Пещера Черного Льда - Джонс Джулия (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Райф закрыл глаза и увидел сочащуюся рану священного камня. Открыл их и увидел Дрея — таким же, как в последний раз: с молотом в руке, слюной на подбородке и ртом, произносящим то, что вложил туда Мейс Черный Град. Райф оборвал это воспоминание, прежде чем оно успело вжечься слишком глубоко в его душу, и заставил себя вспомнить Дрея во дворе в то утро, когда они выехали на Дорогу Бладдов. Дрей единственный из двадцати девяти человек вызвался за него поручиться. «Будь у меня такой брат... я не посрамил бы его ни словом, ни делом».
Райф выпрямился во весь рост, опустив руки на рукоять полумеча. Инигар Сутулый прав. Оставшись, он в любом случае навлечет на Дрея позор.
Стало темнее, и буря с Пустых Земель ушла на юг, когда Райф дал свой ответ Ангусу Локу.
17
«ТЕПЕРЬ МЫ НАЧНЕМ ВОЙНУ»
Вайло Бладд ехал по снегу, держа своего жеребца на крепком поводу. Старый конь стал подслеповат, но его подлый нрав с годами не улучшился. Каждого, кто оказывался поблизости, будь то человек или лошадь, жеребец, отзывавшийся на кличку Собачий Конь, мог запросто лягнуть промеж ног или в голень. Вайло питал слабость к этому старому одру. Тот, хотя давно уже не слушался никаких команд, две вещи знал твердо: собак и маленьких детей лягать нельзя.
Вайло обнажил в улыбке черные больные зубы. В свое время он здорово намаялся с этим жеребцом. Скверный был конь, как говорили все в один голос, однако вот уже одиннадцать лет прошло, а они еще вместе. Собачий Вождь и его скверный конь — трюхают себе по завоеванной земле, довольные друг другом, как только могут быть довольны конь и всадник.
Вайло, едущий во главе отряда в дюжину человек, услышал крик своего шестого сына — тот приказывал зажечь факелы. Ганро весь день только и делает, что выкрикивает приказы. Вайло не совсем понимал, перед кем тот так важничает, но дал себе клятву, что, когда Ганро в следующий раз заорет, требуя факелов, донесений или короткого привала, он подъедет к сыну поближе и даст Собачьему Коню залепить Ганро в мошонку. Если человек все время дерет глотку, это еще не значит, что командует здесь он. Пора бы Ганро это усвоить, как и всем его сыновьям.
Не желая думать о несовершенствах семи своих сыновей, Вайло стал смотреть по сторонам еще усерднее. Предвечерний свет быстро угасал, и снег под ногами казался голубым и прозрачным, как лед. Впереди лежали медные холмы, бывшие некогда ключом величия и военной мощи Дхуна. Добываемая там медь обогатила Дхун — благодаря ей этот клан поставил себе самый большой круглый дом во всех клановых землях, запрудил реки, повернул вспять ручьи и засыпал северное болото целыми горами земли, превратив прежде бесплодную почву в отменное пастбище.
Вайло Бладд выехал на завоеванные им земли Дхуна, но не смотрел ни на тучные пастбища, ни на богатые форелью озера, ни на стада лосей, кочующие на юго-восток через боры чернокаменных сосен и хорошо отъевшиеся на Пустых Землях. Его занимало только одно: Дорога Бладдов.
Его внуки запаздывали уже на четыре дня. Поезд должен был выехать из Дома Бладда тридцать дней назад и прибыть в Дхун к этому времени. Сухая Кость полагал, что их застигла в холмах непогода и они пережидали ее, разбив лагерь. Это звучало разумно, да и Сухая Кость для порубежника был здравомыслящим человеком, но Вайло никак не мог избавиться от беспокойства. Его собаки были возбуждены и кусались почем зря, а запах Сарги Вейса висел вокруг Седалища Дхунов, как торфяной дым.
Он испытал своего рода облегчение, выехав из круглого дома. Этот клан не был ему родным. Возможно, со временем это изменится, когда его невестки и внуки поселятся здесь, но пока что дом Дхунов оставался вместилищем незнакомого эха, чужих теней и огромных пустых комнат, которые никакое количество березовых дров не могло осветить и согреть. Это место вызывало у Вайло зубную боль. В довершение всех бед четверо его сыновей тоже обосновались здесь. Они грызлись, как лисы в норе, из-за границ и земель, напивались мертвецки каждую ночь, и каждый из них метил на место Собачьего Вождя!
