Фэнтези-2016: Стрела, монета, искра (CИ) - Суржиков Роман Евгеньевич (бесплатные версии книг .txt) 📗
Раскрылась дверь, секретарь графа внес и поставил на стол дорогую шкатулку, безмолвно покинул комнату. Сняв с пояса крохотный ключик, Виттор Шейланд отпер шкатулку и передвинул ее ближе к Хармону.
Паскудство, думал торговец. Я открою шкатулку, и внутри будет свиток. Я прочту его, это окажется орудие против кого-нибудь из очень влиятельных людей. Возможно, против Дома Нортвуд, что издавна не мирит с Шейландами. Или против герцога Айдена Альмера - конкурента графа Виттора, второго "соратника императора". А после, спустя не столь уж долгое время, Хармон-торговец будет кормить собою крыс в подземелье родового замка Нортвудов... или Альмер, велика ли разница? Потому граф и не послал с поручением одного из своих рыцарей, а призвал едва знакомого купчину: не жалко в расход пустить!
Хорошо хоть, граф разрешил мне отказаться. Но не очередная ли это проверка? Не дал ли он мне видимость свободы лишь для того, чтобы посмотреть, какой выбор сделаю? А если мой выбор его не устроит... Тьма, тьма!
- Открывайте уже! - поторопил его граф. - В ней - не ядовитая змея, уверяю вас!
С тяжелым сердцем Хармон придвинул шкатулку, положил ладонь на крышку и открыл.
Внутри был не свиток. Там лежал...
Торговец Хармон Паула разучился дышать.
Неужели?!
О, боги!
Там лежал...
Стрела
11-13 мая 1774 от Сошествия
Мягкие Поля (около 300 миль от
северо-восточной границы империи Полари)
Отряд северян вынужден был задержаться на островке среди болот.
Ливень напитал Мягкие Поля, и под травяным настилом образовался слой чистой воды, а она менее плотна, чем болотная жижа. Сеть потеряла часть прочности и не будет достаточно надежна, пока чистая вода не перемешается с грязью. Решено было провести день на островке, и, сказать по правде, Эрвина это ни капли не расстроило. После давешних приключений болело все, а ноги - сильнее, чем все прочие части тела, вместе взятые. Эрвин совершил смелую вылазку к луже на расстояние двадцати шагов от шатра, чтобы кое-как отмыться; за время марш-броска до лужи не на шутку устал и предпочел остаток дня неподвижно пролежать на берегу.
Глядел на болото - оно выглядело таким умильно безмятежным под своим изумрудным покрывалом. Юркими точками носились бегунцы, кружили на плоских крыльях несколько хищных птиц, да поодаль, на юге играла рябью черная вода в крупной полынье. Более ничто не нарушало спокойствия Мягких Полей. Странным образом гиблая болотная тишь навеивала Эрвину умиротворение.
Лагерь жил своей жизнью. Часть греев чистили коней, другие искали топливо для костра. Зазвенело оружие, и Эрвин всполошился было, но убедился в том, что это всего лишь тренировка на затупленных мечах. Колемон рассказывал что-то кайрам, слуха Ориджина достигли обрывки:
- ...видать, загнал его на болото другой клыкан, покрупнее. Клыканы меж собою свирепо бьются...
Когда охотник умолк, говорить стал барон Филипп. Изложил, по своему обыкновению, скабрезную историю о некой уездной леди, которая на деле оказалась вовсе и не леди, а купчихой, зато уж какой страстной - не вырвешься! Филипп заигрался с нею, как тут уже вечер наступил, и ейный муж домой возвращается. Филипп едва успел схватить одежду да в окно вылезти, как тут купец заходит в спальню к жене. А окно-то на третьем этаже, барону прыгнуть боязко, он и висит под карнизом. И слышит, как купец жену спрашивает: "Отчего это у тебя окно раскрыто?" А она: "Так жарко же!" Он тогда: "А чего голышом сидишь?"
Купчиха в ответ...
