Колесо судьбы. Канон равновесия (СИ) - Плотникова Александра (книги онлайн полные версии TXT) 📗
— Ну, лояльность мы подогреем, — хмыкнул отец. — А со всем остальным разберемся позже.
У меня никаких сил не было дальше прислушиваться к разговору. Я окончательно спряталась под плащ и задремала. Сквозь сон доносились хлопанье крыльев, возбужденные голоса, обрывки приказов. Иногда я выныривала из дремотных глубин на поверхность, чтобы увидеть очередной кусок дороги, ведущей через город к цитадели на вершине вулкана. Улицы были пустынны, окна домов темны. Горожане попрятались, предпочитая лишний раз кхаэлям на глаза не попадаться. Дрейгаур Лар замер.
Отряд поднимался прямо к продуваемой всеми ветрами вершине, над которой черной громадой царила крепость. На бастионах, украшенных каменными горгульями, горели нежным опаловым светом силовые кристаллы, в небе днем и ночью в любую погоду кружили дрейги, оберегавшие покой Клана. Белое знамя с их черно-золотым собратом все так же горделиво плескалось на ветру, несмотря на беду. И верно: какое бы несчастье не постигло род, Дрейпада всегда должны оставаться несокрушимой опорой страны, ее первым щитом.
Крепость встретила нас беготней и гвалтом. Новости, как известно, всегда летят впереди гонцов, а посему чуть ли не все дрейпада до единого пребывали на ногах. По холодным каменным коридорам, как угорелые, носились и ветераны Клана, и молодежь и дрейги. Они передавали своего князя с рук на руки бережнее, чем старинную вазу, общее радостное возбуждение едва не сбивало с ног. Наконец-то закончилось томительное, высасывающее силы ожидание, и можно заняться делом.
Верная Райна, родители и еще пара ближних дрейпада покрепче, отнесли Рейдана в недра горы, к горячим источникам и там взялись отмывать и отогревать истощенное Смертью тело. Младенцу и то меньше навредить боишься, говорила потом мама. Рей не приходил в себя, а выглядел по ее словам так, что на костер погребальный краше кладут.
Меня к нему в тот вечер не пустили — мол, сама от усталости на умертвие похожа. Я особо не спорила, больше пыталась дознаться хоть у кого-нибудь, куда пропал Волк. Но даже проныра Ринорьяр отмалчивался и пожимал плечами — знать, мол, не знаю.
— Шла бы ты спать, — увещевал он меня, сидя прямо на полу моей спальни с поджатыми ногами. — Все одно с тебя, пока не отоспишься, толку не будет ни брату, ни Волчаре твоему.
— Угу, — бурчала я, с отвращением пытаясь запихнуть в себя поздний ужин. — Куда ни глянь — кругом дура. Он теперь и видеть меня не захочет…
— Значит, сам дурак, — фыркнул братец, с невинным видом срамарэнивая у меня из тарелки кусок жаркого, пока я «не вижу». — Чай знал, что не человечью барышню в жены берет, а кхаэлью. Помиритесь, не переживай.
— Легко тебе говорить, — я, скривившись, отдала братцу остатки ужина и выставила его вместе с тарелкой из спальни. Он возмутился было, что по ледяным от сквозняков коридорам и дрейгским пещерам бегать не намерен, а я, бессердечная, могла бы ему и плед в уголке постелить. Я на это нытье только фыркнула — вот уж кому холод в радость, так это ему, любителю из-за угла градинами кидаться…
Героически сражаясь с желанием свернуться в клубок прямо на холодном каменном полу, я подложила в камин пару поленьев побольше, надеясь, что утром хоть что-то повернет в лучшую сторону.
Наивная.
На следующее утро пройти за кольцо охраны в опочивальню к Рею оказалось легко — меня ждали. Ну да. Попробовал бы кто-то запретить мне увидеть любимого брата. Пусть даже на грани между жизнью и смертью. Тревога за него заглушала даже мысли о Даэнну. С детства знакомый путь от своей спальни к верхним покоям главной башни я бегом одолела минуты за три, по лестницам и переходам, начисто забыв про подъемники. Только ветер цеплялся ледяными пальцами за юбки да норовил выдрать пряди из наспех заплетенной косы.
