Сто Тысяч Королевств - Джемисин Нора Кейта (читать книги без сокращений TXT) 📗
Вот, вот, получи, что хотел, рычит сияющий, он взбешен, он слеп от ярости, но он, конечно, не говорит, и это не слова, и я их не слышу. Это знание, голое знание, оно попадает мне в голову без посредства слов. Это она создала эту мерзость. И ты избрал ее и отверг меня? Так забирай ее «дар» — забирай! забирай! забирай и помни, что ты сам выбрал это!.. Сияющий плачет, я это вижу, он насилует того, другого, и плачет.
И где-то глубоко во мне кто-то пронзительно кричал, но то была не я, хотя я тоже кричала. Но наши голоса заглушали вопли вылепленного существа, которое корчилось на земле, зная, что его страдания только начинаются…
Из Нахадота вылезла рука — с отвратительным звуком, напоминающим чавканье. С таким звуком — сочным, громким — отрывают ножку от вареной курицы. Нахадот стоял на четвереньках и дрожал всем телом, а выползшая рука слепо цапала вокруг и наконец нащупала пол рядом с ним. И я видела, что она бледная, но не лунно-бледная, как я привыкла. То была обычная бледность незагорелой человеческой кожи. Дневной облик прорывался сквозь божественную оболочку, которая стыдливо укутывала это безобразие ночью, — точнее, облик рождался, если эту мерзостную процедуру можно назвать столь прекрасным словом…
Он не кричал, я это видела. После того полустона-полувздоха Нахадот молчал — а другое тело мучительно выдиралось наружу. Он молчал, и это самое страшное, потому что ему было больно, все это видели, и крик, вопль боли освободил бы меня от ужаса — если не от горя и муки.
Вирейн все это время стоял рядом. Сначала смотрел, а потом со вздохом прикрыл глаза.
— Это может длиться долго, — промурлыкала Симина. — Час за часом. Конечно, настоящий солнечный свет ускорил бы дело, но солнечный свет лишь в руке Отца Небесного. Это всего лишь грошовая подделка.
И она одарила Вирейна презрительным взглядом:
— Однако для моих целей даже такой вполне достаточно.
Я стиснула зубы. С другой стороны арены, сквозь бьющий сверху свет и дымку над плавящейся божественной плотью Нахадота, стояла Курруэ. Она посмотрела на меня лишь раз, и во взгляде читалась горечь. Потом отвела глаза. Чжаккарн неотрывно смотрела на Нахадота. Воин не прячет глаз, видя чужое страдание, и так выказывает ему уважение. Вот и она смотрела и не отворачивалась. Я бы тоже не отвернулась. Но боги, боги мои…
А вот Сиэй поймал мой взгляд и не отводил глаз. Он шагнул в столб света — тот не повредил ему, ибо у юного бога были другие уязвимые места. Сиэй встал на колени рядом с Нахадотом и прижал разлагающуюся голову к груди, обнял дергающиеся плечи — все три плеча. И хотя во взгляде Сиэя другие усмотрели бы ненависть, я знала, что он хочет сказать мне.
Смотри, говорили эти зеленые глаза — похожие на мои и невообразимо древние. Смотри, что с нами делают. Смотри — а потом освободи нас.
Я освобожу вас, ответила я, и то был голос моей собственной души и души Энефы. Я верну вам свободу.
Я не знала. Неважно, что там между ними потом произошло, но Итемпас любил Наху. И я и думать не думала, что такая любовь может обратиться в ненависть.
Однако, забери нас всех ад, почему мы решили, что это — ненависть?..
Я взглянула на Симину и вздохнула.
— Ты что, хочешь, чтобы меня стошнило ответами, как тухлой рыбой? — поинтересовалась я. — Чтобы я на пол поблевала, а то он слишком чистый? Сколько можно длить этот идиотский спектакль?
Она отодвинулась от меня и приподняла бровь:
— Как же так? Он — твой союзник. Тебе его совсем-совсем не жалко?
— Ночной хозяин мне не союзник, — отрезала я. — В этом вашем пакостном логове только ленивый не сообщил мне, что Нахадот — чудовище. Но поскольку вы тут сами все как на подбор сплошные чудовища, какая разница, подумала я, пусть это чудовище хотя бы поможет моему народу.
