Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды (СИ) - Некрас Виктор (книги .TXT) 📗
Солнце грело уже совсем по-весеннему. Сегодня в небе отверзаются врата — и Вырий, Правь, отворяется к Яви. Говорят, если хорошенько прислушаться, можно услышать скрип медных петель. Сам Несмеян не слыхал, да и не стремился, но встречал людей, которые хвастались, будто слышали. Несмеян не верил — для такого надо обладать небывалой безмятежностью души, а таким людям хвастовство не присуще…
Сегодня же во всех лесах просыпаются Лесные Хозяева — медведи, воплощения и излюбленные Звери Самого Велеса, Неназываемые Истинным Именем.
Посреди широкой поляны — огромный корявый, косо сломленный пень, весь изодранный медвежьими когтями. Любит Лесной Хозяин поиграться с обломком дерева, поточить когти.
— Здесь? — Купава остановилась, тяжело дыша и отдуваясь. По всем бабьим приметам выходило, что опять будет сын, про что жена поведала Несмеяну ещё четыре месяца тому. На ухо, едва слышным шёпотом, чтоб не услышала нечисть, которой немеряно вокруг человека и его жилья. Несмеян вновь недовольно покосился на неё — в лесу нечисти ещё больше. Сглазят альбо подменят, мало ли чего… На Купаве, правда, был его войский пояс — широкий, из турьей кожи с тяжёлой медной пряжкой, с медвежьим знаменом — нет лучшего оберега для непраздной бабы.
На поляне было многолюдно. Вестимо, не весь Полоцк сегодня собрался на эту поляну — Лесного Хозяина будить. Один конец городской — человек триста собралось, не менее, но на поляне было тихо. Да и чего зря голосить-то раньше времени.
Несмеян старался приодержать жену хотя бы за локоть, помочь ей, но Купава только смеялась — ей заметно полегчало, пару раз она даже сказала что-то вроде — тоже пойду плясать, но гридень сунул ей под нос кулак, и жена смолкла. Даже её невероятное упрямство иногда давало трещину перед мужем.
Заревел рог — хрипато, совсем по-медвежьи — не гляди, что бычий. Народ сдвинулся теснее — и все в вывороченных наизнанку шубах, тулупах и полушубках. Хоть и овчинная сряда, а всё же не по себе — больно уже похоже на медведей. Хоть и не ходят медведи стаями.
Забили в кудесы, зазвенели колокольцы, затрещали трещотки. Немногочисленные девки — для такого выбирали по всему концу самых красивых да самых голосистых — мелодично завели песню-побудку:
И не стерпел шума сильномогучий Лесной Хозяин — около пня вздыбились и распахнулись снеговые пласты, нарочно для того набросанные на давно брошенную Хозяином берлогу. И встала в отверстой яме, перекрыв глухим рёвом и сопели, и бубны, и колокольцы, бурая косматая туша!
Девки с визгом ринулись посторонь — хоть и знают, что всё понарошку, а всё одно страшно — а ну как взаболь! У медведя-то даже голова есть с клыками, гляди-ка! А в глазах-то, в глазах — прямо-таки огоньки горят, как у живого!
Медведь выбирался из ямы неуклюже и тяжело — опытный охотник вмиг сказал бы, что это никакой не медведь. Но всем — и опытным, и неопытным, и вовсе не охотникам — сейчас виделся настоящий зверь.
Осталась у берлоги только заранее принаряженная девушка — стояла, закусив губу, видно было, что сердце тоже готово выпрыгнуть от страха, но стояла — ещё вчера жребий указал на неё, как на "медвежью невесту".
Лет двести-триста тому пришлось бы ей пойти к настоящему медведю, взаболь стать невестой Лесного Хозяина. Крепка медвежья любовь, да тяжела… мало кто в живых остаётся, хотя Несмеян и такие рассказы слышал. И даже про детей от подобной любви слышал…
Теперь не то.
Но и то "медвежьей невесте" честь будет весь год. И хвори будут обходить её стороной, и парни будут на посиделках звать её плясать в первой черёд… и сваты, скорее всего, по осени в первый двор заглянут — к ней!
Потому и горели такой завистью глаза отбежавших подружек.
Медведь, наконец, выбрался из берлоги, стал на задние лапы и выпрямился во весь рост, угрюмо повёл головой, озирая тёмно-красными глазками собравшуюся толпу кривичей. Посунулся вперёд и тут девушка, молодая и прекрасная в своей отчаянной непритворной решимости — он, может, и виделся ей истинным медведем — шагнула навстречь.
Зверь обхватил девушку лапами, она совсем скрылась под могучей тушей — и тут шкура — настоящая, медвежья! — опала с медведя, обнажив сухого высокого старика. И девушку рядом с ним — она уже счастливо смеялась и махала рукой подружкам.
Снова взревел рог. Коло двинулось посолонь, приплясывая, ворочаясь, потягиваясь и переминаясь, протирая глаза, словно разбуженный человек альбо медведь, мужики утаптывали сапогами и лаптями, талый снег — припевая следом за ведуном нехитрую, но выверенную сотнями и тысячами поколений припевку-присказку:
Народ расходился. Купава всё же сумела протиснуться к пню — Несмеян помог протолкаться — ласково погладила шершавое дерево, развернула прихваченный из дома узелок. Выложила один за другим семь небольших печёных комочков. Любая хозяйка на Комоедицу печёт "комы" из гороховой, ячменной и овсяной муки. Конечно, комы должна печь старейшая женщина в доме, большуха, альбо бабушка, да вот только… в доме Несмеяна старейшей женщиной была его жена, Купава.
— Медведушко-батюшко, — шептала женщина, всё так же поглаживая пень. — Скушал бы блинка, да запомнил бы добра — коровушку бы мою летом не трогал, да на пасеках бы не озорничал.
На миг Несмеяну почудилось, что ОН, Неназываемый Зверь, уже здесь, проснулся и смотрит на них из-за густого елового лапника. Ощущение было до жути истинным, гридень готов был даже поклясться, что вон там, под еловой лапой горят красноватые глаза Лесного Хозяина.
— Медведушко-батюшко, — продолжала шептать Купава. — Послал бы ты мне сынка сильного, как ты.
Серый за спиной ощетинился и глухо зарычал — по зверю.
Неуж не причудилось?
Но нахлынуло и сгинуло.
Но пора было уходить — ТАКОЕ на пустом месте не возникнет.
Возвращались той же дорогой. На опушке Купава остановилась перевести дух, и Несмеян невольно залюбовался городом.
До Полоцка было два перестрела. Над городом, над глинистыми валами и рублеными городнями, над кровлями теремов и куполами белокаменного христианского собора стояли тьмочисленные дымы, до самого леса тянуло запахом блинов. Звенели над городом крики — девки, стоя на кровлях, окликали весну, зазывали в гости лаской да приговорами.
Слов было не разобрать, но Несмеян и так знал их наизусть.