В огромной жарко натопленной комнате, убранной коврами и шкурами, где редкое и дорогое оружие на стенах соседствовало с завалами книг и документов, неограненными драгоценными камнями и под завязку заряженными Смертью артефактами, возле ложа, на котором могли бы вольно разместиться человек шесть, сидели отец и мать. У чайного столика возле окна перебирал травы Янос-эрхе, ворча себе под нос что-то о твердолобых кхаэльских кошаках, которые вечно его не слушают.
Я медленно, стараясь сохранить спокойствие не только на лице, но и в душе, подошла к постели и присела на край. Присутствующие затаили дыхание. Безвольно лежащий среди мехов бледный призрак, почуяв мое присутствие, слабо шевельнулся и приоткрыл мутные больные глаза.
— Ур-р-р? — в горле его заклокотал еле слышный вопросительный мурлык и тут же затих.
— Братик, — я протянула руку и дотронулась до рассеченной чем-то щеки, стала перебирать чисто вымытые и вычесанные от колтунов пряди волос — наверняка мама не один час потратила на то, чтобы их разобрать. — Это я. Ты меня помнишь?
Одним Стихиям ведомо, чего мне стоило улыбаться! Отец и мать сидели тише мышей, боясь помешать.
— Р-рыся, — обрадованно выдохнул Рей. Речь его была невнятной, как после повреждения мозга, дышал он с нездоровыми хрипами. — Я думал, ты ушла…
— Куда я от тебя… — кожа под пальцами была на ощупь ледяной и шершавой. Ни толстые меха, ни ревущее пламя в камине не спасали его от холода.
Рей перехватил мою руку и вцепился в запястье с такой силой, что я еле сдержала шипение. Изрядно отросшие за время бродяжничества когти чуть не вспороли мне руку.
— Ты т-точно никуда не уйдешь?
— Да нет же, — я заставила себя не вздрагивать, глядя в изъеденное Смертью лицо, больше напоминавшее череп в обрамлении черных волос. Кхаэль, которого я знала всю жизнь, исчез, сломался. На меня смотрел испуганный внезапной слабостью больной ребенок, не веривший даже отцу. Он вздрагивал от каждого звука, прядал ушами и косился на Яноса, занятого приготовлением отвара прямо на каминном огне. Стоило вемпари возникнуть рядом с ложем с дымящейся кружкой в руках, как брат вовсе взбунтовался и возмущенно зарычал, скаля клыки.
— Не подходи! — захлебываясь рыком, рявкнул он и дернулся отползти подальше, вздыбил крыльями одеяла. Глаза сверкнули злым багрянцем, гребень под рубашкой встал торчком.
— Будет тебе, угомонись, — попытался успокоить его вемпари. — Лечиться надо, а значит, и отвар пить. Или ты всю жизнь собираешься изображать ходячего, вернее, лежачего мертвяка?
Ответом было рычание и недвусмысленный щелк зубами возле руки. Стоило отцу встать, чтобы утихомирить разбушевавшееся чадо, как когти тут же прошлись и ему по рукам, запятнав кровью бархат кафтана. Рей вжался в постель, свернулся в напряженный комок и злобно шипел при любой попытке приблизиться.
Он помнил, что на него охотились.
— Попробуй ты, — мне в руки ткнулась кружка с отваром, а Янос снова отошел в сторону, став почти невидимым. Я возвела очи горе. Это какими же способами они его ловили все это время, что он не признает вообще никого? Такое впечатление, что скорбными головой в семье внезапно сделались все без исключения. Я не узнавала родичей и смутно понимала, что вокруг меня происходит. Чутье вопило только одно — все кругом неправильно и происходит не так, как должно быть!
. — Рейю, — позвала я, не двигаясь с места, — почему ты не хочешь пить лекарство?
— А ты сама его пробовала? Гадость!
Я вскинула бровь. Ах, вот как, привередничаем? Ладно. Я поднесла кружку к губам и пригубила, ухитрившись не поморщиться. И впрямь гадость. Наверняка вредный пернатый подложил туда пару травок погорше исключительно из вредности.
— А так — будешь?
Тяжкий обреченный вздох был мне ответом.
— Все равно ведь вольете…
— Вот и молодец.
Я присела рядом, обняла его за плечи — под рубашкой отчетливо проступали все кости, — и сунула под нос отвар, следя, чтобы он не мог вывернуться.
— Гадость не гадость, а хоронить тебя мы не намерены, Рейю.
Он накрыл своей лапой мою вместе с посудиной и, вздохнув, быстро выпил ее содержимое, стараясь не прислушиваться к вкусу. Его все равно передернуло, и в утешение пришлось почесать поникшее ухо.
