Ветер сквозь замочную скважину - Кинг Стивен (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Тим пошел вдоль Стейпова ключа, как в тот день, когда он нашел волшебную палочку сборщика налогов. Ручей за их домом, который замерз в стыловее, уже начал оттаивать, и хотя с крыши дома сорвало несколько древоцветовых дощечек, сам дом стоял целый и невредимый. Похоже, маму оставили в одиночестве. Во дворе не было ничьих повозок или мулов. Тим понимал, что с приближением стыловея людей больше заботили их собственные дома и поля, но все равно разозлился. Бросить на произвол судьбы женщину, избитую и искалеченную… это как-то неправильно. Не по-людски. Жители Древесной деревни обычно так не поступают.
Ее отвезли в безопасное место, подумал Тим. Скорее всего в дом общественных собраний.
А потом он услышал тихое ржание, доносившееся из амбара и не похожее на ржание их мулов. Тим заглянул внутрь и увидел Лучика, ослика вдовы Смэк. Тот стоял привязанный к столбу и жевал сено.
Тим запустил руку в карман и на мгновение жутко перепугался, не найдя пузырек с бесценным снадобьем. Но оказалось, что пузырек спрятался под диббином, и у мальчика отлегло от сердца. Он поднялся на крыльцо (знакомый скрип третьей ступеньки вызвал странное чувство, как будто все это происходило во сне) и открыл дверь. В доме было тепло – вдова разожгла хороший огонь в очаге, – но теперь все дрова прогорели, оставив толстый слой серой золы и еле теплящихся угольков. Сама вдова Смэк спала в папином кресле, сидя лицом к очагу и спиной к Тиму. И хотя мальчику не терпелось скорее идти к маме, он все же помедлил у двери и снял ботинки. Вдова Смэк – единственная, кто пришел поддержать его маму; она разожгла огонь в очаге, чтобы согреть дом; даже в ожидании бури, которая могла бы разрушить до основания всю деревню, вдова Смэк не забыла о человеческом участии и добрососедстве. Тим не стал бы ее будить. Ни за что в жизни.
На цыпочках он прошел к двери в мамину спальню. Дверь была открыта. Мама лежала в кровати, держа руки поверх покрывала и глядя в потолок незрячим взглядом.
– Мама? – прошептал Тим.
В первый миг она даже не пошевелилась, и мальчика охватил леденящий страх. Он подумал: Я опоздал. Она умерла.
Но тут Нелл приподнялась на локтях – ее густые длинные волосы обрушились на подушку каштановым водопадом – и устремила невидящий взгляд на сына.
– Тим? Это ты, или я вижу сон?
– Это не сон, – сказал Тим.
И бросился к ней.
Она обняла его крепко-крепко и принялась покрывать поцелуями его лицо с таким сердечным и искренним чувством, с каким только матери целуют своих детей.
– Я думала, ты погиб! Ох, Тим! А когда налетела буря, я уже не сомневалась, что тебе конец. И мне самой хотелось умереть. Где ты был? Как ты мог так уйти?! Ты разбил мое сердце, гадкий мальчишка.
А потом она вновь принялась его целовать.
Тим тоже радовался, и улыбался, и вдыхал мамин запах – такой чистый, такой родной, – но потом ему вспомнились слова Мерлина: Когда вернешься домой, что ты сделаешь первым делом?
– Где ты был? Расскажи!
– Я все тебе расскажу, мама, но сначала ляг на спину и открой глаза широко-широко. Как можно шире.
– Зачем? – Она продолжала трогать его лицо, словно пытаясь уверить себя, что он действительно здесь, рядом с ней. Ее глаза, которые Тим так надеялся вылечить, смотрели прямо на него… и сквозь него. Взгляд был туманным и мутным, глаза как будто подернулись тонкой белесой пленкой. – Зачем, Тим?
Он не хотел говорить. На тот случай если снадобье вдруг не подействует. Мальчик не думал, что Мерлин его обманул – это сборщик налогов находит забаву в том, чтобы лгать людям, – но маг мог ошибиться.
Только бы он не ошибся! Пожалуйста, пусть он не ошибется!
– Сейчас узнаешь зачем. Я принес лекарство. Но его очень мало, так что лежи спокойно.
– Не понимаю.
Нелл в ее непроглядной темноте на миг показалось, что слова, которые прозвучали в ответ, произнес не сын, а покойный муж:
– Просто знай, что я прошел долгий путь и преодолел много трудностей, чтобы добыть это лекарство. Поэтому лежи спокойно.
