Сфинкс (СИ) - Моисеев Валерий Васильевич (читаем книги онлайн TXT) 📗
С Крейцером или без него, но он сбирался поквитаться с этими ничтожными людишками, которые решили, что могут распоряжаться его жизнью. Они еще будут плакать кровавыми слезами на дне Проклятой штольни, куда он отправит их всех до единого! Эти недоумки еще не поняли, с кем они связались и кого отправили на эшафот! В наказание за это Веревий собирался отправить их вех скопом в Проклятую штольню. Пусть племя троглодитов плодится и размножается. При помощи Сынка Веревий предполагал держать подземных жителей в узде и привить им азы чинопочитания и воинской дисциплины. Если совсем повезет, он научит их управляться с современным оружием, на приобретение которого деньги у него были в избытке.
А потом когда Веревий почувствует, что время настало, он выведет наверх из штольни расплодившееся и хорошо обученное воинство подземных каннибалов. И вот тогда, под его командованием, они устроят человечеству Судный день!
Неожиданно имперские амбиции, захватившие все внимание Веревия были прерваны странным свечением, появившемся прямо впереди ползущего него жука. Теплый розовый свет заполнил собой весь бирюзовый тоннель. Он исходил от огромного розового пузыря, неожиданно выросшего прямо по курсу идущего с крейсерской скоростью скарабея. Чудовищный жук и не собирался сворачивать в сторону, а напротив, казалось, увеличил скорость. Когда скарабей приблизился к пузырю почти вплотную, тот с громким всхлипом втянул в себя насекомое, а вслед за ним и Веревия.
— 19 —
Некра не помнил, как добрался до покоев верховного жреца Баксути. По его виду тот сразу же понял, что произошло именно то, что и должно было произойти. Именно на подобную реакцию парасхита и был расчет Баксути. Как он и предполагал, будучи вне себя от горя, Некра прервал жизненный путь молодого исполнительного жреца.
По всей видимости, бедняга Гамар уже беседует с Осирисом в зале божественного суда. Где его сердце, взвешивают на больших анатомических весах, а противовесом ему служит страусиное перо. Но это в том случае, если Некра не вырвал ему этот орган из груди, после того, как Гамар уничтожил остатки пребывания Нефертау на бренной земле. Именно это лукавый Баксути велел ему сделать, во время их последней встречи.
Обессилено рухнув перед жрецом, Некра трясущимися руками протянул ему небольшой узел из черной ткани.
— Это все что осталось от моей Нефертау! — возопил он, заливаясь горючими слезами. — Молю тебя о всесильный Баксути помоги мне! Заклинаю тебя, всем, что тебе дорого, верни мою Нефертау!
— Она почти уже принадлежала тебе, — задумчиво сказал жрец, поглаживая породистый подбородок с ямочкой. — Единственное, что от тебя требовалось — это доставить ее сюда. Бедная Нефертау, все это время она терпеливо дожидалась тебя. Однако ты не смог сберечь даже такую малость, оставшуюся от твоей любви.
Некра от избытка переполнявшей его чувства вины, рухнул на колени и разразился рыданиями. Перед его внутренним взором неотрывно стояло божественное лицо, покоящееся на черной подушке и застывшая на нем загадочная, всепрощающая улыбка.
Он понимал, что от его слез и воплей пользы не будет никакой. Просто его сущность остро нуждалась в очистительном катарсисе, после которого он смог бы попытаться продолжать свою никчемную жизнь. Взрыв эмоций был настолько силен, что в итоге Некра потерял сознание.
Когда же он пришел в себя, то все еще находился в покоях Баксути. Верховный жрец, не мигая, смотрел на него и в глазах его не было ни сочувствия, ни жалости.
— Ранее ты принадлежал мне лишь наполовину, потому что другая половина тебя принадлежала Нефертау, — холодно сказал он. — Ныне же, после того, как от Нефертау не осталось ровным счетом ничего, ты принадлежишь мне, весь без остатка. Я могу повелевать тобой и распоряжаться твоей жизнью так, как мне заблагорассудится. Кроме того за тобой есть небольшой должок — жизнь младшего жреца Гамара. Ты забрал ее без моего разрешения и без благословения на то Амона! А это грех!
— Но он уничтожил, то немногое, что еще оставалось от моей Нефертау! — взвыл в отчаянии Некра. — Я не мог не покарать его за это!
