Дух демона - Сальваторе Роберт Энтони (читаем книги TXT) 📗
По поводу Юсефа отец-настоятель объяснил, что с исчезновением Эвелина в Санта-Мир-Абель вообще не осталось выходцев из Юманефа, и, чтобы сохранить контроль над этим городком, нужно было исправить подобную оплошность.
Магистру Джоджонаху оставалось лишь вздыхать; он не мог что-либо изменить.
Повозки поставили во внутренний двор. Прибывших разместили по кельям, предусмотрительно отделив их от местных собратьев. Магистру Джоджонаху отвели тихую келью в дальнем конце громадного здания, позаботившись, чтобы рядом не было никого из его спутников и в особенности — брата Браумина. Того разместили в другой части монастыря. Зато рядом с ним оказался брат Фрэнсис, и магистр понимал, что это — отнюдь не случайность.
И все-таки в ту же ночь Джоджонаху удалось незаметно выскользнуть из кельи и встретиться с братом Браумином на трифории — подобии балкона в главной часовне монастыря.
— Подозреваю, что его держат в подземелье, — сказал магистр.
Он провел руками по статуе брата Аллабарнета, которого здешние монахи называли братом Яблочное Семечко. Магистр ощущал, с какой любовью сделана эта статуя, и понял: вот истинная работа, вдохновленная Богом.
— И, конечно же, в цепях, — отозвался брат Браумин. — Великий грех ложится на плечи отца-настоятеля за подобное обхождение с героическим кентавром.
Магистр Джоджонах жестом велел ему умолкнуть. Как бы ни был силен гнев, нельзя допустить, чтобы кто-то услышал их речи, направленные против отца-настоятеля.
— Вы спрашивали у него? — поинтересовался брат Браумин.
— Маркворт теперь мало что рассказывает мне, — ответил Джоджонах. — Он знает, что происходит в моем сердце, хотя нельзя сказать, чтобы в своих поступках я чересчур сопротивлялся распоряжениям настоятеля. Он назначил мне встречу утром, на рассвете.
— Чтобы поговорить о Смотрителе?
Джоджонах покачал головой.
— Сомневаюсь, что о кентавре будет произнесено хоть слово. Нам предстоит говорить о моем отъезде. Я так считаю, ибо отец-настоятель намекнул, что я поеду вперед каравана.
Брат Браумин уловил тревогу в голосе Джоджонаха, и его мысли сразу же обратились к двоим прислужникам Маркворта. Не задумал ли отец-настоятель убить Джоджонаха по дороге? Эта мысль ужаснула Браумина и показалась предельно нелепой. Однако как он ни старался, прогнать ее не удавалось. Браумин не решился заговорить об этом вслух, поскольку не сомневался, что и самого Джоджонаха посещают схожие мысли.
— Что требуется от меня? — спросил брат Браумин.
Магистр усмехнулся и как-то неопределенно развел руками.
— Не сворачивай с пути, друг мой, — сказал он. — Храни истину в своем сердце. Едва ли нам по силам что-либо еще. Я не согласен с направлением нашего ордена, но отец-настоятель не одинок. Да, приверженцы нынешнего курса значительно превосходят нас, считающих, что церковь сбилась с пути.
— Наши ряды возрастут, — решительно проговорил брат Браумин.
После того что он увидел и пережил на вершине разрушенной Аиды, он говорил эти слова с глубокой уверенностью. Рука Эвелина со сжатыми пальцами, поднимавшаяся среди каменного хаоса, связала для него воедино все слова, все рассказы об Эвелине и все намеки о заблуждении, в которое впала нынешняя церковь. Стоя у могилы Эвелина, брат Браумин понял свое дальнейшее предназначение. Он знал, что, скорее всего, это приведет его к столкновению с верховными иерархами, но был готов сражаться.
Брат Браумин расправил плечи и уверенно произнес:
— Наш путь — это самый благочестивый путь.
Магистру Джоджонаху было нечего возразить в ответ на эти слова. Добро и справедливость непременно восторжествуют. Он не имел права сомневаться в этом, ибо таков был основополагающий принцип его веры. Но сколько веков еще пройдет, прежде чем Абеликанская церковь вернется на свой истинный путь, и какими неисчислимыми страданиями придется за это заплатить?