Эрвин предположил два варианта развития событий, в равной степени банальные. Он обозначил их для себя вариантами А и Б, сделал ставку на А и проиграл - Филипп закончил историю развязкой Б. Кайры одобрительно хохотнули. Имперский наблюдатель все чаще предпочитал общество рыцарей, а не лорда: Эрвин кривил губы от Филипповых рассказов, а воины слушали с любопытством и делились в ответ собственным любовным опытом. Опыт этот зачастую был бесхитростен и груб, к большому удовольствию Филиппа. Вот сейчас, например, кайры Доннел и Освальд принялись рассказывать о том, как знатно они развлеклись в порту Севен-Фит, когда после месячной осады взяли его штурмом.
Механик Луис Мария осторожно приблизился к Эрвину:
- Не помешаю, милорд, если я тут, около вас посижу?
Эрвин пожал плечами и разрешил.
Механик присел на торчащий из земли ивовый корень. Луис выглядел удрученно, на его подбородке краснела свежая ссадина.
- Это что?
- Ничего особенного, милорд. По неуклюжести своей споткнулся и упал.
Ну да, конечно.
Воинская жизнь была бы кромешной скукой, если бы не милые маленькие развлечения. Солдаты любят весело пошутить над кем-нибудь. Если человек не засмеется, а, скажем, рассвирепеет и полезет в драку - тем забавнее. А если обидится, расстроится - совсем чудесно, надолго будет пища для насмешек. На роль жертвы лучше всего подойдет человек хилый, беззащитный и ранимый. В составе эксплорады таковым являлся Луис Мария.
В Замшевом лесу, после отбытия из Спота, механик сделался мишенью для череды прелестных шуточек. Сперва кто-то подсыпал колючек под седло Луису, и осел свирепо скинул блондина наземь. На беду, тот не сразу уразумел причину. Провел долгие переговоры с осликом, призвал его быть хорошим мальчиком и вновь попытался сесть верхом. Серый Мохнатик вторично швырнул Луиса на грунт. Отряд покатывался со смеху. Лишь после третьего падения жертва догадалась заглянуть под седло.
Затем Луис потерял свой листок со стихотворением. Перерыл свои вещи, побродил по лагерю и, в конце концов, нашел листок под деревом - смятый, мокрый и подозрительно желтый. За ужином механик угрюмо молчал, а воины нет-нет да и бросали какую-нибудь строку из стиха - кто что запомнил. Конечно, все наиболее сентиментальные слова греи заменяли пошлостями.
- Вы бы видели, милорд, - позже рассказывал Эрвину Томми, - у Луиса глазенки стали влажные, что у коровы. И язык проглотил. Пытается сказать, а выходит только мычание. Сглотнет, помычит - и дальше молчит. Ну, точно, корова! Жаль, вы не видели.
А однажды, укладываясь спать, Луис развернул одеяло и обнаружил внутри нечто такое, от чего с воплем вылетел из шатра. То был дохлый барсук, порядком подгнивший.
О предыдущих случаях Эрвин знал понаслышке, последнему стал свидетелем сам. Испуганный крик Луиса привлек его внимание, он подошел посмотреть, в чем дело. Эрвин подозвал Теобарта и спросил, считает ли капитан нормальными такие события.
- Обычное дело, милорд, - ответил кайр. - Воинам скучно, вот они и забавляются.
- Разве это не нарушение дисциплины?
- Это простительные шалости, милорд. Люди станут роптать, если не позволять им даже такой ерунды. А тому, над кем шутят, это только идет на пользу: пускай учится хладнокровию.
Луис никому не жаловался и старался мужественно переносить издевательства. Это было правильно - сохрани он бесстрастность, от него отстали бы. Вот только у него не слишком получалось. Глаза Луиса и вправду были на мокром месте и от обиды начинали влажно блестеть. Это слишком забавляло воинов, чтобы те могли отказать себе в удовольствии. Вскоре Луис стал замкнут, избегал разговоров, и, изнывая от одиночества, то и дело старался оказаться где-нибудь около Эрвина. Молодой лорд виделся ему, наверное, единственным человечным существом в отряде.
