их из дворца. Он разрешил вам это сделать, а ночью в Летнюю Резиденцию проник убийца. Думаю, ваши братья и старшие сыновья с этим согласятся.
– Кто их убил?
– Исполнители не важны, сигнора. Их убили вы, подсунув Пьеру Тартю дочь и потребовав признать ее принцессой Тагэре. Впрочем, до последнего он додумался бы и сам.
– Благодарю Ее Иносенсию. Я должна идти.
– Куда?
Куда?! Во дворец! Нет, сначала домой, у нее еще осталось зелье, отправившее Жаклин и Эдмона к райским вратам, Пьера оно отправит к адским. Домой, а потом к Тартю…
– Вы собираетесь мстить? Не советую. У вас ничего не выйдет…
– Ее Иносенсия покарает убийцу!
– Убийцу? В этом королевстве их слишком много. Я могла бы покарать убийцу Жаклин ре Фло и Эдмона Гаэльзского, но убийца наказал сам себя. У вас один выход, сигнора. Остаться в обители и замаливать свои грехи. В свое время Пьер Тартю предстанет перед высшим Судом, но не раньше, чем исполнит то, что обещано ордену.
– Я не останусь!
Элеонора попробовала встать и не смогла, придавленная чудовищной тяжестью. Королева рванулась еще раз. Бесполезно. Она закричала, но губы не пожелали разжаться.
– Вы никуда не уйдете, Элеонора Гризье, – сообщила Ее Иносенсия. – По крайней мере, сейчас. – Узкая рука потянула шнур звонка, и дверь тотчас распахнулась, пропустив худощавую циалианку средних лет.
– По приказу Ее Иносенсии.
– Сестра Теона, – губы Анастазии тронула легкая улыбка, сделавшая ее еще прекраснее, – наша гостья остается с нами. Ее Величество решила оставить мир и оплакивать свои потери в стенах обители. Более того, она дала обет молчания и полна решимости его исполнить, не дожидаясь пострига.
Проводите новую послушницу в нижние комнаты. Я освобождаю ее от обязательной работы. Отведите ей келью, в которой ранее жила сестра Алмерия, и проследите, чтоб она ни в чем не нуждалась. Ее обет свят, никто из вас не должен нарушать ее уединения. Идите, дочери мои.
Элеоноре хотелось закричать, распахнуть дверь, вырваться из обители на площадь, поднять бунт против узурпатора и убийцы, но ее тело покорно встало, преклонило колени перед ледяной красавицей в белоснежном одеянии, облобызало полыхнувший свежей кровью рубин и побрело к выходу.
Анастазия проводила глазами бледную, полную женщину, покорно плетущуюся за провожатой, и подождала, пока закрылась дверь. Пьер при всем его уме глуп – прилюдно хвалить ифранские яды, а потом отравить мать жены и отправить умирать в храм. Случай с принцами его ничему не научил. Вернее, научил – не доверять стали и чужим рукам… И все равно шить белыми нитками можно только белое.
Элеонора будет жить и молчать. Это дополнительная узда на Тартю. Кроме того, белобрысая корова успела нарожать прорву детей. Двое мертвы, один слеп, но Базиль Гризье может пригодиться, а девчонки наверняка выйдут замуж в самые влиятельные семьи. И это, не считая королевы и будущих наследников. Поймал кошку – поймал и всех ее котят. Магия крови – великая вещь, противиться ей могут лишь избранные.
2895 год от В.И.
Ночь с 19-го на 20-й день месяца Сирены
АРЦИЯ. МУНТ
Румяный барон восседал во главе ломившегося от снеди и выпивки стола, красноречивым жестом приглашая всех желающих к нему присоединиться. Вывеска таверны «Щедрый нобиль» по праву считалась лучшей в Мунте, но кухня заведения была ее достойна. Увы, в последние месяцы посетителей поубавилось во всех столичных тавернах и «Нобиль» исключением не был. В самом деле, что за попойка, если нельзя брякнуть все, что заблагорассудится? Вот и нынешней ночью в уютном зале собралось куда меньше народу, чем хотелось хозяину. Несколько ифранских дворян, распоряжавшихся в Мунте, как дома, строившая им глазки куртизанка, помощники дарнийского негоцианта, решившие, что лучше вовсе не ложиться, чем рано вставать, и двое нобилей, пристроившихся в дальнем углу.