Симина скептически усмехнулась:
— Ну и как же он помог? На следующую ночь вы отправились в Менчей — и там хоть что-то произошло. А в Дарре-то что вы делали?
— Ничего особенного. До утра оставалось мало времени. Но…
Я запнулась, припомнив объятия бабушки и разлитый во влажном даррском воздухе аромат родной земли.
Да, я соскучилась. По бабушке. По Дарру. И по мирной жизни, которую я там вела. Перед тем, как оказалась в Небе. До того, как умерла мать.
Я опустила глаза и решила показать, как мне больно и грустно. Пусть Симина порадуется.
— Мы говорили о матушке, — тихо-тихо сказала я. — И о… многом другом. Очень личном. Тебе это будет неинтересно.
И тут я красноречиво смерила ее злым взглядом:
— Можешь хоть всю ночь поджаривать эту тварь, я тебе больше ничего скажу.
Симина долго смотрела мне в глаза, уже без улыбки, словно пытаясь выдрать из меня правду взглядом. Корчившийся в столбе света Нахадот все-таки крикнул — нет, не крикнул, что-то прорычал сквозь зубы. С хлюпающим звуком рвалась плоть. Я старательно ненавидела Симину — это помогало не разрыдаться от жалости.
А потом она вздохнула и отошла от меня.
— Ну что ж, похоже, на сегодня достаточно, — проговорила она. — Слабая попытка сопротивления, кузина, — не засчитывается. Впрочем, ты и сама поняла — куда тебе со мной тягаться. Я свяжусь с Гемидом и велю ему наступать. Они захватят вашу столицу, подавят вооруженное сопротивление, хотя я прикажу им не убивать людей без нужды — по крайней мере, некоторое время.
Вот так, откровенно и честно: делай то, что приказано, иначе менчей сотрут твой народ с лица земли.
— А какие у меня гарантии? Вдруг ты решишь их перебить, несмотря на мои уступки?
— Гарантии? Никаких, естественно. Ты наделала столько глупостей, что мне хочется уничтожить Дарр просто из принципа. Хотя, с другой стороны… пусть живут. Думаю, их ждет нелегкая судьба. Рабство — вещь неприятная, хотя, конечно, мы назовем это каким-нибудь другим, не столь оскорбительным словом.
И она насмешливо поглядела на Нахадота.
— Но они будут жить, кузина, а где жизнь — там и надежда. Тебе бы понравилась такая жизнь, правда, кузина? Ты бы, наверное, за нее отдала все на свете, хи-хи-хи…
Я медленно кивнула, хотя во мне все завязалось в узел от ярости. Но нет, я не буду рычать, как дикий зверь.
— Ну что ж, пока этого достаточно.
— Пока?
Симина удивленно поглядела на меня — а потом расхохоталась.
— Ох, кузина, кузина… Какая же ты… м-да, иногда я прямо жалею, что твоя мать умерла. Она, по крайней мере, была реальной противницей.
Кинжал я потеряла, но даррская кровь — это даррская кровь. Я размахнулась и отвесила ей такую хорошую плюху, что Симина отлетела и грохнулась на пол, теряя туфли.
— Такое… возможно, — проговорила я.
Она сидела и глупо моргала — надеюсь, приложилась головой достаточно сильно, чтобы получить сотрясение мозга.
— Но моя мать, по крайней мере, вела себя цивилизованно.
До боли сжав кулаки, я развернулась и вышла из зала с высоко поднятой головой.
21
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
Ах да, чуть не забыла. Когда я приехала сюда, Теврил рассказал, что время от времени чистокровные ужинают все вместе — в самых богато украшенных залах. Один такой ужин я успела пропустить — не хотелось идти. Почему? А из-за слухов. О Небе много чего говорят… Конечно, что-то ни в какие ворота не лезет, но многое оказалось истинной правдой. А еще я слышала такое… Такое, что совсем не хочется узнавать, правда это или нет.
Люди шепчутся, что амн не всегда были эталоном цивилизованности. Некогда, как Дальний Север, Сенм населяли варвары, просто амн оказались самыми умными и хитрыми. После Войны богов они заставили всех соблюдать свои варварские обычаи, а меру цивилизованности других народов стали измерять тем, насколько люди следовали амнийским традициям. Но у каждой культуры есть свои тайны, подчас весьма неприглядные. И когда-то знатные амнийцы почитали главным деликатесом человеческое мясо.
