Хроники мегаполиса (сборник) - Дяченко Марина и Сергей (прочитать книгу .txt) 📗
Смываю мел. Тру и тру.
На комоде оплывшие свечки.
Бредем через лесок, взявшись за руки.
Дорогу нам пересекает стадо коз во главе со старушкой. Старушка не узнает Дымка. У нее дома нет телевизора, и я сразу испытываю к ней неподдельную симпатию.
Просим разрешения сфотографироваться с козами. Вернее, с козлятами. В стаде их трое – один совсем маленький, чуть больше недели. Ничто не предвещает, что через несколько месяцев это ангельски милое существо превратиться в натурального козла со всеми атрибутами.
Дымок щелкает и посверкивает вспышкой. Я прижимаю к груди не очень легкое, не очень чистое, зато мягкое, трогательное, снежно-белое создание.
Потом мы оставляем коз в покое и идем, взявшись за руки, все дальше и дальше, и никто нам не встречается, кроме дятлов...
– Ленка... А о чем ты мечтала, когда была маленькой?
– Быть богатой и знаменитой, – смеюсь. – А ты?
– А я мечтал сделать открытие, – говорит вдруг.
– Что?
– У меня была такая книжка... в детстве... Об изобретателях и изобретениях... Да у меня родители инженеры оба, ты не знаешь? Я сам политех закончил... Собирался диссер даже писать, но потом бросил...
– Не жалеешь?
– Иногда жалею...
– А у меня была книжка «Юный кибернетик», – говорю, подумав.
И мы идем дальше.
...Господи, какая красота! Какие мы счастливые, что живы, что идем, взявшись за руки, что все это видим...
Белка винтом вьется по стволу.
Впереди открывается озеро; от берега к берегу плывет ужик, мы наблюдаем за ним, пихаясь локтями:
– Тихо! Не спугни...
– Сам ты тихо...
– Я его тебе поймаю...
– Не трогай! Его инфаркт хватит, бедное животное... Не подходи к нему вообще!
У самого берега ужик замечает нас и разворачивается на сто восемьдесят градусов.
– Ну вот, – говорю. – Спугнули змея...
Отражения деревьев всплывают, кажется, со дна. При нашем приближении плюхаются в воду лягушки – как-то особенно красиво, по-балетному.
– Я мечтала быть лесничим, – говорю. – Мне было лет семь...
– Да?
– Жить в лесу... Знаешь, лес...
Сцарапываю со ствола комочек сосновой смолы. Подношу к носу, как флакончик духов:
– Да... Белок кормить с руки. Чтобы птицы были разные, сойки там, удоды, а не просто воробьи. Хотя воробьи тоже хорошо... Зимой чтобы был снег, днем гонять на лыжах и кормить птиц, лосей там всяких... А вечером греться у камина.
– В одиночестве?
Я молчу.
Дымок берет меня за плечи:
– Ленка... а что важнее: быть успешным или быть счастливым?
– Это треп или школьное сочинение?
– Скажи...
– Откуда я знаю? Лучше быть богатым и здоровым... По-моему, так...
( « Ты, несомненно, простишь мне этот// гаерский тон. Это лучший метод// сильные чувства спасти от массы// слабых. Греческий принцип маски// снова в ходу. Ибо в наше время// сильные гибнут. Тогда как племя// слабых – плодится и врозь и оптом » ...)
Трясу головой. Как будто слова можно вытряхнуть из ушей, как воду.
– Ты же доволен жизнью, Витя, – говорю поспешно. – И это правильно. Потому что человек должен быть богатым и здоровым.
Не выпускает меня. Держит взглядом. Как будто пытается что-то разглядеть сквозь запотевшее стекло.
– Давай посмотрим, – говорит наконец и освобождает мои плечи. – Просто посмотрим вокруг...
Опускается солнце.
Посреди полянки сидит удод, большая, несравненной красоты птица, и не смотрит на нас.
Когда удод улетает – сам по себе, по своим делам, мы его не спугнули – садимся на какое-то бревно возле самой воды.
« На Трафальгарской площади ночной Крылатый мусор реет за спиной. Обнимемся на каменной скамейке, – Ты больше здесь не встретишься со мной. Кровь от любви становится лазурной » ...
Смотрю на узор своих вен на запястье. Синие вены.
– А давай съездим как-нибудь в Лондон, – говорит мой друг.
– Почему? – ежусь. – Почему ты о Лондоне – именно сейчас?
– Подумалось просто, – усмехается. – Почему бы нам...
Резко оборачивается.
За нашими спинами – шагах в двадцати – собирается небольшая толпа бледных бритых парней лет по шестнадцать-семнадцать. Их шестеро. Нет, семеро. А может быть, за деревьями есть кто-то еще. Все они смотрят на нас, не сводя глаз, и глаза их как-то странно поблескивают.
Я тянусь к телефону. Хотя...
Виктор поднимается.
Он встает с бревна – два с лишним метра ростом, сотня боевых килограммов. Загораживает меня широкой спиной; лица не вижу. Вижу только затылок.
Мальчишки невольно отступают на шаг.
Не Трафальгарской площади ночной...
Виктор не двигается с места. Неторопливо тянется правой рукой к внутреннему карману куртки.
Неужели у него пистолет?..
В кронах сосен перекликиваются синицы.
После длинной паузы центральный мальчишка – главарь их, что ли? – шагает вперед. Лицо его растягивается, как резиновое, в заискивающей улыбке:
– Пожалуйста... Подпишите плакатик...
Из-за спин бритоголовых возникают, как по волшебству, блокноты, постеры и просто огрызки бумаги.
Виктор вытаскивает руку из-за пазухи. В руке у него ручка «Паркер».
– Да ради Бога, – говорит он радушно и немного устало.
На автоответчике единственная запись.
– Ты знаешь, чем это кончится, – звучит ее голос, и слышно, что она почти плачет. – Тебе же будет хуже, если он найдет... Нельзя! Не подпускай!
Короткие гудки.
...По дороге на ринг он похож на арабского шейха: потрясающей красоты халат с шелковым поясом и надписью «Dymko» на спине ниспадает до самого пола, матово отсвечивает, ловя огни тысячи прожекторов. Вокруг роятся, освобождая дорогу, давая советы, вспыхивая камерами, помогая снять халат, смазывая, сбрызгивая чем-то блестящую белую кожу.
В противоположном углу ринга суетятятся, как муравьи вокруг матки, представители соперника – кофейного мулата. И тоже сбрызгивают, смазывают, вытирают, обмахивают, суют в рот капу...
Я начинаю нервничать, и с каждой минутой волнуюсь все сильнее.
Я сижу на трибуне, справа и слева от меня несколько спортивных чиновников в дорогих костюмах, дальше – многоголосый англоязычный звон, и надо всем этим – запах духов и пота. Мельком оглядываю возбужденные разноцветные лица; почти машинально примеряю на них программу «Щели». «А теперь в нашей студии – неожиданный поворот событий... Встречайте – Бабушка из Дома Напротив с ее Большим Биноклем!»...