— Карать или не карать — это удел богов, и фараонов, — сурово прервал его Баксути. — Ты же, всего лишь человек! Твой удел принимать события с благодарностью и надлежащим почтением. Ответь, зачем мне помогать тебе, после всего, того что ты совершил?
И тут, к его удивлению, Некра сумел найти единственные верные слова.
Парасхит хрипло сказал:
— Помоги мне и я убью фараона Сети!
— Ну что же, если так! — криво усмехнувшись, сказал Баксути. — Готов ли ты присягнуть на верность мне и произнести надлежащую клятву?
— Да, жрец! Клянусь верой и правдой служить тебе! — запальчиво ответил ему Некра.
— Тогда повторяй за мной следующие слова страшной клятвы! Готов?
— Да, жрец!
— Тебе Великий Амон, что дал мне жизнь, клянусь верно, блюсти наш договор! Ни на мгновение, не зная ни сна, ни покоя, до тех самых пор, пока у твоего верховного жреца Баксути, останется для меня хоть одно поручение. И горе мне, если я оставлю его невыполненным, да падут на меня все бедствия и всякий позор! Пусть тогда орды демонов всех, сколько есть самых ужасных болезней, неутолимых и нестерпимых терзает мои внутренности! Пусть тогда благостный сон бежит от моих налившихся кровью и гноем глаз! Пусть тогда я умру, и пусть подлое тело мое не примет ни земля, ни вода, пусть не сожжет его огонь и не пожрут дикие звери! И пусть имя мое будет забыто, так, словно его никогда и не было! Да будет отныне так!
Выждав некоторое время, для того чтобы Некра смог до конца осознать те страшные слова, которые только что повторил за ним вслух, верховный жрец спросил:
— Понимаешь ли ты, что нарушение данного тобой слова повлечет за собой кару более страшную, чем сама смерть?
— Да, Баксути! Если я нарушу мою клятву, пусть великий Амон казнит меня по своему усмотрению!
— Ну, что же неплохо! Я доволен тобой, — менторский речитатив верховного жреца сменился на жесткий и требовательный, так повелитель говорит с рабом. — Теперь, для того чтобы испытать искренность твоих помыслов я должен сделать еще кое-что.
После этих слов Баксути хлопнул в ладоши. Вбежавшему служке он прошептал несколько слов так чтобы до Некра не дошел смысл сказанного им. Изменившийся в лице молодой послушник стремглав выскочил из покоев бросившись выполнять повеление жреца.
Вернувшись, служка с почтением передал Баксути небольшой кувшин и глиняную чашу, после чего поспешно удалился.
— Подкрепи свои силы этим дивным напитком богов, — велел Баксути, наполняя чашу содержимым кувшина.
— Он имеет отношение к Амону? — спросил Некра, принимая из рук жреца глиняную плошку, наполненную какой-то жидкостью.
— Скорее к Апопу — это яд забвения! Но не пугайся, тебе он не принесет ничего кроме пользы, так что пей смело! — недобро усмехнулся Баксути.
— Яд? — подозрительно спросил Некра, осторожно отхлебнув из чашки. — Какой-то странный у него вкус! Ты, действительно задумал отравить меня жрец, в отместку за гибель своего Гамара?
— Если ты хочешь вновь увидеть Нефертау, тебе придется испить эту чашу до дна!
— Да будет так! — воскликнул Некра и залпом в несколько глотков осушил содержимое глиняной плошки.
Он задумчиво повозил языком во рту. Там остался горьковатый вяжущий привкус. Некра прислушался к своему желудку, там не происходило ничего подозрительного. Не было ни рези, ни колик, обычно сопровождавших действие отравленного зелья. Все это время Баксути с интересом наблюдал за парасхитом.
— Что-то со мной ничего не происходит, — пробормотал Некра, удивляясь тому, как вдруг отяжелел его язык.
После этого, он неожиданно завалился набок и рухнул навзничь прямо на пол. Несмотря на то, что он лежал на твердых каменных плитах, настроение у него вдруг неожиданно улучшилось, и в образе мышления появилась необычайная ясность с сильным налетом бесшабашной удали. Все его естество пело, наполняясь неизбывной силой и мощью. Казалось, что еще немного и у него за спиной развернутся крылья, и он сможет взлететь, пробить головой этот глупый закопченный потолок храма и вырваться наружу. Стремительно взмыть в бездонное темно синее небо, и с грохотом рассыпаться там, словно взорвавшаяся комета, разноцветными искрами и звездами и слиться с бархатной черной ночью в пароксизме блаженства, став с ней единым целым.
