Рассмешить богов - Панкеева Оксана Петровна (книга жизни .TXT) 📗
Передничек в отпечатках лап и обслюнявленный чепчик пришлось тихонечко спрятать на самое дно корзины с бельем, в надежде что Тереза не заметит. А платье после отряхивания еще вполне можно было повесить назад в шкаф, сделав вид, что так и было.
Пока Жак скрывал следы преступления, Ольга свалила свои покупки в гостиной, высыпала в большое блюдо одной кучей все гостинцы для больного товарища и зашуршала на кухне, пытаясь растопить плиту и приготовить кофе. Попутно она весело тарахтела, пересказывая последние придворные новости, и Жак наконец узнал всю правду о женитьбе Лавриса.
— Бедный Лаврис… — прокомментировал он, отсмеявшись, и присел рядом с Ольгой, так как ее успехи в разжигании огня сильно уступали ее же таланту рассказчика. — Давай я помогу, у меня опыта больше… Вот это попал так попал! А король-то, вот ведь тиран, ни капли жалости! Мало того что силком жениться заставил, так Лаврису пришлось еще и самому просить отца невесты о таком одолжении! Ты не в курсе, папаша сразу согласился или долго ломался?
— Это ж еще не весь цирк! — прыснула Ольга. — Тебе, наверное, еще не рассказывали, что случилось с бедным папашей! Я подозреваю, Кира нарочно ему Хоулиана застучала. Чтоб они попортили друг другу настроение. Только позабыла добавить, кто он такой. Или тоже нарочно? В общем, не знаю. Этот дядька бестолковый поперся в тот же вечер отношения выяснять, а то у него так и не получилось больше ни на кого наехать.
— Ага, — хихикнул Жак. — И он решил наехать на эльфа.
Дрова наконец занялись, и он полез в шкаф за посудой.
Кажется, Ольга притащила его любимые пирожные со сливочным кремом и рогалики с вареньем из настоящей клубники… и настоящий кофе будет в самый раз. Подумать только, если бы не Ольга, он бы так и не узнал, что такое натуральный кофе! Привык, что кофе — это растворимый порошочек из баночки, редкая гадость. Услышал, что местные смеются над мистралийцами, и подумал — правильно смеются, разве ж можно такую гадость пить. И жил так пять лет, не сомневаясь… пока Ольга не объяснила.
— Ты только представь себе эту сцену! — весело продолжала Ольга. — Я ржала как ненормальная! Хоулиан с абсолютно серьезным негодованием мне рассказывал, как кавалер Танта прыгал под забором, пытаясь достать коварного соблазнителя, и что при этом говорил. А забор-то высокий! А кавалер-то метр с кепкой! А эльф-то наверху сидит и слезать не хочет!
— Ага, как девиц порядочных соблазнять — так мы впереди всех! — съехидничал Жак. — А как отвечать за свои художества — так мы слезать не желаем! Он бы еще на дерево залез… Точно было бы как кошка с собакой — кошка на дереве, а собака бегает вокруг, прыгает и гавкает. И чем все кончилось?
— Хоулиану надоело слушать, потому как его утонченная натура не переносит неизящные высказывания… как он сам выразился, «даже человеку язык дан природой не для того, чтобы произносить столь отвратительные мерзости о самом светлом чувстве». Короче, что-то он на этого ругателя сгоряча колданул, что у того язык отнялся. Бедняга всю ночь бегал по магам и мистикам, но никто после эльфа снимать не взялся. Утешили больного только тем, что это не навсегда. На сколько именно — не смогли выяснить. Посоветовали вспомнить, насколько был сердит эльф, и самостоятельно определить период от трех дней до десяти лет.
Жак тихо застонал и пополз по столу. Это стоило затоптанного передничка, даже если Тереза заметит!
— Шарик, скотина! — вдруг истошно взывала Ольга, прервав на полуслове свой познавательный рассказ, и метнулась в гостиную. — Уйди, морда собаческая! Не смей жрать пирожные!
Тарелка с гостинцами была геройски спасена из необъятной пасти щеночка и во избежание дальнейших поползновений унесена на кухню. Самого преступника Ольга привязала к ножке стола, приговаривая, что его, проглота, сегодня три раза кормили и вообще больше она его гулять не возьмет.
