Отбор - Касс Кира (книги онлайн полные .txt) 📗
Приняв душ, я заколола волосы и в честь такого повода подкрасилась, потом подошла к шкафу и задумалась. Выбор невелик. Почти весь мой гардероб выдержан в бежевых, коричневых или зеленых тонах. Для работы у меня есть несколько платьев более веселых расцветок, но все они безнадежно вышли из моды. Впрочем, дело в том, что Шестерки и Семерки почти всегда ходят в джинсах или чем-нибудь столь же практичном. Пятерки в большинстве своем одевались неброско, поскольку художники все равно натягивали поверх одежды рабочие халаты, а танцорам и музыкантам нарядные вещи нужны только для представлений. Высшие касты время от времени ради разнообразия носили джинсы или хаки, но на них эти вещи каким-то образом всегда выглядели недостижимо шикарно. Мало того что они могли иметь практически все, что хотели, они еще и превращали то, что для нас являлось вынужденной мерой, в роскошь.
Я натянула шорты и зеленую тунику — самый нарядный свой дневной комплект — и, прежде чем выйти, бросила взгляд в зеркало. Я чувствовала себя почти хорошенькой. Должно быть, благодаря огню в глазах.
Мама с папой сидели за кухонным столом и о чем-то вполголоса переговаривались. Периодически они вскидывали на меня глаза, но сегодня даже их пристальное внимание не могло испортить мне настроение.
Взяв в руки письмо, я слегка удивилась. Какая качественная бумага! Я никогда не держала в руках ничего подобного. На ощупь она была плотная и чуточку шершавая. На мгновение бумага вдруг обрела ощутимый вес, напомнив о серьезности моего шага. «А вдруг?» — мелькнула в голове сумасшедшая мысль. Но я отогнала ее и взялась за ручку.
Заполнение анкеты много времени не отняло. Я вписала имя, возраст, касту и контактную информацию. От меня требовалось указать рост, вес, цвет волос, глаз и кожи. Я с гордостью отметила, что знаю три языка. На двух говорили многие, но мама настояла на том, чтобы мы выучили французский и испанский, поскольку в некоторых частях страны они до сих пор были в ходу. Кроме того, это пошло на пользу моей певческой карьере. На французском много красивых песен. Также претенденткам необходимо было указать, сколько классов они закончили. Тут возможны самые разные варианты, поскольку лишь Шестерки и Семерки ходили в государственные школы и могли с полным правом говорить о нумерации классов. Мое образование практически завершилось. В графе «Особые навыки» я указала пение и игру на музыкальных инструментах.
— Как думаешь, способность спать в любой обстановке можно считать особым навыком? — поинтересовалась я у отца притворно озабоченным тоном.
— Да, непременно упомяни это. И не забудь написать, что ты способна расправиться с любой едой за пять минут, — отозвался он.
Я рассмеялась. Это правда; я действительно имела привычку глотать не жуя.
— Вы оба просто невыносимы! Почему бы тебе не написать, что ты настоящая дикарка! — взвилась мама.
Не понимаю, чего она пребывает в таком раздражении? В конце концов, я же пошла ей навстречу.
Я вопросительно покосилась на отца.
— Просто она хочет для тебя самого лучшего, вот и все.
Он откинулся на спинку кресла, еще немного оттягивая момент, когда нужно будет браться за заказ, сдать который предстояло к концу месяца.
— Ты тоже, — заметила я, — но при этом никогда не злишься.
— Да. Но у нас с мамой разные взгляды на то, что для тебя хорошо. — Он едва заметно улыбнулся.
Губы я унаследовала от него — как их абрис, так и склонность произносить невинные вроде бы вещи, которые не приносили пользы. Зато характер достался мамин, только она научилась прикусывать язычок там, где это было по-настоящему необходимо. Мне это было не под силу. Как вот сейчас.
— Пап, если бы я по-настоящему полюбила Шестерку или Семерку и захотела выйти за него замуж, ты бы мне позволил?