Вайло выплюнул черную жвачку. Собаки, трусившие рядом с жеребцом, зарычали, замотали головами и принялись трепать свои поводки. Они терпеть не могли, когда он плевался.
— А вы ищите, — рявкнул на них вождь. — Вы тут не для того, чтобы снег пахать. Ищите и найдете. — Назло им он поднял коня на дыбы. Они выехали еще до рассвета, а эти проклятые твари только и нашли, что заплутавшую овцу, которую загнали на сланцевый утес, да замерзшую тушку гаги, заклеванной вороном сутки назад. Но Вайло, хотя и ворчал на собак, в душе испытывал облегчение. Нет запахов — значит не было и людей, значит, чужаки по дороге не проезжали.
В самом деле, снег на пути был бел и ровен, как шапка на хорошем пиве. Днем они никаких всадников не видели, но теперь начинало темнеть, и люди могли не заметить следы или дым от костра. Пусть собаки отрабатывают свою кормежку.
Собаки, почуяв перемену в настроении своего хозяина, ринулись вперед, прыгая или расталкивая грудью снег в зависимости от длины своих ног. Вайло откинулся назад в седле, и его старый тулуп захрустел заодно с костями. Ну и холодина! Поминутно тянет отлить. Как-то в молодости он проехал от границы с Порубежьем до дома Бладда за один день, ни разу не останавливаясь облегчиться или размять натертые ляжки. Глупость, конечно. Тогда-то он, видно, и повредил себе что-то внутри.
— Вайло, так мы долго не проедем, даже с факелами. — Клафф Сухая Корка, больше известный как Сухая Кость, поравнялся с вождем, и Вайло тут же услышал позади топот другой лошади. Ему не надо было оборачиваться, чтобы узнать, кто этот второй всадник. Ганро, уж конечно, не упустит того, что собирается сказать Сухая Кость.
— Проедем еще немного, — нарочито громко сказал Вайло. — Пусть собаки обнюхают пару лиг. — Говоря это, он посмотрел на человека, которому доверял больше всех в целом клане. Сухая Кость был огромен, как стена, с широченными плечами и кожей цвета красной глины. По-настоящему он не мог считаться кланником. Мать его была порубежной шлюхой, а отец... сын шлюхи редко знает, кто его отец. Когда Сухой Кости сровнялось семь, мать отправила его из Порубежья в Бладд, наказав больше не возвращаться — он, мол, не их роду-племени и никому здесь не нужен.
Вайло пососал больной зуб. Порубежников он ненавидел. Какая еще женщина поступила бы так со своим ребенком? Он помнил, как Клаффа привел в круглый дом здоровенный, носатый Ягро Вайк, заставший его за ловлей форели в Быстрой. Мальчишка, тощий, как столбик от изгороди, совсем одичал от голода и палящего солнца. На вопрос, что он делает на земле Бладда, он ответил так, как его научила мать: «Я порубежный ублюдок, а отец мой из Бладда. Вот найду его, и пускай он меня теперь кормит».
Мальчик так свирепо зыркал своими голубыми глазенками и так решительно сжимал кулаки, что сразу пришелся по душе Вайло. «Ублюдок, говоришь? — сказал он, взъерошив черные как смоль волосы парнишки. — Ну что ж, здесь тебе самое место. Если никто не заявит на тебя права, я возьму тебя себе».
Было это двадцать пять лет назад. Сухая Кость стал теперь полноправным кланником и лучшим в Бладде бойцом на мечах, но ублюдок все еще сидел в нем — Вайло знал это, как никто другой. Они хорошо понимали друг друга, ублюдок шлюхи и ублюдок кланового вождя. Оба они знали, что значит уступать другому место за столом, драться из-за настоящих или мнимых оскорблений до красной юшки и терпеть насмешки и ругань законных детей — терпеть с завистью, которая изматывает тебя, как охота от зари до заката. Вайло позаботился о том, чтобы участь Клаффа была легче его собственной, но не мог уберечь его от жестокости других детей — вмешательство навредило бы парню еще больше.
Сухая Кость вырос крепким бойцом, хорошим работником и умел разбираться в людях получше многих других бастардов. Вайло знал, что его сыновья недолюбливают Клаффа, но плевать на это хотел. Пусть себе беспокоятся, кто займет место вождя после его, Вайло, смерти, — может, это еще сделает из них людей.