— Храни истину в своем сердце, — повторил Джоджонах. — Кротко распространяй слово, но не против отца-настоятеля и подобных ему, а слово во имя Эвелина и тех, кто обладает таким же щедрым сердцем и такой же мудростью души.
— Трудно говорить о кротости, когда кентавра держат в цепях, — возразил брат Браумин. — Отец-настоятель может вынудить нас на открытое выступление против него, когда мы уже не сможем молчать.
— Есть разные степени молчания, брат, — ответил магистр Джоджонах. — А теперь ступай к себе и не бойся за меня. Я спокоен.
Брат Браумин долго глядел на своего дорогого наставника, затем низко поклонился, поцеловал его руку и ушел.
Магистр еще долго пробыл на тихом трифории, разглядывая статуи святых и недавно изготовленную статую брата Аллабарнета. Более века назад этот монах прошел немало миль, сажая яблони для пропитания будущих поселенцев. Настоятель Добринион неустанно хлопотал о канонизации Аллабарнета, мечтая дожить до этого момента.
Магистр Джоджонах помнил немало сказаний о добром и щедром Аллабарнете. Несомненно, этот монах заслуживал такой чести. Однако при нынешнем состоянии церкви сказания о щедрости и самопожертвовании, скорее всего, могли обернуться против брата Аллабарнета.
Магистр Джоджонах не зря тревожился за Смотрителя. Кентавра действительно поместили в подземелье Сент-Прешес, приковав к стене в одном из темных и сырых помещений. Смотритель был изможден до предела. Во-первых, он не успел как следует оправиться после своего ужасного заточения под каменной глыбой. Во-вторых — дорога в Палмарис буквально выжала из него все соки. Монахи применяли магию, заставляя его бежать как можно быстрее.
Кентавр был изможден не только физически. Неудивительно, что отец-настоятель Маркворт, в ту же ночь явившийся в подземелье с гематитом, застал его врасплох.
Не говоря ни слова, Маркворт призвал силу камня, высвободил свой дух из телесной оболочки и вторгся в разум кентавра.
Глаза Смотрителя широко распахнулись, когда он ощутил внутри себя чье-то присутствие. Он забился в цепях, но цепи были крепкими. Тогда он попытался дать отпор на уровне сознания. Именно попытался, поскольку даже не представлял, с чего начать.
Маркворт, этот злой и коварный старик, уже копался у него в мыслях.
— Расскажи мне об Эвелине, — вслух потребовал отец-настоятель.
Смотритель не собирался ничего рассказывать, но одно лишь упоминание этого имени вызвало в его сознании образ Эвелина. Потом на память пришел их поход на Аиду, лица Пони и Элбрайна, Белли'мара Джуравиля, Тантан, а также лица многих других, сражавшихся против прихвостней дракона под Дундалисом. Даже Дар, и тот промелькнул перед мысленным взором кентавра.
Постепенно Смотрителю удалось погасить поток мыслей, но к тому времени отец-настоятель успел узнать очень много. Он узнал, что Эвелин мертв, а камни исчезли. Однако тем двоим, Элбрайну и Пони, судя по всему, удалось выбраться. Если их и ранило, то они явно остались в живых. Маркворт сумел разузнать, что оба они были родом из городка Дундалис, что в Тимберленде, но давно покинули этот город.
Узнал отец-настоятель и о том, что Пони, или Джилсепони Альт, какое-то время жила в Палмарисе.
— Гадина! — вскипел Смотритель, когда наконец Маркворт убрался из его сознания.
— Ты бы мог рассказать мне обо всем этом более простым и легким способом, — ответил отец-настоятель.
— Это тебе-то? — взвился кентавр. — Прав был Эвелин, когда говорил о таких, как ты, и о твоей вонючей церкви!
— А где именно жила эта Джилсепони в Палмарисе?
— И вы еще зоветесь божьими людьми? Но никакой Бог не одобрит ваших делишек, — ответил ему Смотритель. — Ты украл мои мысли, гадина, и ты за это поплатишься!
— А что ты можешь сказать про эльфов? — невозмутимо продолжал расспрашивать Маркворт. — Тол'алфар — так, кажется, называют это племя?
Смотритель плюнул на него.
Маркворт взял другой камень, графит, и ударил строптивого кентавра электрическим разрядом.
— Есть пути легкие, и есть пути трудные, — все так же спокойно произнес Маркворт. — Я пойду тем путем, который ты мне откроешь.
