Наследники легенд - Шевченко Ирина (книга бесплатный формат TXT) 📗
Сейчас вот заканчивал портрет Лил. Я покрутила головой в поисках оригинала, но на поляне девушки не обнаружила. Повертелась еще немного, убедилась, что Сэл тоже отсутствует, улыбнулась сама себе, отогнала парочку неуместных мыслей о твердой земле и сырой траве и присела рядом с мужем:
– Замечательно!
Я не сказала «красиво». Красиво, потому что сама Лилэйн хороша собой, и ее портрет не мог получиться другим. А вот замечательно – в самую точку. Сумрак замечает то, чего не видят другие. Пока он не нарисовал, я не обращала внимания на то, каким вдруг жестким становится взгляд у мечницы, на загадочную полуулыбку, которая появляется порой на ее лице. И ни тени той застенчивости, с которой она встретила нас в первый день.
Просмотрела другие рисунки. Тикота и впрямь напоминал монаха. Буддистского. Круглое, умиротворенное лицо, прикрытые веки и благостная улыбка. Эйкен, несмотря на усы и бородку, – мальчишка, неуверенный в себе и отчаянно храбрящийся перед товарищами. Вин – эдакий хитрый мышонок, о каких говорят «себе на уме». Мэт и Лони на портретах похожи друг на друга еще больше, чем в жизни – простые и настоящие, насмешники и задиры, но при этом хорошие ребята. Вель удостоилась чести быть изображенной дважды. Первый рисунок – больше шарж. Жутковатый, правда: волосы косыми прядями падают на лицо, злобно прищуренные глаза, оскаленные клыки – не дайте боги, ночью приснится. На втором – задумчивая девчонка. Аккуратный носик, по-детски припухшие губы, а взгляд – будто в себя, и не догадаешься, что у нее в голове. Дуд даже симпатичным получился, поймал Ил момент: улыбка, добрый прищур. Ушки опять же торчат так умильно.
– А вот этот не получается, – сокрушенно пожаловался муж, словно его художества были главной целью нашего путешествия.
Най. Короткая стрижка, белозубая улыбка. Черты переданы с фотографической точностью, но все равно не похож. Я несколько минут смотрела на портрет, пока не поняла, что с ним не так.
– Дорисуй волосы до плеч и повязку – будет Сэл.
Сумрак нахмурился, но быстро сообразил, о чем я. Рисуя больше по памяти, чем с натуры, Ил наделил портретного Найара мимикой его брата, которого знал намного лучше.
– Халтура, – обозвал неудачный набросок муж, небрежно смял лист и отбросил себе за спину. – Потом еще попробую.
Огляделся воровато и заговорщически предложил:
– Сообразим на троих?
В другой день мне показалось бы это странным. Но не сегодня.
– Можно.
Повод ведь серьезный. Хотя, с другой стороны, триста восемь лет – дата не круглая.
Хорошо, когда тебя жалеют. Не дергают, не отправляют за водой или за ветками для костра, не заставляют разделывать зайца. Мэт его пристрелил – пусть он и занимается.
Авелия сидела у родника, в том месте, куда еще пробивались сквозь ветви деревьев лучи готового вот-вот опуститься за лес солнца. Грелась. Наблюдала. Хорошо, когда все считают тебя слабой. В глубине души знают, что это не так, но верят в первую очередь своим глазам. А глаза видят бледную, худенькую девушку, болезненную и уставшую.
Она действительно устала. Но это не мешало ей быть начеку. Слушать. Смотреть.
Обычная походная суета. Но нужно увидеть главное. Главное! А не бросать унылые взгляды туда, где… Хватит!
Вель одернула себя и снова сосредоточилась на разговоре Галлы и Сумрака. Голоса слышны, но говорят они между собой на каком-то странном языке. Или даже на нескольких: иногда переходят на каэрро, и тогда можно понять отдельные слова, но чаще шепчутся на незнакомом наречии. Рассматривают что-то, улыбаются. С такими лицами не говорят о делах, но мало ли… Похоже, изучают карту. Арай носил карту в таком же кожаном планшете. И игральные карты тоже. Доставал на привалах. Ее никогда не звали. А позвали, не пошла бы…
Смятый лист отлетел в кусты. Вель выбрала момент, поднялась не спеша, будто ей нужно отлучиться. Оступилась по ходу, нагнулась, отбрасывая с дороги подвернувшуюся под ноги ветку – и вот уже выброшенный Ларом листочек у нее в рукаве. Еще десяток шагов, отойти подальше в ельник, и можно будет посмотреть, что там. Вдруг карта или… Развернула и застыла удивленно. Улыбнулась. Потом сердито нахмурилась: мять-то зачем? Присела, аккуратно разгладила листочек на коленке, бережно сложила и спрятала под куртку, ближе к учащенно забившемуся сердцу.