— Серьезно — три раза? — удивился Жак. — Я почему-то думал, Мафей будет забывать его кормить даже один раз…
— Да Мафей-то как завеется к своей ведьмочке, действительно все забывает, — охотно поделилась знаниями Ольга. — Но сегодня с утра покормил, не забыл. А потом покормил преподобный Чен, он всегда Шарика жалеет. Говорит, песик в прошлой жизни был очень бедным человеком и сильно голодал. А Мафей его и в этой кормить забывает. Потом еще я ему еды принесла — не знала, что его уже кормили два раза. Эта морда без зазрения совести сожрала все три кормежки! А еще он по дороге на рынке спер с прилавка кусок мяса, выклянчил у меня полпирожка, и чего-то нашел в мусорке, я даже заметить не успела, как оно в пасти исчезло. Но песик все равно не наелся!
— Ну да, — согласился объеденный хозяин. — А десерт? Песику не подали десерт!
— Может, отдать ему то, что уже надкусил? Ты же не будешь есть пирожные, надкусанные собакой?
— Да отдай, пусть лопает. Лучше доскажи, что дальше было. Когда Лаврис пришел свататься, а будущий тесть изъясняется мычанием и жестами?
Ольга махнула рукой:
— Лаврис, во-первых, жутко расстроен, во-вторых, на меня обижен за тот бантик, что я потеряла. Расспрашивать его о подробностях сватовства — это уже садизм. А Элмар с ним не ходил, потому как поехал с нами на коронацию. Ты знаешь следующих пятерых паладинов, что после Элмара перед Лаврисом? Вот расспроси их.
— Мне король не велел из дома выходить, — вздохнул Жак. — Так что я не скоро их увижу.
— Король? Почему? Ты ведь уже выздоровел?
— Ты же знаешь его особо хитрое величество. Некие замысловатые расклады, непостижимые для средних умов, требуют, чтобы я считался по-прежнему больным, чуть ли не помирающим.
— И надолго? — огорчилась Ольга. — А я хотела тебя на рыбалку позвать…
— На рыбалку? — Королевский шут был слегка потрясен подобным предложением. — Так ты за этим удочку купила? А где ж ты рыбу собралась ловить?
— Да в Риссе, прямо в дворцовом парке.
Жак тут же представил себе это зрелище. Набережная дворцового парка, неподалеку прогуливаются придворные, рассуждая о светском и раскланиваясь с расфуфыренными дамами… а на парапете сидит Ольга — босая, в своих джинсах и некромантской футболке (кстати, уже штопаной), с удочкой и ведерком…
— А там хоть рыба-то есть? — ошарашено спросил он, не зная, что еще умного на эту тему сказать.
— Есть, — уверенно заявила Ольга, — Я видела, как она плещется в воде. Ее там полно, и никто не ловит.
— А что ты с ней делать будешь? На кухню отдавать? Или она там такая, что «маленькую выпускать, а большую складывать в баночку»?
— А хоть и на кухню. Или Шарику. А рыба большая, я видела. Так что, не пойдешь? И надолго тебя король замуровал?
Жак только рукой махнул:
— Остается только надеяться, что ему не взбредет в голову устроить мои фиктивные похороны… А ты Кантора позови. Пусть он с тобой половит. Ему полезно, говорят, рыбалка успокаивает.
Ольга, видимо, тут же себе представила что-то веселенькое, потому что долго смеялась. Потом сжалилась над несчастным больным и описала, как у Кантора срывается с крючка рыбка, после чего он долго ругается, топает ногами и ломает удочку.
Потом они пили кофе с пирожными, развлекаясь тем, что представляли за ловлей рыбы всех знакомых по очереди. Особенно короля, который, по мнению Жака, через пять минут заявил бы, что подобное занятие есть преступное разбазаривание бесценного времени, и превратил бы набережную в филиал кабинета. Потом Ольга рассказала свою версию позавчерашней коронации, которая была куда веселее королевской. В отличие от его величества, девушка не обязана была весь вечер торчать на подобающем официальному лицу месте, а прошлялась по всей территории дворца в сопровождении Мафея и его поморских кузенов. Похоже, больше всего ее впечатлили маленькие щеночки, крошечные котяточки и малютки деточки, очаровательные карапузы Макар и Назар, которые вот-вот должны были получить титул принцев-бастардов. Во всяком случае, Кондратию так отец пообещал. Ольга вообще отличалась трепетной любовью ко всему маленькому и пухленькому, и некоторое время пришлось выслушивать ее восторженные отзывы и умильные попискивания. Жак тоже любил детей и животных, но не до такой степени. Он терпеливо кивал, ожидая, когда у Ольги закончатся ахи и охи, думая в это время совсем о другом. Вспомнилась почему-то давняя история о том, как Ольга в него втрескалась, и Жак некоторое время прикидывал — не потому ли, что он тоже подходит под категорию «маленького и пухленького»? Но тогда как же Кантор? Либо во всем виновато проклятие, либо где-то в глубине души у сурового кабальеро и вправду запрятано что-то «маленькое и пухленькое»…