Отец поставил кружку и внимательно посмотрел на меня. Я попыталась сделать непроницаемое лицо. Он тяжело вздохнул:
— Америка, я хотел бы, чтобы ты вышла замуж за того, кого полюбишь, будь он хоть Восьмеркой. Но тебе следует знать, что любовь может не выдержать испытания браком. Со временем ты начнешь ненавидеть того, кого недавно так любила, если он окажется неспособен обеспечить тебя. А если вам нечем будет кормить детей, то будет еще хуже. Подобные обстоятельства иногда способны убить самое сильное чувство. — Папа накрыл мою ладонь своей. Я вскинула на него глаза, пытаясь скрыть тревогу. — Но в любом случае я хочу, чтобы тебя любили. Ты этого заслуживаешь. И очень надеюсь, что ты выйдешь замуж по любви, а не из-за номера касты.
Он не произнес вслух того, что я жаждала услышать: я должна выйти замуж по любви, — но ни на что большее и рассчитывать не стоило.
— Спасибо.
— Не сердись на маму. Она делает то, что кажется ей правильным. — Он поцеловал меня в макушку и отправился в мастерскую.
Я вздохнула и вернулась к анкете. Такое чувство, будто моя семья считала, что у меня нет никакого права желать чего-то для себя. Меня это злило, но я понимала, что не стоит всерьез на них обижаться. Мы не могли позволить себе такую роскошь, как желания. Главным всегда было то, что необходимо.
Заполнив заявку, я пошла на задний двор к маме. Она подрубала платье и одновременно приглядывала за Мэй, которая делала домашнее задание в тени нашего домика на дереве. Аспен в детстве жаловался на то, какие строгие учителя были у них в школе. Сомневаюсь, что кто-то из них мог бы соперничать с мамой.
На дворе стояло лето!
— Неужели ты все-таки это сделала? — подпрыгивая от нетерпения, спросила Мэй.
— Заполнила, заполнила.
— Почему ты вдруг передумала?
— Мама умеет быть очень убедительной, — многозначительно произнесла я, хотя та, по всей видимости, ничуть не стыдилась способа, к которому прибегла, чтобы добиться своего. — Мама, мы можем сходить в администрацию, как только ты освободишься.
Она слегка улыбнулась:
— Умница! Возьми, что тебе нужно, и пойдем. Чем раньше мы все оформим, тем лучше.
Я отправилась к себе за сумкой и туфлями, как было велено, но задержалась перед дверью в комнату младшего брата. Он с раздосадованным видом смотрел на пустой холст. Мы подсовывали Джераду вариант за вариантом, но все без толку. Достаточно было поглядеть на видавший виды футбольный мяч в углу или на подержанный микроскоп, которым с нами расплатились одни заказчики как-то раз на Рождество, чтобы понять: к искусству душа у него явно не лежит.
— Что, вдохновения так и нет? — спросила я, переступая через порог.
Он поднял на меня глаза и помотал головой.
— Может, стоит попробовать себя в скульптуре, как Кота. У тебя отличные руки. Вот увидишь, у тебя получится.
— Я не хочу быть скульптором. И рисовать, петь или играть на музыкальных инструментах тоже не хочу. Я хочу играть в футбол. — Он ковырнул ногой ветхий ковер.
— Знаю. В футбол можно играть на досуге, но тебе нужно найти ремесло, которое будет тебя кормить. Это вполне совместимо с футболом.
— Но почему? — захныкал он.
— Ты сам знаешь. Это закон.
— Но это нечестно! — Джерад толкнул натянутый на подрамник холст, и тот шлепнулся на пол, так что в лучах солнца заплясали пылинки. — Мы же не виноваты, что наш прадедушка, или кто он там, был бедным.
— Согласна. — Ограничивать выбор жизненного пути человека, исходя из той помощи, которую его предки оказали правительству, и вправду казалось мне не лучшим решением, но так уж все было устроено. И вообще, вероятно, следовало бы радоваться, что нашей безопасности ничто не грозит. — Может, в те времена по-другому было нельзя.
Джерад не ответил. Я вздохнула, подняла с пола мольберт и водрузила его обратно. Жизнь есть жизнь, и ничего тут не попишешь.
— Ты не обязан отказываться от своих хобби. Но ты должен будешь помогать папе и маме, а потом, когда вырастешь, завести собственную семью.
Он с притворным омерзением высунул язык, и мы оба прыснули.
— Америка! — послышался из коридора мамин голос. — Где ты там застряла?