Рука задела висящий на груди медальон. Оглядевшись и уверившись, что поблизости никого нет, девушка сняла цепочку и, опустившись на колени, положила украшение на землю перед собой. Сосредоточившись, повела ладонью над крышкой. Слетел, как шелуха, налет иллюзии, неразличимой даже прославленным каэтарским магом, и Вель усмехнулась, в который раз удивляясь происходящему и самой себе:
– Хорова эльфячая магия.
Она посидела еще недолго, рассматривая портрет, спрятанный под чарами, и тот, другой, вновь достав его из кармашка, а потом вернулась к остальным.
Хорошо, когда тебя считают всего лишь странной девчонкой.
Или не очень? Най даже не взглянул на нее, хоть и прошел всего в паре шагов. Присел рядом с Буревестником у палатки командира, хлебнул из предложенной фляги. Нюх оборотня позволил уловить в сотне прочих ароматов терпкий запах настоянных на спирту трав. Потом еще говорили о чем-то. Кажется, Галла сказала, что у ее брата сегодня день рождения…
Марони
Лайсарину Эн-Ферро-младшему, которого теперь нужно было называть Рином, но которого все домашние по привычке звали Ласси, нравилось на Таре. Несмотря на отсутствие элементарных благ цивилизации, жизнь в Марони имела свои плюсы. Хотя и минусов тоже хватало. К последним в первую очередь он относил зловредных малявок, с которыми ему нужно было возиться. Правда, хлопот они обычно не доставляли, но раздражали порой неимоверно: малышня же, а гонору сколько! То Дэви заявит категорически, что не желает с ним разговаривать, то Лара устроит скандал, что он без спроса передвинул какие-то игрушки. Кошмар!
– Убрали здесь все, быстро!
Сегодня с самого утра он пытался навести в гостиной хотя бы подобие порядка. С отцом договаривались, что тот отметит свой день рождения с мамой, на Юули, а потом придет к нему. Выберутся куда-нибудь вдвоем. По-мужски. Но встречать-то его тут. А малявки устроили бедлам. И Тин сидит с довольной физиономией, как будто так и надо.
– Я кому сказал?! У вас что, своих комнат нет?
– Будешь кричать, укушу, – пообещала Лара, на миг отвлекаясь от раскладывания по полу маленьких разноцветных коробочек от конфет. Подползла на четвереньках и клацнула зубами у самой ноги. – Иди сам в комнату!
Коробочки она выставляла от камина к двери в коридор кривой линией. Называлось это в их с братцем играх чертой. Рядом с креслом, обозначая собой гору, валялось скомканное одеяло, а немного левее в домике, построенном из нагроможденных друг на друга книг, лежала в старой калоше маленькая фарфоровая куколка. Называлось это склепом… нет, усыпальницей. И дети в такое играют! Жуть. Вот у него были нормальные, мирные игры: мастерил что-то, конструировал. Домик для котенка сам сделал.
– Помнишь, Туман?
Туман давно вымахал в огромного пушистого кота и сейчас важно возлежал в кресле над горой-одеялом. Возня вокруг, как и тэвка, его не беспокоила. Ни упокоенные в калошах куклы, ни реки из голубых лент, ни озера-блюдца, наполненные настоящей водой… Ласси наступил на одно нечаянно и теперь ходил в мокром носке. Но это мелочи – можно же было и в «лес» угодить, вот это было бы куда хуже.
– Это называется чеснок, – с видом профессора пояснил Дэви.
– Но есть нельзя, – строго предупредила Лара.
Умники! Рин и сам знал, как это называется. Отец показывал эти штуки, когда еще воевал. Их разбрасывали на пути вражеской пехоты или керов. Только из какого чулана мелюзга выволокла целый ящик этих колючек?
– Соберете вы тут все или нет?!
Хотелось топнуть ногой, но… чеснок, да.
– Соберем, – кивнул Дэви.