Старший, седой и голубоглазый, заплатил вперед, бросив на стол необрезанную «филиппу» [8], чем вызвал у трактирщика глубочайшее уважение, усилившееся после того, как гость потребовал дюжину бутылок «Львиной крови». Хозяин опасался, что подвыпившие ифранцы станут задевать столь достойных сигноров, но гуляки не обращали на них никакого внимания, чего нельзя было сказать о седом и его товарище.
– Не думал, что такая ерунда, как пьяные иноземцы, может вывести меня из равновесия, – заметил Рене Аррой, разливая вино, – еще одно доказательство, что я все-таки жив.
– Предлагаешь их прикончить? – задумчиво произнес Эрасти Церна, – пожалуй, можно. Обнаглевшим гостям следует намекать, что они не хозяева, а магия здесь без надобности. Семеро на двоих – это немного.
– Мало, – улыбнулся Аррой, – но я готов поделиться.
– Значит, мы их «проводим». Думаю, будет честно, если каждый возьмет себе троих, а седьмой пусть убирается. Тартю полезно знать, что маркиз Гаэтано жив, здоров и недалеко.
– Тоже верно, – Аррой поднял бокал, – чтобы оценить вкус вина, нужно ненадолго умереть.
– Или выбраться из клетки. За победу, Рене, и за тех, кто с нами!
– За победу и за тех, кто с нами и не ударит в спину, – уточнил Скиталец, – я верю, что ты знал, что делал, показавшись Анхелю, но ему я НЕ верю. Если выбирать из четверки грешников, то Филиппа.
– Не согласен. Филипп искренне протянет нам руку, а потом предаст. Не из корысти, из слабости. Я знаю, чего и когда ждать от Анхеля, а когда и на чем сломается Филипп – не угадать. И потом, как бы мы его ни искали, а мой лучший друг не мог не явиться в свой дворец. Надо сказать, он почти не изменился.
– Я тоже почти не изменился, – засмеялся Рене, – по крайней мере, так говорят эльфы, но я вернулся сам, и я свободен, а твой Анхель – раб, причем двойной, если не тройной, и при этом он знает только одного хозяина.
– Которого ненавидит и презирает. Уже немало. Рене, ты сможешь их уничтожить? Всех четверых?
– Думаю, что да. Мы – твари одной породы, значит, станем драться одним оружием. Я – один, но я вернулся раньше и успел привыкнуть к тому, кем стал. Если мы схлестнемся, наша магия уничтожит сама себя, и тогда все решат мечи. Это будет обычный бой Эрасти, только убитые больше не вернутся. Их не будет нигде, даже за Чертой.
– Обычный бой одного против четверых, – покачал головой Эрасти, – странное у тебя понятие об обычности. Не знаю насчет Жоффруа и Лумэна, но Анхель – сильный воин.
– Я сильнее, – равнодушно откликнулся Аррой, – и я не удивлюсь, если Филипп Тагэре встанет рядом со мной. Если б ты не удерживал меня, я б уже начал охоту. Их надо прикончить, и Тартю с его прихвостнями в придачу. Мне плевать на пророчества насчет тронов и бастардов, но эту мокрицу нужно раздавить.
– Вместе с орденами и ифранской сворой, я полагаю? Мы могли бы чудесно провести время, истребляя негодяев и спасая праведников.
– Вот уж кого не терплю, – хмыкнул Рене, – так это праведников. Посмотрели бы они на нас, кстати. Сидим в таверне, попиваем вино, собираемся прирезать каких-то ифранских наглецов… И это Проклятый и Скиталец! Несерьезно как-то!
– Переберемся на кладбище, – предложил Церна, – или на крышу сожженного храма? Рене, я не сомневаюсь, что после свершения Последнего Греха ты, шаля, справишься со всеми орденами, не говоря о смертных, что позорят сей бренный мир.