Она сделала, как он сказал, глядя на него снизу вверх невидящими глазами. Ее губы дрожали.
Руки у Тима тоже дрожали. Он мысленно приказал им успокоиться, и, как ни странно, они перестали трястись. Мальчик сделал глубокий вдох, на миг задержал дыхание и открыл пузырек с бесценным снадобьем. Набрал в пипетку все, что осталось, – а осталось всего ничего. Короткая тонкая трубочка не наполнилась даже до половины. Тим склонился над мамой.
– Лежи тихо, мама! Обещай, что не будешь дергаться. Оно может жечь.
– Не буду, – прошептала Нелл.
Одна капля – в левый глаз.
– Ну как? – спросил Тим. – Не жжется?
– Нет, – ответила Нелл. – Чуть-чуть холодит, но приятно. Теперь давай во второй глаз, пожалуйста.
Тим закапал ей в правый глаз и замер над мамой, закусив губу. Ему показалось, что белесая пленка стала прозрачнее. Или он просто выдавал желаемое за действительное?
– Ты что-нибудь видишь, мама?
– Нет, но… – У нее перехватило дыхание. – Я вижу свет! Тим, я вижу свет!
Она начала приподниматься на локтях, но Тим взял ее за плечи и уложил обратно. Закапал еще по капле в каждый глаз. Этого должно было хватить, потому что в пипетке уже ничего не осталось. И хорошо, что не осталось – когда Нелл закричала, Тим вздрогнул и уронил пипетку на пол.
– Мама? Мама! Что с тобой?!
– Я тебя вижу! – закричала она и прижала ладони к его щекам. Ее глаза переполнились слезами, но Тим все равно радовался, потому что теперь они смотрели не сквозь него, а на него. И стали такими же ясными, какими были всегда.
– Ох, Тим, мой хороший, я тебя вижу. Вижу очень хорошо.
А что было дальше, о том незачем говорить – ибо есть в жизни мгновения радости, которые нельзя описать никакими словами.
Ты должен отдать ей отцовский топор.
Тим достал из-за пояса топор и положил его на кровать рядом с мамой. Она посмотрела на него – и увидела, что им обоим по-прежнему казалось чудом, – потом прикоснулась к деревянной рукоятке, ставшей гладкой за долгие годы непрестанной работы, и вопросительно посмотрела на сына.
Тим лишь улыбнулся и покачал головой.
– Человек, давший мне капли, сказал, чтобы я отдал топор тебе. И больше я ничего не знаю.
– Кто, Тим? Какой человек?
– Это долгая история, и ее лучше рассказывать и слушать за завтраком.
– Яичница! – Нелл снова приподнялась. – Из десятка яиц, не меньше! И в погребе есть ветчина!
По-прежнему улыбаясь, Тим снова взял маму за плечи и ласково уложил на подушку.
– Я могу сам приготовить яичницу с ветчиной. Я принесу тебе завтрак прямо сюда. – И тут Тиму в голову пришла одна мысль. – И вдова Смэк поест с нами. Странно, что она не проснулась от всех этих криков.
– Она пришла, когда поднялся ветер, и все время, пока бушевала буря, была со мной и поддерживала огонь, – сказала Нелл. – Мы думали, дом опрокинется, но он устоял. Она, наверное, страшно устала. Разбуди ее, Тим, но постарайся помягче.
Тим поцеловал маму в щеку и вышел из спальни. Вдова спала в кресле у очага, уронив подбородок на грудь, – она так устала, что даже не храпела. Тим осторожно потряс ее за плечо. Ее голова покачнулась, склонилась набок и тут же перекатилась в первоначальное положение.
В голове Тима возникла страшная мысль, превратившаяся в уверенность еще до того, как мальчик обошел кресло и посмотрел на вдову спереди. Он увидел такое, от чего у него подкосились ноги, и он упал на колени. Вуаль была сорвана. То, что осталось от когда-то красивого лица вдовы, было холодным и мертвым. Единственный глаз безучастно смотрел на Тима. Весь перед ее черного платья был покрыт, словно ржавчиной, коркой запекшейся крови, потому что вдове перерезали горло, от уха до уха.
Тим набрал воздуха в легкие, но не смог закричать – чьи-то крепкие, сильные руки сомкнулись у него на горле.
